Читаем без скачивания Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов - Мари-Франсуа Горон

Дюкре подошел вплоть до дверей Лемарделе, но, раздумав, повернул назад и пошел наудачу до первого красного фонаря полицейского поста и сказал полисмену, стоявшему у дверей:

— Я — убийца, не угодно ли вам меня арестовать?

— Убирайся ты ко всем чертям, негодный шалопай! — ответил блюститель порядка, наградив его здоровенным пинком в спину.

Но Дюкре был упрям, он хотел во что бы то ни стало попасть в тюрьму. К тому же его сильно мучил голод. Он сообразил, что еще один проступок не ухудшит его положения, и смело направился в первый попавшийся трактир, где приказал подать ужин. Когда ему предоставили счет, он объявил хозяину:

— У меня нет денег. Я — убийца, арестуйте меня.

— Вот негодяй, которому вздумалось устроить скандал в моем доме! — воскликнул хозяин трактира. И, взяв Дюкре за шиворот, он вытолкал его на улицу. — Смотри, головорез! Вот, как я расплачиваюсь.

Этому убийце, очевидно, не везло. Дважды потерпев неудачу он побрел дальше.

Он встретил двух полицейских агентов, с которыми заговорил весьма смело.

— Может быть, это правда! — предположил один агент.

— Отведем его на всякий случай в участок… — сказал другой.

Таким образом, убийца добился своей цели и был, наконец, арестован.

Я начал мало-помалу осваиваться с моими новыми обязанностями, и если господину Тайлору, как я уже говорил выше, недоставало энергии и духа инициативы, зато он, бесспорно, стал превосходным учителем для такого новичка, как я, так как был глубоким знатоком закона и обладал поразительными выдержкой и тактом. Я всегда относился к нему с величайшим уважением, и вплоть до его отъезда между нами существовали самые лучшие отношения.

Часто он откровенно беседовал со мной о своих огорчениях, потому что должность начальника сыскной полиции не только самая трудная и ответственная, но также и видная.

Этот период времени был наиболее активным во всей моей жизни. Мне приходилось вести массу дел под руководством господина Тайлора, который, впрочем, предоставил мне полную свободу в ведении розысков о двух шайках воров.

Эти два дела чрезвычайно интересны и доказывают, до какой степени еще живы старинные традиции Картушей.

Сначала я намерен поговорить о знаменитой шайке Делонг или Лафон, которая причинила мне массу хлопот, но в то же время дала повод к очень интересным психологическим наблюдениям. В одно прекрасное утро некто Лафон был пойман с поличным при воровстве в книжном магазине Фламариона в галереях Одеона. Разумеется, вор назвался вымышленным именем — Ренье, но я очень скоро узнал, что это неправда, так как он под фамилией Лафон содержал на улице Амстердам маленькую книжную лавочку, которую пополнял книгами, наворованными в различных больших магазинах.

Скоро новые сведения окончательно выяснили моральный облик этого субъекта.

Этот Лелонг уже под третьим именем Даниэль оповещал в мэрии улицы Друо о своем бракосочетании с мадемуазель Z., молодой девушкой из прекрасной семьи, которую негодяй очень ловко обманул как относительно своего общественного положения, так и нравственных качеств.

Казалось весьма сомнительным, чтобы подобный рыцарь легкой наживы имел на совести только кражу нескольких книг.

Вот почему я назначил тайный надзор над его лавочкой, и скоро мы узнали, что Лелонг был главой и организатором шайки воров, которая опустошала наиболее шикарные магазины Парижа, но до сих пор ускользала от полиции.

Лелонг с дьявольской ловкостью завлекал к себе приказчиков всех больших магазинов в квартале Сен-Дени, каковы, например, торговые фирмы «Грелу», «Каген» и «Фавро», «Обине», «Буден» и пр. Он ссужал этих молодых людей незначительными суммами денег, а потом склонял их воровать товары в уплату долга.

Как только несчастные совершали первую кражу, они попадали во власть Лелонга. Этот негодяй, под угрозой доноса, принуждал их продолжать красть… Наворованного товара нашлось на очень значительную сумму, достаточно сказать, что я нашел одних лент на 30 000 франков. Но самый интересный инцидент во всем этом деле разыгрался в окружном суде.

Адвокат одного из обвиняемых указал на меня, как на свидетеля в пользу его клиента, и я, без всякого умысла, просто потому, что это казалось мне справедливым, просил снисходительности присяжных к этим молодым людям, которые по вине опасного шантажиста могли сделаться профессиональными ворами.

Во время перерыва прокурор отозвал меня в сторону, и между нами произошло довольно крупное объяснение.

В ответ на выраженное им удивление, что магистрат «позволил себе выступить в роли» свидетеля со стороны обвиняемого, я ответил, что считал первым и самым главным долгом магистрата сказать правду, как подсказывает совесть, а не стараться во что бы то ни стало обвинять нескольких несчастных, которые и без того уже наказаны восьмимесячным арестом.

Этот инцидент сильно меня опечалил.

К сожалению, есть много магистратов, которые считают личным для себя поражением оправдание подсудимого или смягчение вины.

Предвижу, что найдутся люди, которые, прочитав эти строки, пожмут плечами и скажут: «Какая странная сентиментальность у полицейского, обязанность которого состоит в том, чтобы преследовать и задерживать виновных!» Но я отвечу, что эти люди не знают психологической стороны страстных охотников, которые не едят убитой ими дичи.

Полицейский, которому нередко приходится проводить целые ночи без сна, если убийца или вор ускользнет ото всех его розысков, вздыхает с облегчением, когда дичь, наконец, поймана, и это чувство удовлетворенности тотчас же располагает его к снисходительности по отношению к обезоруженному, который уже в его руках. Самолюбие полицейского удовлетворено.

Самолюбие судьи выступает на сцену с того момента, когда он начинает требовать головы подсудимого.

Если требование его удовлетворено, то очень часто он же начинает хлопотать о помиловании!

Только один палач жаждет до конца «чисто обработать дело» и просит только, чтобы не повредили его «машины».

Как видите, самолюбие — главный грех всех наших чиновников!

После шайки магазинных воров немало хлопот мне доставила шайка, специальностью которой было грабить виллы в окрестностях Парижа.

Случай, как всегда, навел полицию на следы этих грабителей.

В одно январское утро, на рассвете, какие-то три субъекта с огромными тюками явились на одну из городских железнодорожных станций. Размеры их ноши заинтриговали дежурного жандарма, который пожелал задать им несколько вопросов, тогда двое, бросив тюки, убежали, а третий, схваченный жандармом за руку, выхватил револьвер, чтобы защищаться.

Полицейский, с помощью начальника станции и двух служащих, связал его по рукам и ногам и доставил ко мне. Субъект оказался рецидивистом, уже несколько раз судившимся. Он очень скоро сознался, что в компании с двумя сообщниками ограбил дачу в Сент-Манде и принадлежит к шайке, практикующей этого рода кражи.

Восемнадцать негодяев попали на скамью подсудимых. Главарь шайки Гильоме по прозвищу Драница, так как его