Читаем без скачивания Сочинения — Том I - Евгений Тарле

Впечатление легкости и полноты победы было чревато последствиями, ибо соединялось с почти презрительным отношением к побежденным. Это чувство держалось довольно долго, не даром же такой знаток Англии, как Монтескье, сказал об англичанах, что они не любят отрешаться от чувства презрения («ils ne reviennent pas du mépris» [52]). Поэтому и пробуждение Ирландии оказалось для Англии в 60-х годах таким болезненным. Но в эпоху разгрома «Молодой Ирландии» не только англичане, а и враги их, еще не представляли себе, какую новую форму борьбы выберет то поколение, которое в годы голода и восстания только выходило из детского возраста.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ [53]

1

Крушение революционных попыток 1848 г. в связи с все усиливавшейся эмиграцией, в связи с все растущей смертностью создало в Ирландии 50-х годов глубокую общественную реакцию. Апатия, владевшая страной в 50-х годах до выступления фанианства, носила гораздо более злокачественный, так сказать, характер, нежели, например, некоторая общественная реакция, наблюдавшаяся в Ирландии впоследствии, в 70-х годах, до Парнеля, или в 90-х, после смерти Парнеля. За это десятилетие (1849–1859 гг.) политический пессимизм приводил одних к полному, безнадежному равнодушию, других — к отчаянию. На почве этой общественной реакции оказалась тщетной единственная сделанная за эти печальные годы попытка опять возобновить борьбу за лучшее будущее голодающего народа. Эта попытка была сделала эпигонами разгромленной в 1848 г. «Молодой Ирландии», и отметить ее в нескольких словах следует хотя бы потому, что ее полная неудача также была одним из психологических моментов, на время отвративших ирландскую молодежь от всяких попыток конституционной, легальной борьбы и толкнувших впоследствии многих на путь фенианской деятельности.

Вот в чем эта попытка заключалась.

Даффи, Кроуфорд, Лэкэс, Мур и другие решили воспользоваться всегда существовавшими в разных частях Ирландии течениями в пользу аграрной реформы и основали в 1852 г. «Лигу юга и севера», которая имела целью добиться у парламента серьезных перемен в области арендных отношений. Конечно, ввиду упадка настроения под влиянием обидных воспоминаний о 1848 г., ввиду страшного опустошения страны после голода и непрерывно шедшей эмиграции эта лига надеялась главным образом на мирные средства и на парламентскую деятельность. Эпигоны «Молодой Ирландии» видели в этом не отказ от былых своих взглядов, высказанных в эпоху борьбы с О’Коннелем, а обусловливаемое временными обстоятельствами обращение к такому средству, которое отвергалось ими и прежде только в качестве исключительного, каким оно должно было быть по воззрениям О’Коннеля. Установление более выгодных для арендаторов условий земельного держания, большая определенность и большая длительность сроков аренды, обеспечение арендатора от произвола лендлорда, признание за арендатором прав на возмещение расходов по улучшениям в хозяйстве, произведенных им на земле лендлорда (в случае если лендлорд выселит его с занимаемого участка), — таковы были главные домогательства новообразованной лиги. Между прочим, лига агитировала в пользу учреждения в каждом округе особой ассоциации фермеров и сочувствующих им лиц, чтобы путем морального давления, угрозой общественной опалы и отлучения (слово «бойкот» еще не существовало) препятствовать кому бы то ни было селиться на участке, откуда несправедливо, был выгнан прежний арендатор. Католическое духовенство, после поражения революционеров более чем когда-либо приверженное идее повиновения английскому правительству, провалило эту лигу в простом народе, а всякие расчеты на борьбу в парламенте пришлось оставить, после того как двое из самых способных и многообещавших ирландских депутатов — Киг и Сэдлайер — оказались сознательными обманщиками, политическими авантюристами, которые по соображениям личной карьеры изменили делу борьбы за аграрную реформу и соединились с правительством и поддерживаемыми им в данном случае католическими епископами, видевшими в Даффи и его друзьях опасных демагогов. Киг и Сэдлайер внесли глубокую деморализацию в ряды парламентской ирландской партии 50-х годов и окончательно свели к нулю эту и без того слишком слабую группу. Даффи уехал вовсе из Ирландии и на долгие годы в Австралию, не возвращался более к политической деятельности на родине.

Глухая, перемежающаяся изредка крупными аграрными преступлениями борьба арендаторов против лендлордов шла, правда, и в эту мертвенную эпоху общественной усталости и реакции 50-х годов, но только к концу их Ирландию разбудило фенианское движение, которому суждено было вписать не одну кровавую страницу в историю англо-ирландских отношений.

2

В «Воспоминаниях» фения О’Лири, служащих до сих пор одним из лучших источников для первоначальной истории фенианства, мы находим целый ряд данных, которые позволяют нам восстановить процесс возникновения этого движения.

«Биографически», а быть может и не только биографически, фенианство бесспорно имеет связь с движением «Молодой Ирландии». О’Лири, Стивенс и целая масса других влиятельных фениев получили свое первоначальное политическое воспитание на литературе «молодых ирландцев» и отчасти даже принимали участие в брожении 1848 г. О себе О’Лири прямо говорит, что впервые сильное ирландское национальное чувство пробудилось в нем под влиянием чтения поэм и статей Томаса Дэвиса, главного вдохновителя всего движения «Молодой Ирландии». О’Лири было тогда (в 1846 г.) 16 лет от роду, и он сравнивает совершившийся в нем душевный переворот с религиозным обращением. Чтение журнала «Нация» и на него, как для всего тогдашнего молодого поколения, действовало не только воспламеняющим образом, важно было не только в смысле поднятия революционного духа: оно давало молодым умам массу фактов из прошлого и настоящего Ирландии и этими новыми знаниями, новым фактическим материалом укрепляло раз возникшее настроение. Агитация Митчеля, брожение 1848 г., попытка Смита О’Бриена — все это произвело весьма сильное впечатление на умы даже тех, кто по молодости лет еще не мог принять деятельного участия в событиях. Конец брожения 1848 г. и расправа с его виновниками довершили в умах подраставшего поколения то глубокое недоверие к «конституционализму», т. е. к возможности легальной продуктивной деятельности на пользу родины, которое стало для фенианства столь характерной чертой. О’Лири, О’Мэгони, Стивенс приняли даже некоторое непосредственное участие в революционной вспышке 1848 г. и связывали впоследствии «Молодую Ирландию» с первым своим боевым крещением в революционном огне. Потянулись глухие, тусклые, мертвенные 50-е годы; они прибавили еще одну черту к слагавшейся психологии будущих фениев: нерасположение к духовенству за то, что оно, в 1848 г. посодействовав крушению «Молодой Ирландии», теперь всячески благоприятствовало разным парламентским авантюристам, вроде Кига и Сэдлайера, прикрывавшимся маской ирландского патриотизма. Аграрная агитация первой половины 50-х годов, предпринятая Даффи и некоторыми другими уцелевшими деятелями «Молодой Ирландии» в целях вынудить у парламента облегчение участи арендаторов, не имела успеха и ко времени Крымской кампании окончательно замерла. Почему О’Лири и другие прославившиеся впоследствии фении не захотели поддержать эту агитацию? Во-первых, как сами они признаются, аграрный вопрос интересовал их гораздо меньше, нежели вопрос полного национального освобождения от Англии; во-вторых, они чувствовали глубокую уверенность, что аграрный вопрос никогда до такого освобождения и не разрешится вследствие сопротивления английского парламента. Оставляя пока в стороне вторую из указанных причин, заметим относительно первой следующее. В этом равнодушии к экономической стороне ирландского вопроса и лежала всегда впоследствии роковая причина слабости фениев. Политическая партия, равнодушно относящаяся к аграрному вопросу и вместе с тем желающая действовать в нищей и почти исключительно земледельческой стране, фатально осуждена на конечную неудачу. А в данном случае это равнодушие родилось еще до появления самой партии: будущие ее руководители проявили его уже в начале 50-х годов.