Читаем без скачивания Мерси, камарад! - Гюнтер Хофе

А может, это и хорошо, что охранник не входит и не говорит? «Баумерт, вы обвиняетесь в шпионаже и измене родине…»

И вот наконец звон ключей раздался у двери камеры Баумерта. Вольф встал, слушая, как надзиратель отодвигает верхний и нижний запоры.

В камеру вошел какой-то гражданский. Может, это он разыскал пропавшие документы?

Вошедший сделал знак надзирателю, и тот вышел из камеры, прикрыл дверь, но не запер — ключи безмолвствовали.

— Ну, Баумерт, вы уже одумались? — Незнакомец присел на краешек табуретки.

— Так точно, господин…

— Как долго вы намерены здесь оставаться?

— Мне здесь уже надоело…

Штурмбанфюрер Дернберг не ожидал столь простого ответа.

— Кому вы передали секретные документы? Сколько вам за них заплатили маки? — резко спросил он.

— Простите, господин…

— Можете называть меня штурмбанфюрером. Ну так как?

Баумерт подумал: «Штурмбанфюрер… Значит, он из СД или же из государственной тайной полиции».

— Кому передал? — переспросил Баумерт. — Координаты можно было бы передать на клочке клозетной бумаги, а не на бланках в первом экземпляре.

— При чем здесь клозетная бумага!..

— Может быть, эти документы оказались где-нибудь среди других бумаг, но мне не дали поискать их. Может, они в портфеле у моего командира?

— Наивное объяснение, Баумерт. Придумайте что-нибудь пооригинальнее!.. Чем вы, собственно, занимались до армии?

— Я? Трудно сказать. Абитуриент…

— Абитуриент. По-французски и по-английски разговариваете?

— Разговаривать — нет…

— А вот вам другой вариант: сбитые пилоты английских королевских ВВС в большинстве случаев попадают в руки участников движения Сопротивления, которых потом переправляют к своим. Возможно, ваши документы в качестве своеобразного сувенира попали в такие вот руки?

— Господин штурмбанфюрер, я не думаю, чтобы сбитый пилот отважился сунуть себе в карман такой опасный для него документ. — А про себя Вольф подумал: «Странное несоответствие. У этого человека мягкий овал лица, приятный выговор жителя Вены… Значит, просто маска…»

— А кто кроме вас имеет доступ к зашифрованным документам?

— Командир и его начальник штаба.

— Гм. Оба они ничего не знают, да и не могут знать. — И вдруг на миг штурмбанфюрер сбросил с себя маску. — Если до воскресенья вы не расскажете мне, куда вы дели документы, я передам вас в гестапо для специальной обработки. Вы догадываетесь, что это такое?

— Я уже говорил господину советнику трибунала о том, что я на несколько секунд отходил от стола и…

— Ваши попытки впутать в это дело других наивны и глупы. Уж не хотите ли вы сказать, что подозреваете обер-лейтенанта Клазена? Что можно сделать за то время, пока вы отошли к окну? За эти несколько секунд ни один фокусник не сможет сложить бумаги и куда-то сунуть их. А что со связным Бюнгером? Что он мог сделать, когда вы не сводили глаз со стола?

Баумерт молчал.

Штурмбанфюрер встал. Он был высок и строен.

— Я обещаю сделать из вас отбивную!

Баумерт крепко сжал губы.

— Напрягите свою фантазию и представьте себе на миг, как вы будете выглядеть. — Штурмбанфюрер ногой стукнул в железную дверь, за которой сразу же послышался перезвон ключей.

Когда дверь захлопнулась, от хладнокровия Вольфа но осталось и следа, надежды тоже рассеялись. Остался лишь страх, голый страх.

«Из этого переплета мне не выпутаться… — подумал Баумерт. — Гражданский следователь в звании штурмбанфюрера? Ведь сотрудники СД носят военную форму. Обвинить меня в передаче секретных документов в руки английских летчиков! И я ничего не могу доказать. Даже мой отказ стать офицером и тот действует сейчас против меня».

Стены камеры, казалось, сдвинулись, чтобы задушить Баумерта.

Снова прилетели голуби, звуки в коридоре стали отчетливее — время обеда. Постепенно предметы и события приобрели в сознании Баумерта свои реальные контуры. Он машинально уставился на щель под дверью. Во время раздачи пищи в эту щель арестованному просовывали металлическую миску с едой. Шаги в коридоре приближались. Сейчас сосед-француз тоже получит еду. Послышался легкий скрежет металла по каменному полу.

— Алло, камарад, — зашептал кто-то тихо.

Баумерт подскочил к щели, в которой показалась металлическая тарелка.

— Алло, вы меня слышите?

«Это не немец, — мелькнуло в голове Вольфа. — Уж не ловушка ли это?»

— Да, слышу, что такое? — все же откликнулся он, опускаясь на правое колено и приблизив ухо к самой щели.

— Я слышал, как штурмбанфюрер говорил с гестапо. Он говорил, что вы обвиняетесь в шпионаже. Это очень плохо. Запомните адрес на всякий случай: Рю Ляплас, двадцать пять. Понятно?

Баумерт кивнул, хотя ничего не понимал.

— Запомните: номер двадцать пять…

Шаги удалились.

«Рю Ляплас, двадцать пять! Адрес на всякий случай. Но ведь он меня не знает! Я его никогда не видел и, возможно, никогда не увижу. Никогда ни одного слова ему не сказал. Может, весь разговор подслушал сосед француз слева? Рю Ляплас! Я никогда в жизни не был на этой улице. Кто же живет по этому адресу? Или не живет, но будет поджидать там меня в надежде, что я приду туда».

Вольф вытер пот со лба.

«Адрес на всякий случай, но как я выберусь из тюрьмы?»

Баумерт старался отогнать от себя сомнения, пытался убедить себя в том, что его положение не безнадежно.

Перезвон ключей в коридоре удалялся от его камеры все дальше и дальше. Голуби за окном с шумом взмыли в небо. И хотя оно было затянуто тучами, самолеты противника летели на задание.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

— Н-да… — неопределенно произнес капитан Алоиз Альтдерфер, посмотрев на своего начальника штаба обер-лейтенанта Эйзельта, не желая, чтобы тот понял, как ему понравился его доклад.

— Я считаю, что мы с вами, как члены партии и офицеры, обязаны уладить это дело, хотя оно и не имеет прямого отношения к нам. Как-никак речь идет о секретных документах! В то же время нужно отметить расторопность унтер-офицера, который обратился к нам по данному делу, — деловито объяснял обер-лейтенант.

— Совершенно правильно, Эйзельт, но чего вы хотите от меня? Представьте себе, в какое положение мы поставим нашего генерала! — Альтдерфер придал лицу серьезное выражение. — Давайте все спокойно обдумаем!

Эйзельт заступался за радиотехника Рорбека, который был ему симпатичен, в то время как капитан задумался над тем, какие выгоды мог бы извлечь он сам из этого происшествия.