Читаем без скачивания Право на поиск - Сергей Снегов

Чарли, шагая по кабинету, с минуту размышлял.

- Согласен. Надо опять идти к Рою. И немедленно. Поднимайся, отправимся вместе.

- Нет, - сказал я. - К Рою пойдет один человек. Этот чеовек - я. Ты останешься у себя.

Чарли выглядел таким удивленным, что я едва не рассмеялся, хотя мне было не до смеха.

- Ты слишком волнуешься, Чарли, - продолжал я. - И ты увлекаешься собственной аргументацией. Боюсь, на педанта Роя это действует плохо. Доверь переговоры мне.

Чарли принимал решения без долгих колебаний.

- Иди один. Если ты переубедил меня, то с ним будет проще: все же не переубеждать, а убеждать. Превратить его дремучее невежество хотя бы в еле брезжущий рассвет знания.

- Та самая простота, которая хуже воровства, - ответил я в его стиле, и он захохотал: реплика отвечала обстановке.

От института до гостиницы было метров пятьсот, но я потратил на них полчаса. Уверенность, с какой я разговаривал с Чарли, вдруг испарилась. Убедить Роя я мог только исповедью, а не вывязыванием цепочки аргументов. На исповедь я не пошел бы ни к Жанне, ни к Чарли. И я не был уверен, что скорбная откровенность подействует на сухого землянина. Что, если и последняя моя отчаянная попытка спасти процесс будет напрасной? Нужно тысячу раз подумать, сотни раз взвесить все "за" и "против", прежде чем постучать в дверь Роя. Я шел, останавливался, стоял - ни одной мысли не возникало в голове, - снова шел. Меня вела неотвратимость.

На двери Роя горел зеленый глазок: он был у себя и не запрещал входа. Я постучал и вошел. Рой стоял у окна. Он сделал шаг ко мне и показал рукой на кресло. Ни на лице, ни в голосе его не было удивления. Он очень спокойно сказал:

- Хотя и поздно, но вы пришли!

8

- Хотя и поздно, но вы пришли! - повторил он, усаживаясь против меня.

- Почему поздно? - Это была единственная возникшая мысль, и я высказал ее, ибо надо было что-то сказать. И, еще не закончив, сообразил, что начать следовало не так.

Но Рой, похоже, не нашел в моей реакции на его слова ничего странного. Возможно, именно такого начала беседы он и ожидал.

- Почему поздно? Мне кажется, вы это должны понимать. Вам лучше было прийти до того, как я наложил запрет на все работы с трансформатором времени. Не появилось бы протестов у ваших коллег.

- Да, пожалуй, так было бы логичней, - согласился я и удивился тому, что он сказал, и тому, что я ответил. Так можно было говорить только после исповеди, а я еще ни в чем не повинился.

Рой смотрел пристально, но без настороженности и отстраненности, раньше я видел в его глазах только эти два настроя: настороженность и ощутимое, как рукой, отстранение. Он знал, с чем я пришел, - не конкретные факты, конечно, но мою готовность искренне поведать о фактах. И я ответно на его знание знал, что ничего теперь не утаю. И, понимая это, я понял, что и мне предоставлено право требовать ответа на мои недоумения и что лучше мои вопросы ставить сразу. Я начал так:

- Рой, разговор наш будет не из легких, для меня по крайней мере. И я хотел бы, чтобы раньше разъяснились некоторые ваши странности. Почему вы еще в аэробусе выделили меня среди других? Вы не знали, кто я, какая связь между мной и взрывом, ваши глаза невозмутимо обегали наши лица, ни на ком не задерживаясь, а на мне задержались. Ваш взгляд словно споткнулся, когда упал на меня. Не знаю, заметили это другие или нет, но я не мог не заметить. Скажу больше: я содрогнулся. Надеюсь, мой вопрос не показался вам нетактичным?

Рою вопрос показался естественным. Он отвечал с исчерпывающей обстоятельностью. Чарли, тоже поклонник обстоятельности, выдал бы ответ в форме деловой справки, присоленной для оживления остротой, приперченной неожиданным парадоксом. У Роя была иная манера: он преобразовал ответ в исследование, представил мне продуманную концепцию, как я выгляжу при первом знакомстве и какие мысли порождает даже случайный взгляд, брошенный на меня. Он выделил меня среди прочих пассажиров аэробуса потому, что я сам выделился. Все пассажиры просто смотрели на него, а я всматривался, я изучал, размышлял о нем. То, что это настойчивое изучение и что оно отражает какую-то важную мысль, Рой понял сразу. И, поняв, заинтересовался мной, а заинтересовавшись, удивился, а удивившись, сам стал размышлять обо мне. Я непрерывно менял выражение лица и позу: то мрачнел, то светлел, то замирал на сиденье, то вдруг нервно дергался - таким я увиделся ему в аэробусе. Все это явно шло изнутри, не от реплик пассажиров и Роя, а от собственных мыслей. "Каких мыслей? - спросил себя Рой и ответил: - Тех, которые возникли в этом молчаливом человеке вследствие того, что я прибыл на Уранию и сейчас сижу перед ним. Стало быть, он, этот уранин, всех непосредственней связан с трагедией и самого точного анализа происшествия я должен ждать от него". Рой вполне окреп в таком убеждении, прежде чем аэробус оказался перед гостиницей.

- Я вскоре узнал, кто вы такой, узнал о гибели вашего помощника Павла Ковальского, - продолжал Рой. - Ваш приход ко мне становился необходим. Я ожидал, что вы потребуете, чтобы я принял вас раньше всех. Но вы не торопились. Это было странно. А потом явились вместе с Чарльзом Гриценко и позволили ему вести всю беседу. Объяснить ваше настороженное молчание особым почтением к своему начальнику я не мог, у вас с ним отношения свободные, вы, я заметил, иногда так на него огрызаетесь, что на Земле это сочли бы развязностью. Вы предоставили ему привилегию разговора, ибо боялись что-то выдать каким-нибудь неосторожным словом. Ваше молчание шло от предписания себе молчать. И тогда я захотел показать вам, что понимаю вашу задумку, - стал демонстративно игнорировать вас, повернулся к вам спиной. Я был уверен, что вы встревожитесь и чем-либо выдадите себя.

- Вы не ошиблись: я встревожился. Но я не выдал себя.

- Упорно сохраняемым молчанием вы подтвердили, что таите секрет. И я подумал, что секрет этот, видимо, нельзя открыть директору института, а ведь вы пришли с ним.

- Правильный вывод. Я не мог поделиться известной мне тайной с Чарльзом Гриценко.

- Но если вы хотели рассказать ее мне, вы должны были потом прийти сами. А вы не шли. Я вызвал Жанну Зорину. Она поведала немало интересных фактов о себе, о Ковальском, о вас. Но тайны она не раскрыла. Если она и знает ее, то сумела сохранить при себе.

- Она знает лишь часть тайны, и я умолял ее даже намеком не касаться этого. А всего она не могла бы вам поведать, если бы и захотела.

- После разговора с ней я окончательно утвердился, что только вы можете пролить свет на взрыв. А вы по-прежнему не шли. Это означало, что вы хотите сохранить секрет. Ради чего? Загадка взрыва, несомненно, связана с вашей лабораторией, стало быть, ваша цель - продолжать исследования как прежде. И тогда я объявил о запрете экспериментов с трансформацией атомного времени. Основание достаточное, хотя друг Чарльз его запальчиво оспаривает: его собственная теория обратного хода времени указывает на возможность новых катастроф. Перспектива закрытия вашей лаборатории подействовала - вы пришли. Теперь я слушаю вас.