Читаем без скачивания Всё от земли - Николай Егоров

Их имена, как имена первых, должны вписать в историю Варненского совхоза. А может, и в историю СССР. Историю ведь обыкновенные люди делают. Первое в стране механизированное звено Чеколовца — история хлебопашества. А значит — и человечества. Всё от земли. И голландский живописец 2-й половины XIX века очень верно выразил эту связь: «Я склонен историю человечества отождествлять с историей хлеба: если не посеять в землю, то что же тогда молотить?»

А Чеколовцу нужно было еще и веру посеять. Но не шли в затеянное им звено опытные комбайнеры. Проводить же эксперимент с юнцами — рискованно. Ну, согласились Коля Лихолюб и Слава Новиков. Так ребятишки ведь совсем. По восьмому классу неполной средней школы только-только закончили. Ну и что, что посещали кружок по изучению комбайна, организованный при совхозе? Ну, сдали теорию и практику по вождению и получили удостоверения механизаторов, но какие из них комбайнеры? Из троих один Ваня Пащенко, отец семейства, и заинтересован заработком, но тоже всего лишь учащийся Троицкого заочного сельскохозяйственного техникума, хотя и сам пришел к Федору Яковлевичу:

— Возьмете в звено?

— Я не против, но… права надо иметь и матчасть знать. Хотя, обожди-ка… А что, если тебя пристроить на ремонт комбайнов? Тут и теория, и практика. Лучше всякого института.

И все лето не вылезали из мастерской «чеколовецкие звенышки», прихватывая и выходные дни, и сверхурочные часы: для себя делаешь.

И завтра уже на полосу выезжать, а сегодня Иван Пащенко сдавал экзамен. Прямо у комбайна. У комбайна же заполнил и вручил ему председатель комиссии удостоверение механизатора. Человек все может, если захочет. А то ведь как, бывает, отвечают на экзаменах студенты, поступившие абы в какой, лишь бы в институт, куда пролезут?

— Конский навоз — это микроэлементы, пропущенные через лошадь, — бывает, отвечают они.

То-то уж не агроном ли из такого. И распахиваются потом сверхплановые участки земли, чтобы получать плановые урожаи.

Комбайн — машина особая. Не потому, что самоходный, а потому, что капризный при регулировке режима подборки.

— Это не балалайку настроить, — терпеливо урезонивал новичка звеньевой, когда новичок, изнемогая от нетерпения, начинал ойкать и хвататься за поручень, чтобы подняться по стремянке за штурвал.

Кто он еще? Мальчишка.

— Ой, да пойдет, дядя Федя.

— Не пойдет. Исполу сеем да исполу убирать начнем, так что получим?

Вот это вот «что получим» и тревожило: а ну как надумают копейки делить… Пока существуют деньги, существует и вред. И рознь. И распри. И классы. И еще неизвестно, чем они, деньги эти, были больше в развитии цивилизации: двигателем или тормозом.

— В общем, так, хлопцы, давайте договоримся на берегу. Или, точнее, на меже. Работать — кто как сможет, но чтобы на совесть. Вал — общий, заработок — единица, деленная на три.

— А почему не на четыре? А вам?

— Мне? Мне — остаток. Единица ж на три не делится, — отшутился звеньевой. — Это не ваша печаль, ваша печаль — хлеб убирать.

Сказал этакое на самой меже Федор Яковлевич и побаивается: согласятся ли? Ребята согласятся, для них еще заработок — не главное. Согласится ли Пащенко: у него своя семья и свои дети. Да к тому же он и мужчина как мужчина, с восьмиклассниками не сравнишь.

— Поровну — это как при коммунизме? — переспросил Иван Михайлович.

— Почти что.

— Я не против. Что молодежь скажет?

— А мы вовсе, — сказала молодежь.

А хлеба в тот год уродились — старикам не в память.

Человек не может без дороги, но не каждый прокладывает свою, чаще по готовым идут. Дорогами отцов. И ничего зазорного нет в этом. И все-таки одинаковых дорог, как одинаковых судеб, не было ни у кого. Схожих — много.

Схожими дорогами шли по войне братья Петр и Федор и по мирной жизни тоже схожими: между полей. И ни того, ни другого не соблазнили свернуть с нее. Федору «теплую» должность в военкомате предлагали, когда из госпиталя прибыл, — отказался, и Петр, когда партизанские отряды С. А. Ковпака соединились с частями Советской Армии, на предложение пойти учиться на офицера в высшее танковое училище тоже сказал:

— Нет!

— Но вы же все трактора и машины знаете…

— И комбайн, а танк — не хочу. Мое дело — земля.

Любят землю братья Петр и Федор. Дед их был пахарем, отец — мужик, и мать — крестьянка. И поэтому, живя на одной улочке, месяцами не видятся братья, с весны до осени днюя и ночуя на полях. Так иногда, если сбегутся случайно, то парой слов обмолвятся — и все: некогда беседу вести.

Молотили механизаторы не помаленьку. Но цыплят по осени считают.

— Ладно, поглядим, какие бункера эти малолетки намолотят, — криво усмехались матерые бирюки, краем уха слушая вести от привозивших обеды поварих.

И не могли «дотолковать», какая же выгода этому Чеколовцу от того, что мотается он с поля на поле и обратно, надоедая начальству просьбами и требованиями обеспечить его звено горючим, смазкой, транспортом, завтраками, обедами, ужинами вовремя. Ну, пацаны, может быть, сколько-нисколько, а заработают, а он что иметь будет? Тариф? И где тут преимущества?

А преимущества были. И до сих пор еще Иван Михайлович Пащенко смеется над собой, вспомнив, а тогда не до смеху было.

Есть у СК-4 сбоку маленький, с четверть длиной, консольный промежуточный валик. И вот возьми и ослабни гайка крепления этого валика. Слышит комбайнер — что-то не то, по-другому задышал механизм. Глянул — и за голову схватился: валик сломался, болтается. А про то забыл с перепугу, что он не сквозной вал и лопнуть посередине не мог. И гнать в мастерские сваривать его не нужно. Остановил агрегат, поджидает едущего уже к нему звеньевого.

— Федор Яковлевич! Промежуточный полетел.

— Далеко не улетит, сейчас поймаем.

Откинул сиденье, погремел под ним, перебирая ключи, откопал, какой нужно, подтянул гайку, законтрил. Все, езжай!

Таскались одиночки с поля в мастерские за десяток километров из-за пустячков посмешнее. Всякое случалось с молодыми по неопытности. Тот же Юра Михайлов, который вежливо и наотрез отказался от предложения Ф. Я. Чеколовца пойти в звено к нему, убрал всего 60 гектаров за сезон. А Ваня, Коля и Слава — 1150. И намолотили 22 500 центнеров зерна. 1150! Это почти по 400 при сезонной норме выработки 270 гектаров на комбайн.

— Вот вам и чем занимался Чеколовец, — подтрунивали над скептиками.

Гайки вовремя подкручивал. Горючее, смазку, транспорт, обеды выколачивал и дыхнуть не давал ни хлопцам, ни на хлопцев: пусть работают да радуются.

А радости было: о них заговорили на летучках и на скамеечках возле оград.

— Чудо-то какое, кума… Слыхала? Колька Лихолюбовых со Славкой Новиковым по четыреста рублей с гаком заработали на уборке. Вот тебе и школьники-ученики. А мой оболтус еще и должен остался.

Механизированные комбайновые звенья стали системой.

В 1969 году в звене Федора Яковлевича уже шесть человек, трое из них — учащиеся старших классов школы. И снова выработка невероятная: по 440 гектаров на комбайн.

А в семидесятом в партком совхоза пришли девочки: восьмиклассница Павлючкова Оля и десятиклассница Имамутдинова Галя.

— Чем мы хуже мальчишек?

Ничем. Взрослых ничем не хуже. Школьники Оля, Галя и Саша Коннов подобрали хлеба с 1673 гектаров. Больше двойной нормы выработки!

Весть о необычных делах обычных людей дошла до Москвы, и в далекую, но не затерянную меж высоких хлебов Покровку приехал заместитель министра сельского хозяйства Кардапольцев.

— Я хочу видеть этого человека.

— Чеколовец в поле. Вызвать?

— Меня везите к нему.

Издали самоходные комбайны с брезентовыми рукавами на концах шнеков были похожи на верблюдов, и копны желтой соломы, как песчаные дюны, дополняли это сходство: спокойно и размеренно двигался маленький караван.

И каково же было удивление замминистра, когда он вместо солидных мужей с отросшей щетиной бород и усов увидел за штурвалами двоих девочек и мальчишку.

— Так это они и выполняют по две нормы?!

— Они.

— Нет, это невероятно! Выходит, дело не столько в опыте, сколько в организации труда? Внедрять. Немедленно внедрять. И повсюду.

Целый день пробыл Кардапольцев в звене Чеколовца. Агроном по образованию и много лет жизни отдавший полям Зауралья, он готов был сам сесть за штурвал комбайна. Физический труд — потребность наследственная и ничем не истребимая.

И уже в совхозной конторе, поздно вечером, изрядно утомив расспросами стеснительного звеньевого и сам устав донельзя, — метод стоящий и важен до мелочей, — замминистра поинтересовался чисто по-крестьянски:

— Вы как-нибудь собираетесь поощрить Федора Яковлевича, товарищи руководители?