Читаем без скачивания Дальней дороги - Владимир Михайлов

- Или вы сами оказались сильнее...

Волгин и сам думал так, но не хотел говорить этого вслух.

- Может быть, не знаю... Вероятно, да. Но мы старались сделать так, чтобы ты привыкла, чтобы избавилась от этой страшной тоски по Земле, которую, быть может, можно назвать и страхом перед бесконечностью пространства, перед множеством миров...

- Наверное, можно сказать и так.

- Это все равно. И это повторялось не два, не три раза. И мы не противились. Но однажды ты не вернулась сама, а Дальняя разведка уходила все дальше. Теперь это кажется немного смешным, но тогда достигнутое представлялось громадным.

- И я завидовала вам. А не вернулась потому, что поняла бесполезно. Я не смогу преодолеть себя.

- И осталась на Земле.

- С тех пор я не вылетала даже на Луну. Земля не так уж мала, на ней достаточно места и занятий, - так казалось мне. Но столько лет прошло...

Елена внезапно умолкла, словно спазма перехватила ей горло. За нее закончил Волгин:

- Да, прошло много лет, и ты не нашла своего места, не нашла себе занятия. Не нашла и до сего дня. Так? Какие-то ветры, как сухой лист, гонят тебя по планете и нигде не разрешают остаться надолго...

- Хватит, Волгин, - сказала Елена. - Хватит. Мне не очень легко разговаривать об этом, и я не вижу смысла...

- Смысл есть, в том-то и дело, - сказал Волгин. - Ты ведь согласишься с тем, что мы не только сами должны учиться на своих ошибках, но и учить других; своих детей - прежде всего?

- Трудно было бы возразить. Но при чем тут...

- Слушай, Елена, - сказал Волгин, привстав и перегнувшись через стол, чтобы оказаться как можно ближе к ней. - Слушай, Ленка... Ты ведь не хочешь, чтобы этот, - тот, кто у тебя будет, - пережил то же, что ты, чтобы и он - или она, все равно, - всю жизнь не мог найти свое дело?

- Разве в этом главное? Я-то свое дело нашла, я только не смогла его делать, вот в чем причина...

- Ну пусть так. Ты ведь не станешь желать, чтобы и его постигла такая же судьба?

Она зябко повела плечами.

- Нет, не приведи... Об этом мне страшно и подумать.

- Но гарантировать, что так не получится, ты не можешь.

- Как будто ты можешь, - слабо усмехнулась она.

- Я могу, - сказал Волгин, распрямляясь. - Вот именно, что я - могу.

Елена молчала, недоверчиво глядя на него.

- Тут, понимаешь ли, открываются такие возможности, такие перспективы... Человек будет устремлен туда, в пространство, с самого начала. Он... Погоди, я лучше объясню тебе все по порядку...

Он отодвинул стул и стал расхаживать по комнате, объясняя и растолковывая, крича и размахивая для убедительности руками. Волгин знал, что ему удается передать другим свою убежденность - тогда, когда она у него есть; но он знал еще и то, что убежденность, если даже вначале ее не хватало, приходила к нему именно в процессе разговора, в процессе убеждения других: прежде всего он как бы убеждал сам себя, другие же были свидетелями этого процесса и, раньше или позже, проникались его мыслями сами. Однако сейчас ему не требовалось доказывать что-то себе, и тем убедительнее казались его аргументы. Елена слушала, глядя куда-то вверх, словно не хотела, чтобы слова связывались в сознании с образом Волгина, а существовали бы лишь сами по себе: тогда к оценке их не примешивалась симпатия или антипатия, любое из чувств, которые она могла питать к говорящему.

Наконец он кончил объяснять; наступила пауза, Волгин все еще расхаживал по комнате, но все медленнее, точно гася инерцию, приобретенную во время длинного монолога.

- Это ты... сам придумал? - наконец медленно спросила она.

- Моя идея. И разработкой руководил я сам, конечно. Но вообще много народу работало: целый институт.

- Ты молодец, - искренне сказала она. - Честное слово, ты молодец, и я тебе просто завидую.

- Да ну, что там, - сказал он.

- Нет, я от души тебя поздравляю. Действительно, тебе удалось сделать много. И еще потому завидую, что тебя Земля не выбила из правильного ритма.

Она помолчала.

- Откровенно говоря, тогда... тогда я не ожидала от тебя такого.

- Да нет, - дурашливо сказал Волгин, - мы всегда рады стараться. Значит, получилось, ты считаешь?

- Без сомнения.

- Ну и чудесно. Значит, завтра экспериментируем.

Он произнес это как бы между прочим, как говорят о вещи, которая сама собой разумеется и не заслуживает специальных разговоров. Елена приподняла брови, потом улыбнулась.

- Ты все такой же хитрец, Волгин.

- Разве? - удивился он, весело улыбаясь и как бы показывая этим, что серьезный разговор окончен, и все, что будет сказано впредь, следует воспринимать лишь как шутку. Зато Елена перестала улыбаться.

- Ты хитер, - сказала она убежденно. - Потому что на самом деле ты отлично понимаешь, что признать твой успех, одно, а согласиться на твое предложение - совсем другое.

- Пусть. Но ты ведь согласилась, - сказал он, также перестав улыбаться.

- Тогда напомни, в какой момент это произошло. Напомни, потому что я, откровенно говоря, этого не припоминаю.

- Ну здравствуйте, - сказал он обиженно. - Ты все время слушала и кивала...

- Мне жаль было тебя прерывать. Ты рассказывал очень интересно, как и всегда... Но что касается меня...

- Погоди, - торопливо прервал Волгин. - Погоди. Наверное, ты не до конца поняла. Я тебе гарантирую - я гарантирую, понимаешь? - что твоему ребенку, стоит ему лишь вырасти, легко удастся сделать то, что не удалось тебе. Он будет чувствовать себя как дома там, где ты так и не смогла удержаться. Он пройдет по Вселенной...

- Нет, - сказала Елена. - Все это я поняла.

- Тогда в чем же дело?

- С чего ты взял, что я хочу, чтобы он прошел, как ты говоришь, по Вселенной? Чтобы он где-то там чувствовал себя как дома?

- Но ведь ты сама всю жизнь...

- Я. Но для него я не хочу этого. И прежде всего потому, - но тебе не понять этого, Волгин, - прежде всего потому, что я не хочу с ним расставаться. Ни когда он будет маленьким, ни когда вырастет. Это будет самый близкий мне человек, и если он уйдет с той планеты, на которой вынуждена жить я, мне этого будет не вынести.

Волгин помолчал, ища возражений.

- Но ведь наши матери... - начал он.

- И нашим матерям было нелегко, они только старались не показать этого. Но от наших матерей это не зависело, хотя, вспомни, - ни одна из них не уговаривала нас избрать эту стезю, они наоборот, сопротивлялись, но пассивно, тихо, не желая сделать больно нам. Они предпочитали страдать сами. Я не могу ручаться: может быть, и он со временем изберет такой путь. Но я не сделаю ничего, совсем ничего, чтобы помочь ему в этом. Наоборот, скажу тебе откровенно: если я и тогда смогу как-то помешать этому - я помешаю. Ты понял?

- Понять нетрудно, - проворчал он. - Значит, ты предпочтешь, чтобы твой потомок сидел на Земле, как лягушка в болоте, вместо того, чтобы стать человеком Дальней разведки?