Читаем без скачивания Отныне и вовек - Джеймс Джонс

— В тюрьме все проще. Там тобой командуют те, кого ты ненавидишь, и ты можешь ненавидеть их сколько душе угодно — времени для этого хоть отбавляй, а все вокруг твою ненависть только поддерживают. Делаешь то, что они тебе приказывают, и ненавидишь их, но при этом не волнуешься, что чем-то их заденешь, потому что тебе их все равно никак не задеть.

— Ты, когда вышел, даже не позвонил мне, — сказала Альма. — Ты же целых девять дней не приезжал и даже не звонил.

— Да ведь ради тебя же самой, черт побери! Чтобы тебя ни во что не впутывать!

Она не улыбнулась. Она сейчас относилась к нему, скорее как мать к ребенку. С тех пор как он поправился, он не позволял ей относиться к нему так.

— Пру, глупенький ты мой. — Она подошла, обняла его за шею и притянула к себе. — Ну не сердись. Пойдем.

Он встал и пошел за ней.

Она повела его в спальню.

Все как бывало уже много раз, когда они сначала ссорились, а потом мирились и, нежно обнявшись, шли в спальню. Твоя подача — очко тебе, моя подача — очко мне, и так каждый день, до бесконечности. Он не мог забыть, что он больше не солдат. Он вспоминал об этом снова и снова. Не вспоминать удавалось, пожалуй, только когда он читал, подкрепляя достоверность книги хорошей порцией виски.

Альма понимала это. Они оба понимали. Прозрачная стена отстраненности снова разгораживала их, и пробиться через нее можно было, очевидно, только одним способом — разъяриться так, чтобы гнев проломил ее насквозь. Хорошенький способ вернуть близость. Они услышали, как в соседней комнате встала Жоржетта, и вскоре вернулись на кухню. На этот раз ни ей, ни ему не захотелось остаться потом в постели. Они сидели на кухне и пили кофе; сменившая желание опустошенность и гнетущая, неподвластная им тишина заставили их вдруг почувствовать себя очень старыми, и от этого они неожиданно стали друг другу гораздо ближе и роднее, чем даже в минуты страсти, от которой сейчас не осталось ничего.

А потом вошла Жоржетта, лучащаяся дружелюбием, как веселый щенок-переросток, хотя, как и большинство героинь ее книжной коллекции, она была женщина крупная; ее большое тело пряталось сейчас лишь под тонким халатиком в размазанных пятнах пудры, делавших ее, как ни странно, не отталкивающей, а, напротив, очень соблазнительной.

Альма холодно взглянула на Пруита и отвела глаза.

Пруит старался не смотреть на Жоржетту. Даже когда с ней разговаривал, смотрел на Альму, или на плиту, или себе на руки.

Через полчаса Жоржетта, ничего не понимая, обиженно поднялась из-за стола и пошла в свою комнату одеваться. Из дому она ушла раньше обычного. Ей надо пройтись по магазинам, сказала она, и до двух она не управится, поэтому поедет прямо на работу.

Альма тоже ушла рано, сказав, что пообедает в городе.

Когда они ушли, он попытался читать, но сегодняшнее утро разнесло традиционный миф в щепки — роман и так с каждой страницей убеждал все меньше, — и он не сумел целиком погрузиться в книгу. Он просто читал слова. И даже выпив чуть ли не полбутылки, все равно мог только читать слова. Ему не удавалось отвлечься и не вспоминать, что он больше не солдат.

Хорошо, но все-таки, что ты решил?

В ящике письменного стола Альма хранила вместе с коробкой патронов заряженный «Смит и Вессон» служебного образца, который ей когда-то подарил один местный полицейский, и он взял его.

Что бы ни случилось, в тюрьму он не вернется ни за что. Если бы в прежнюю тюрьму, чтобы рядом Анджело, и Мэллой, и Банко, и вообще все как было, тогда бы он согласился. Но в тюрьму, где никого их не будет, где наверняка уже есть новый Толстомордый и где поменялось все, кроме разве что майора Томпсона, — нет!

Он вытряхнул из обоймы старые патроны, вложенные туда, вероятно, несколько лет назад, зарядил пистолет новыми из коробки и еще несколько штук положил в карман. Потом запасся деньгами — деньги Альма хранила тоже в столе, — спустился пешком в Каймуки, сел на автобус, идущий до Беретании, и поехал в «Алый бубон» навестить Розу и Чарли Чана.

До чего же хорошо снова оказаться на улице — солнце, воздух… В боку еще немного тянуло, но идти было не больно. Пистолет он заткнул за пояс, и пришлось надеть пиджак, но, несмотря на жару, его это не раздражало, потому что пиджак был из легкого «тропика», с красиво отстроченными лацканами (девушки купили его тогда же, вместе с брюками и халатом), и ему казалось, он выглядит в нем очень элегантно.

Он сошел с автобуса на конечной и не спеша вернулся на два квартала назад мимо переулка, упирающегося в гриль-бар «Лесная избушка». В переулке ничего не изменилось, все было как раньше.

В «Бубоне» никого не было. Какие-то матросы пили пиво и тщетно заигрывали с Розой, признающей исключительно армию, но никак не флот. Он сидел за стойкой, пил виски — с содовой, чтобы не перепить и не попасться на глаза патрулю, — и разговаривал с Чарли.

Вся седьмая рота еще в поле, объяснил ему Чарли, строит дзоты на мысе Макапуу, поэтому никого и нет. Как начались маневры, никто и не заходит. Оцень пусто у нас, мелтвый сезон.

Потом подсела Роза и улыбаясь спросила, как ему на гражданке, нравится? Сперва он испугался, вернее, насторожился, но тут же напомнил себе, что, конечно, здесь всё знают, а Роза с Чарли дружно засмеялись, вроде как все это очень смешно, и спросили, сколько он решил гулять в отпуске. Про Толстомордого не было сказано ни слова. И он потом еще довольно долго трепался с ними о вольной жизни гражданского человека.

Он и сам не знал, на что он, собственно, надеялся. Во-первых, он, конечно, надеялся, что застанет здесь кого-нибудь из роты. Про строительство дзотов он не знал. Он понимал, что заявляться сюда рискованно, но надеялся, что никто из роты его не заложит. Заложить мог бы только Айк Галович, но Айк в «Бубон» не ходил.

От Розы он узнал, что Старого Айка поперли. Должно быть, на следующий день после моего ухода, прикинул он. И еще Роза рассказала, что Тербера должны произвести в офицеры; если он что-то и слышал об этом в те девять дней, пока ждал встречи с Толстомордым, ему это, наверно, не запало в память. Новый командир, похоже, не такой уж плохой парень, сказала Роза.

Чем больше они говорили, тем больше он тосковал. Надо было крепко держать себя в руках, чтобы не напиться. Он готов был голову дать на отсечение, что на Макапуу ребятам сейчас сурово — строить дзоты на голой скале, еще бы! Но странно, вместо того чтобы радоваться, что он избавлен от этой суровой жизни, он разволновался и ему захотелось сию же минуту оказаться на Макапуу вместе с остальными.

Он просидел в «Бубоне» часов до десяти. Чтобы виски не ударил в голову, ел обильно сдобренные луком и горчицей котлеты, которые Чарли готовил на кухне за баром, и, хотя они были минимум на треть из хлеба, убеждал себя, что давно не пробовал ничего вкуснее.

В шести кабинках и за четырьмя столиками было много матросов, но ни одного солдата. Солдаты тепель совсем не плиеззай, сказал Чарли. Потом пришел нынешний «постоянный» Розы, штаб-сержант из полевого артиллерийского, и Роза — раскосые китайские глазки, а нос и рот совершенно португальские, — вихляя обалденно симпатичной, манящей попкой, какие бывают, пожалуй, только у наполовину китаянок, наполовину португалок, оставила Пруита в одиночестве у стойки и, когда не надо было разносить пиво, сидела со своим штаб-сержантом в отдельной кабинке.

А Чарли все жаловался, что из-за эти дулацкие дзоты вся бизнеса плохо, ланьше такой маневла не было, быстлее бы концилось, тогда холосо будет.

Пруит уже собрался уходить, когда Роза случайно вспомнила, что накануне маневров, да, в самый последний вечер, заглядывал Цербер и спрашивал про него. Здорово он их разыграл, сказала она.

Что им передать Церберу, если тот опять зайдет? И Роза и Чан с интересом ждали его ответа.

— Скажите, что я здесь был, — не задумываясь ответил он. — Скажите, я очень по нему соскучился, прямо-таки жить без него не могу. Еще скажите, что я его тоже ищу, — добавил он, — и, если он хочет со мной встретиться, пусть почаще заглядывает сюда.

Роза и Чан кивнули. Они не удивились. Они привыкли к этим сумаседсим солдатам. Алмия, цего тут сказесь? В алмии все сумаседсие, мозги набеклень.

Домой он добрался около двенадцати. Он снова поехал на автобусе, а не на такси. Может потому, что в автобусе было легче чувствовать себя свободным человеком: ведь люди, с которыми он ехал, могли ходить куда им вздумается и не дергались каждый раз, когда видели на углу полицейского. Он убрал пистолет в стол, а запасные патроны переложил из кармана в коробку. Когда в полтретьего вернулись Жоржетта и Альма, он уже спал.

Глава 49

Если бы Роза не сказала ему про Цербера, он, наверное, больше не появился бы в «Бубоне». Один раз еще ничего: заглянул, послушал свежие сплетни и ушел. Но соваться туда снова — зачем искушать судьбу? И все-таки он опять поехал.