Читаем без скачивания Мерси, камарад! - Гюнтер Хофе

— Сейчас он обер-лейтенант и командует батареей. Я готов обменять его.

Абонент на другом конце провода внезапно замолчал. Видимо, Пфайлер о чем-то раздумывал.

— Следует сказать, что нам будет трудно перевести боевого командира, имеющего опыт борьбы на Восточном фронте, однако я помогу в этом. У вас Генгенбаху будет лучше.

— У меня в батарее Генгенбах, возможно, еще найдет старых сослуживцев. Я скажу Мюллеру, чтобы он заготовил приказ о переводе. Вы согласны?

Альтдерфер вспомнил обещание генерала Круземарка оказать ему взаимную услугу. В трубку же он сказал:

— Часов в десять я позвоню об этом старику, к этому времени он наверняка проснется.

— Не знаю, как вас и благодарить за все!

— А писарю вашему всыпьте как следует! — сказал Альтдерфер в заключение беседы и, довольный собой, положил трубку.

Так большой капитан поговорил с маленьким майором.

Альтдерфер сидел и думал о том, что теперь Генгенбах навсегда исчезнет из его поля зрения. Таким образом, он отделается от последнего свидетеля, которому доподлинно известно, как в феврале сорок третьего он незаконно получил Железный крест первого класса, так как этого хотел Круземарк. К тому же нет никаких гарантий, что Хельгерт не рассказал этому Генгенбаху не только об этом, но и о выстреле в затылок южнее населенного пункта Котелки… И хотя стрелял он всего лишь в раненого русского, но кто знает… А весь завтрашний день он займется с Мартиной… Он представил, как будет рассказывать ей о том, что ему удалось для нее сделать… И, довольный, потер руки.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Хинрих Тиль завороженным взглядом смотрел на море огней. Из-за мыса Агд над темными лесами линий выкатывался ослепительный диск солнца. А где-то дальше за мысом находились Марсель, Тулон, Ривьера, Ницца, Монте-Карло, а еще дальше Италия. Англичане и американцы сковывали там силы вермахта, не давая тем самым усилить атлантическое и средиземноморское побережья.

Лейтенант с трудом отогнал от себя невеселые мысли и спросил:

— Ну, Герхард, опять ничего не получилось со сном? Зато ты такие чудеса сегодня увидишь и нисколько не пожалеешь.

По лицу лейтенанта Генгенбаха пробежала улыбка.

— Я действительно заинтересовался твоим другом, — сказал он.

— Точнее сказать — партнером по охоте.

Тиль рассказал, как он впервые познакомился с Рейно. Случилось это в одно мартовское утро, когда он охотился на диких уток, которые никак не хотели подпускать его на расстояние выстрела. Пробираясь через густые заросли тростника, он думал… об обеде. И вдруг заметил селезня, который чистил перышки. Но стоило только прогреметь выстрелу, как селезень взметнул в воздух и исчез. Тиль выскочил из своей засады, чтобы перехватить дичь. Пробежав несколько шагов, он остановился и выругался, глядя вслед улетавшему селезню. В этот момент он услышал громкий мужской голос, который что-то приказывал собаке.

Незнакомец назвался Максом Рейно и сообщил, что его собаку тоже зовут Максом. Тут же он извинился за то, что помешал, объяснив, что живет поблизости, арендуя крохотный участок между замком и пляжем. В сороковом году его ранили на Марне, и с тех пор он числится инвалидом. Он страстный охотник, но оба его охотничьих ружья, согласно требованию оккупационных властей, пришлось сдать в комендатуру. Тиль добился, чтобы Рейно вернули его ружья. С тех пор он стал чаще встречаться с ним: забрав пса, они отправлялись на охоту. Побывал он и дома у Макса; француз оказался очень общительным, великолепным рассказчиком, а жена его умела вкусно готовить буквально из ничего. После этого их встречи стали регулярными.

Обер-лейтенант бросил взгляд в сторону мыса. На лбу появилась глубокая складка.

Тиль же снова вспомнил о том, как он, вернувшись из Парижа, рассказал другу о своей встрече с Дениз в «Лидо», о настойчивости Грапентина и о том, как он ночью проводил девушку до дверей ее дома. Передал ему сердечный привет от Дениз. И ничего больше. А ведь тогда, на обратном пути в часть, Тиль твердо решил, что признается другу во всем. Однако стоило ему оказаться перед Генгенбахом, как он словно онемел, не смея произнести ни слова правды. Он ограничился передачей привета, об остальном умолчал. По лицу Генгенбаха расплылась довольная улыбка, хотя глаза ждали еще чего-то.

«Расскажу в другой раз», — решил лейтенант.

Дверь маленького домика распахнулась, и на пороге показался Макс Рейно с радостной улыбкой на лице и в неизменной баскской шапочке. В руках он нес продолговатую плетеную корзину, накрытую белоснежной салфеткой.

— Мосье, я очень рад, что могу быть вашим проводником… Уток и рыбы здесь сколько угодно! Особенно диких уток, правда, они сейчас не такие жирные, как в марте, когда прилетают из Африки, чтобы сделать здесь небольшую передышку по пути в Центральную Европу. А какая рыба водится в наших озерах!

Они поздоровались, Тиль представил Макса своему другу.

— А захватить ружья вы не забыли?

— Вот они!

Охотник так и засиял, любовно поглаживая вороненые стволы.

Тиль вел машину. В низинах стлался туман, так как солнце еще не встало. Они ехали в направлении Безье, а оттуда дальше на восток по дороге на Сет, попадая временами то на земли департамента Эро, то на земли Гара. Ехали вдоль побережья моря по узкой полоске земли, на которой то и дело попадались крохотные озерца, отделенные от пляжа порой всего несколькими метрами земли. По этой узкой полоске земли проходила и железнодорожная линия, которая начиналась в Авиньоне и через Ним и Монпелье вела в Нарбонн.

Рейно показывал дорогу. Вскоре они съехали с шоссе и подъехали к хижине, крыша которой была крыта камышом.

Лейтенант вспомнил вдруг разговор, который вели между собой в Париже Грапентин и Дернберг. В середине мая наиболее опасные с точки зрения высадки десанта участки побережья Ла-Манша были перекрыты, вернее, затоплены водой. Приблизительно полтора миллиарда кубометров воды на одной тысяче квадратных километров суши в устье рек Див, Вир и на полуострове Котантен вблизи Шербура — своеобразное естественное препятствие для противника. На севере страны вырубили целые леса, образовав завалы и надолбы из стволов, спиленных на расстоянии нескольких метров от земли, местами их минировали. Гитлеровские солдаты называли эти заграждения роммелевской спаржей, которая представляла серьезную опасность для парашютного десанта противника и планеров с грузом.

Здесь же, на юге, затоплена была только дельта реки Роны, которая сделалась почти непроходимой для судов, однако на участке побережья, обороняемого частью, в которой служил Тиль, не было абсолютно никаких заграждений, которые препятствовали бы высадке вражеского десанта.