Читаем без скачивания Правила Дома сидра - John Irving

Однажды в детской он увидел мать, отказавшуюся от ребенка. Она не искала свою малышку, просто стояла в больничном халате посреди детской с закрытыми глазами, впитывая в себя запахи и звуки спящих младенцев. Гомер боялся, что она разбудит сестру Анджелу, дремавшую на дежурной койке, и сестра Анджела на нее рассердится. Медленно, осторожно, как, по мнению Гомера, надо обращаться с лунатиками, он отвел женщину в палату для матерей. Матери часто просыпались, когда он заглядывал к ним, просили пить, и он приносил им стакан воды.

Женщины, приезжавшие делать аборт, редко оставались на ночь. После абортов приходят в себя быстрее, чем после родов. Д-р Кедр заметил, что они предпочитают приехать спозаранку и уехать в тот же день с наступлением сумерек. Днем плач новорожденных не так слышен из-за шумных игр старших детей, разговоров матерей и сестер, а именно детский плач особенно волновал женщин после аборта. По ночам, если не считать журчания, доносившегося изредка с кровати Джона Уилбура, и кашля Фаззи Бука, все было тихо. Разве что ухнет сова или заплачет младенец. Не составляло труда заметить, что женщинам после аборта тяжело слышать их плач. Роды принимаются не по графику, зато аборты д-р Кедр всегда назначал на утро, после чего женщина днем отдыхала и вечером покидала приют. Некоторые жили далеко, он советовал им приезжать накануне: на ночь он даст снотворное, а за день успеют набраться сил для обратной дороги.

Женщины, приехавшие вечером, никогда не ночевали в одной палате с пациентками на сносях или уже родившими. Гомер, бродя в бессонные ночи по Сент-Облаку, видел, что лица у этих женщин во сне так же тревожны, как лица родивших или готовых родить. Гомер пытался представить себе, среди спящих и бодрствующих, лицо собственной матери. Куда она уехала после родов? А может, ей и некуда было ехать? Что в те дни думал его отец (если знал, что будет отцом), пока она здесь лежала? И вообще, знала ли она, кто отец?

Женщины иногда спрашивали его:

— Это у тебя практика?

— Ты будешь врачом, когда вырастешь?

— Ты тоже сирота?

— Сколько тебе лет? Тебя не усыновляли?

— Может, тебя взяли, а потом вернули?

— Тебе здесь нравится?

И он отвечал:

— Можно сказать и так.

— Наверно, буду, доктор Кедр — очень хороший учитель.

— Да, сирота.

— Скоро шестнадцать. Были попытки, но усыновление не для меня.

— Я сам захотел вернуться.

— Да, мне здесь нравится.

— Значит, ты отказался бы, если бы кто захотел тебя усыновить? — спросила одна из женщин, с огромным животом под туго натянутой простыней.

— Отказался бы. Точно.

— И ты даже не думаешь об этом?

— Думаю. Но сколько бы ни думал, все равно не передумаю. Буду здесь, пока нужен. Пока приношу пользу.

Беременная женщина заплакала. Гомер боялся взглянуть на нее, живот у нее, казалось, сию минуту лопнет.

— «Пока приношу пользу», — повторила она сквозь слезы, как будто переняла у Гомера повторять окончания фраз. Спустила к ногам простыню, задрала больничную рубашку. Сестра Эдна уже побрила ее.

Женщина положила руки на огромный живот.

— Гомер, — прошептала она. — Хочешь принести пользу?

— Да. — У Гомера перехватило дыхание.

— Никто, кроме меня самой, не клал мне на живот руку. Никто не прикладывал ухо послушать, как он там. Нельзя беременеть, если некому слушать, как ребенок ворочается у тебя под сердцем. Правда?

— Не знаю, — проговорил Гомер.

— А ты не можешь положить мне на живот свою руку?

— Конечно, могу, — сказал Гомер и коснулся ладонью твердого горячего живота.

— Приложи сюда ухо, — попросила женщина.

Он приблизил к животу ухо, и женщина с силой прижала его к себе. Внутри у нее как будто били на барабане. Вся она была горячая, как выключенный, но еще не остывший мотор. Если бы Гомер видел океан, он сравнил бы ее еще с колыханием прибоя, с волнами, набегающими на берег и откатывающимися назад.

— Нельзя родить ребенка, если никто не хочет спать, положив сюда голову, — шептала женщина, похлопывая ладонью по животу рядом с головой Гомера.

«Куда сюда?» — думал Гомер, ведь на всем животе и грудях не было ни одного плоского местечка. Груди были все-таки более подходящей подушкой, но она говорила не о них. Вслушиваясь в бурление и ворочание у нее в животе, Гомеру не верилось, что там только один ребенок. Ему померещилось, что там целый народ.

— Хочешь принести пользу? — спросила женщина, продолжая тихо плакать. — Поспи так немного.

Он сделал вид, что спит на этом живом валуне, к которому она все прижимала и прижимала его голову. Он первый понял, что у нее стали отходить воды; наплакавшись, она забылась коротким сном. Гомер, не будя ее, пошел искать сестру Эдну. И с первыми проблесками зари родилась крепкая, восьми фунтов, девочка. Сестры Эдна и Анджела девочкам имен не давали; нарекли ее через несколько дней — не то миссис Гроган, любившая ирландские имена, не то секретарша, которая плохо печатала на машинке (это из-за нее Мелони упустила шанс именоваться Мелоди), но обожала придумывать девочкам имена.

Сколько потом ни искал Гомер эту девочку, так и не смог найти. Вглядывался в появившихся той ночью детей, как будто не сомневался, что ночное бдение на животе ее матери обострит его чувства и он опознает ее.

Но конечно, он ее не нашел. Примет на ней никаких не было, единственной подсказкой были звуки материнского чрева.

Он даже Мелони посвятил в эту игру. Но Мелони, верная себе, отнеслась к ней с насмешкой.

— Что, по-твоему, девочка могла сделать такого в животе, чтобы ты потом узнал ее? Булькнуть, пукнуть или стукнуть тебя пяткой по уху? — сказала она.

Гомер ничего не ответил. Это была его сокровенная игра — для себя и с собой. Сироты любят такие игры. Есть еще одна стародавняя игра: сирота вдруг вообразит, что родители, одумавшись, теперь всюду ищут его. А Гомер целую ночь провел с матерью уже потерявшейся девочки, узнал, что и отец никогда не будет ее искать. Может, потому он и пытался найти ее. Она наверняка будет когда-нибудь играть в «одумавшихся родителей», так пусть хоть один человек на земле ищет ее, даже если это просто другой сирота.

Д-р Кедр решил поговорить с Гомером о Мелони.

— Злость — смешная штука… — сказал он, уверенный, однако, что это не совсем так.

— Я что хочу сказать, — перебил его Гомер. — Я согласен, отрывок с этим самым солнышком и правда слишком чувствительный. Читаешь его, и тебя коробит. Но Джейн Эйр именно так говорит, просто она такая. Что тут поделаешь. А Мелони почему-то зашлась от злости.

И д-р Кедр стал рассказывать. Мелони — одна из немногих сирот, родившихся не в больнице приюта. Ее нашли рано утром у больничной двери. Ей было года четыре, может пять, она всегда была крупный ребенок, и точно определить, сколько ей лет, никто не мог. До восьми или девяти лет она молчала, и д-р Кедр даже подумал, что имеет дело с умственно отсталым ребенком. Но проблема заключалась в другом.

— Мелони всегда была злюка, — говорил д-р Кедр. — Мы не знаем, где она родилась, у кого, что пережила в раннем детстве. И она сама вряд ли сознает причину своего озлобления. — Кедр замолчал, взвешивая, сказать ли Гомеру, что Мелони пробовали отдать на воспитание более четырех раз. И все-таки решился. — Мелони претерпела несколько неудачных удочерений, — осторожно произнес он. — Попроси ее рассказать об этом, если представится случай. Рассказывая, она даст выход накопившейся злобе. Как раз то, что в ее случае нужно.

— Спросить об удочерении? — Гомер покачал головой. — Не знаю. Я никогда ни о чем с ней не разговариваю.

Д-р Кедр тут же пожалел о сказанном. Наверное, Мелони помнит о своей первой семье. Они вернули ее обратно, утверждая, что она укусила их любимую собачку, подравшись из-за мяча. Ладно бы один раз. Но она все время ее кусала, уверяли они. Подкрадется к собаке, когда та ест или спит, и куснет. Собака чуть не сошла с ума.

От вторых и третьих родителей Мелони сама сбежала, объяснив побег тем, что отцы или братья в этих семействах проявляли к ней нездоровый интерес. Четвертая семья обвинила Мелони в нездоровом интересе к младшей дочери. Пятые родители из-за Мелони разошлись. Жена утверждала, что муж соблазнил приемную дочь. Муж утверждал, что приемная дочь сама соблазнила его, применив насилие. Мелони прокомментировала ситуацию недвусмысленно. «Меня соблазнить не может никто», — гордо заявила она миссис Гроган. В шестом семействе вскоре после появления Мелони умер муж, и жена отправила ее назад в Сент-Облако, написав, что одна не сможет воспитывать Мелони, чувствуя себя недостаточно к этому подготовленной. (В разговоре с миссис Гроган Мелони отпустила только одно замечание: «Видели бы вы эту неподготовленную!»)

Не дай Бог Гомеру услышать все это из уст самой Мелони, подумал д-р Кедр. И совсем огорчился. Чему только он не учит Гомера, допустил до таких операций! Так почему же старается оградить его от темных сторон жизни?