Читаем без скачивания Педагогика понимания - Марина Фроловская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если объяснение направлено на раскрытие сущности, то понимание – на постижение существования. Различия между объяснением и пониманием основаны на принципиальном несовпадении сущности и существования, глубоком различии субъект-объектных и субъект-субъектных отношений, технократического и гуманитарного стилей мышления.
Профессиональное педагогическое образование – гуманитарный феномен. Из этого, скоре всего, бесспорного утверждения следует не менее очевидное: подход к профессиональному педагогическому образованию как способу трансляции и усвоения накопленного в истории образования опыта, как некоему механизму цивилизации, представляется односторонним, ограниченным. Перевод анализа профессионального образования из рамок социального опыта в горизонт культуры имеет далеко идущие последствия. Одно из них – трактовка образования педагога как культуротворческого, эстетического акта. Такая трактовка профессионального образования ориентирует его на создание у будущего специалиста образа мира (прежде всего, мира педагогического) и образа себя в мире.
Поэтому соединение смысловых точек в связке «педагогическая культура – профессиональное педагогическое образование – педагог» требует обращения к проблемам смысла и понимания. Понимание «понимания» является необходимым условием понимания самого себя, понимания текста, соотношения знания и понимания, понимания и объяснения, понимания и непонимания.
Сегодня особая актуальность этих проблем связана, по-видимому, со стремлением перейти от «просветительского» характера профессионального педагогического образования к культуротворчеству, созданию педагогической культуры в ходе образования. Формирование способности к диалогу, пониманию Другого становится одной из основных задач профессионального педагогического образования.
Существует традиция связывать понимание с гуманитарным познанием, образным типом мышления и разграничивать на этой основе гуманитарное и естественнонаучное знание. Вместе с тем в современной философской литературе проблемы понимания не определяются противопоставлением понимания в гуманитарных и объяснения в естественных науках. Закреплению такого противопоставления в значительной мере способствовало то, что специфика объяснения как «функции науки», как «одной из разновидностей абстрактно-теоретических процедур научного познания» раскрывалась на естественнонаучном материале.
Дидактика высшей педагогической школы развивалась также (эта тенденция достаточно сильна еще и сегодня) в логике предметоцентризма и «объяснительности». Учебные предметы психолого-педагогического цикла (педагогика, психология, история образования, история психологии, методики преподавания), представленные базовыми, элективными, факультативными курсами, должны быть запечатлены в сознании будущих педагогов в форме «самодовольного», по словам В. С. Библера, знания: вот то, что сегодня знает и умеет в обобщенном и анонимном виде теория и практика образования, и вот то, что будущие педагоги должны в соответствии со стандартом высшего педагогического образования усвоить.
«Самодовольное» профессиональное знание оборачивается при этом в знание самодовлеющее, причем не только на студента, но и на преподавателя. Этот гнет усиливается за счет авторитарности научного знания и авторитета объяснения преподавателя, в котором у студента персонифицируется учебное (научное) знание и объяснение. М. Монтень в «Опытах» тонко заметил, что авторитет учащих часто вредит желающим учиться.
Со времен М. В. Ломоносова в педагогическом сознании укоренилось это соотношение между наукой и образованием: «математику (читай: науку) уж затем изучать надо, что она ум в порядок приводит». Установка на вторичность образования по отношению к науке привела к однонаправленному развертыванию содержания образования в процессе обучения: изложение учебного материала, его усвоение – к разрыву объяснения-понимания.
Однако объяснение и понимание не исключают, а дополняют друг друга. Их можно рассматривать в качестве своего рода коммуникации. Объяснение должно обеспечить понимание и обратно. И то и другое не исчерпываются только логическими характеристиками, а содержат образную составляющую, которая является своеобразной моделью воображения. На ее основе строится заимствуемый из арсенала культуры образ изучаемой ситуации. Условием понимания-объяснения является отнесенность индивидов к одной социокультурной ситуации, наличие у них общего опыта, знаний, представлений. Речь идет об объяснении, представленном научным или учебным текстом, т. е. в строгом смысле о понимании не самих по себе объектов природы, а их отражений в предметах культуры, каковыми являются научные тексты.
Разумеется, объяснение ориентировано не только на раскрытие сущности предмета, на установление существенных связей и отношений, но одновременно и на адресата объяснения. Поэтому подробное обсуждение вопроса о том, что необходимо делать для корректного построения объяснения вполне естественно. Педагог, ведущий объяснение, должен ориентироваться на сознание учащихся, на их отношение к изучаемому, планировать их действия, стремиться к эмоциональному отклику учащихся на объяснение и т. д. [65] Понимание материала учащимися следует за объяснением преподавателя. Причем, объяснение это, как правило, не вызвано вопросом самого учащегося. В этом процессе понимание – лишь средство наиболее эффективного усвоения содержания образования.
Направленность объяснения и понимания на усвоение содержания образования не снимает серьезных различий между ними. Объяснение нового учебного материала в дидактике трактуется как раскрытие педагогом существенных свойств подлежащего изучению объекта, его внутренней структуры и связей с другими объектами. Конечно, здесь подчеркивается ведущая роль учителя как субъекта объяснения (объяснять может и ученик, но его объяснение – слепок с объяснения учителя), а ученик остается объектом объяснения. Он же, по M. M. Бахтину, безгласен, его познание монологично.
Такая однонаправленность объяснения связана с тем, что оно, по замечанию Б. Г. Юдина, апеллирует не к индивидуальному опыту того или иного субъекта, а к некоторым всеобщим структурам практики и культуры. Индивидуальность человека, которому адресовано научное объяснение, представлена, по определению В. С. Библера, в его (человека) анонимных функциях, как личность он здесь не присутствует.
Сегодня, однако, представления о целях и ценностях образования меняются. Задача создания образа мира и «образования образа человека» предполагает «оживление» и персонификацию анонимного опыта, движение «к школе личностного, живого знания». Притом, что «живое знание… не является оппозицией научному, ядерному, программному знанию, живое знание отличается от мертвого или ставшего знания тем, что оно не может быть усвоено. Оно должно быть построено. Построено так, как строится живой образ»[66].
Поэтому однонаправленного и монологического объяснения, осуществляемого в рамках «наукоучения», становится недостаточно. Необходимо переосмысление образования в категориях эстетики или, по словам M. M. Бахтина, «гуманитарного способа существования». «Эстетизация» (гуманитаризация) образования может быть достигнута через построение его по схеме драматического произведения. Общение в культуре осуществляется на основе произведения, подлежащего пониманию.
Может быть, понимание является не столько логическим, сколько онтологическим определением субъекта. Как «одна из существеннейших характеристик человеческого бытия и самого человека», понимание представляет собой «духовную сторону любой человеческой деятельности, бытия человека-в-мире, в которой переживается и осмысливается его меняющаяся и непреходящая уникальность»[67]. Эти представления следуют традициям M. M. Бахтина, который противопоставлял два метода познания мира: объяснение, «мысль о мире», об объективированных процессах природы, независимых от познающего субъекта, и понимание, «мысль в мире», в культуре, в которой находится человек.
Ключевым в концепции диалогического понимания является понятие «Другой», позволяющее проявить суть диалогических взаимоотношений, неслиянность позиций участников диалога. Из этого вытекает признание равноправности и равноценности Другого как субъекта процесса обучения (в монологическом обучении Другой как личностный взгляд на мир не важен, да и не нужен, «монолог обходится без Другого»). Диалогические же отношения – это «единственная форма отношения к человеку-личности, сохраняющая его свободу и незавершенность»[68]. Из этого признания следует важная мысль для педагога, занимающего гуманистическую позицию и центрированного на студенте как личности – нельзя предрешать личность (и ее развитие), нельзя подчинять ее своему замыслу. Такие субъект-субъектные отношения исключают то, что Бахтин называет «педагогическим диалогом».
