Читаем без скачивания УЗНИК РОССИИ - Юрий Дружников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пушкин считал цыган ветвью индийцев (он писал «индейцев»), париями, изгнанными из своей страны. Он наблюдал стремление русских отторгнуть этих инородцев, узаконив их бесправное положение. Но цыгане, благодаря своему отказу от оседлой жизни, оказались жизнеспособнее и свободнее, чем коренное население. Они кочевали (и по сей день кочуют) по всей Европе, включая Англию. Правда, современные цыгане делают это более комфортабельно в так называемых караванах – автомобилях-квартирах, которые подключаются на стоянках к электричеству, канализации и телефону. Об этом на Западе существует целая литература.
В рассматриваемое нами время российские границы не были для цыган помехой. И дикую свободу передвижения не раз использовали лица, которые хотели оказаться вне Российской империи нелегально. Этеристы бесконтрольно ходили в Молдавское княжество, в Грецию и возвращались в Бессарабию с цыганскими таборами по несколько раз в год.
Похоже, местные власти махнули рукой на бродяг, не подчиняющихся приказам сверху. Путешествовали цыгане без виз и паспортов, пересекали границы, минуя таможенные кордоны. Пушкин это знал, оставалось стать цыганом, раствориться в массе, – остальное произойдет само собой. Пушкин гляделся в зеркало, и сомнения во внешнем сходстве с данным племенем исчезали. Некоторые черты характера тоже подходили.
Согласно одной из версий, в цыганский табор за рекой Бык Пушкина привел чиновник инзовской канцелярии Дмитрий Кириенко-Волошинов, тот самый, которого в канцелярии считали единственным русским. О человеке этом известно мало, не знаем ни возраста, ни отчества, ни подробностей жизни. Воспоминания Е.Д.Францевой, его дочери, о встречах Пушкина с Кириенко один из пушкинистов назвал малодостоверными в подробностях. Даже если принять это ограничение, то оно означает, что в основе воспоминания достоверны. Кириенко, прожив в тех местах много лет, бойко говорил по-цыгански. Он вскоре из табора ушел, а поэт остался.
По другой версии Пушкин тогда направлялся в командировку, в степи встретил табор, пристал к нему и некоторое время кочевал с цыганами, спал под открытым небом у костра. В.Яковлев, ссылаясь на непоименованные источники, пишет, что Пушкина отправил в Буджакскую степь сам Инзов. Он не раз посылал поэта в дальние командировки в виде наказания, когда домашние аресты с чтением французских романов не помогали. Известно, что Инзов лично отправлял Пушкина в Измаил. Следование за табором, возможно, оказалось тайной стороной одной из таких поездок.
Так или иначе, связавшись с цыганами, поэт неделями не появлялся в канцелярии и подолгу не приходил к себе в квартиру в Инзовском доме. На его исчезновения никто не обращал внимания. Скорей всего, Инзову не приходило в голову, что Пушкин может сбежать за границу. Отсутствие его после очередного затеянного им скандала в городе Инзова даже устраивало: это успокаивало страсти.
Дополнительный штрих к ситуации дает А.Шимановский. По его мнению, в таборе Пушкина, сокращая имя Александр, звали Алеко, и у него была связь с цыганкой.
Сколько времени Пушкин провел с табором, который вскоре разобрал шатры и ушел к юго-западу, вопрос спорный. По мере изучения деталей срок загула увеличивается. «Несколько дней», – говорит Б.Томашевский в примечаниях к собранию сочинений поэта (II.420). Кишиневский краевед тщательно собрал переходившие из поколения в поколение местные предания, в которых утверждается, что Пушкин находился в цыганском таборе около месяца, из них около двух недель у него был роман с цыганкой, которую он называл Земфирой. Намечены даже даты таинственной отлучки: с 28 июля до 20 августа 1821 года. Есть у Трубецкого уточнение: табор расположился не у села Долна, как писали другие, а у села Барсук, в стороне от дороги Долна-Юрчены. Табор снялся с места, двинулся к Варзарештам, и Пушкин ушел с ними. Он жил в одном шатре со своей будущей героиней, в которую был влюблен.
Здесь, в таборе, реализуется тема беглеца, скользящая по стихам Пушкина. Он решился испытать все прелести жизни, которую проходят его герои, включая намерение с табором перейти границу. В поэме «Цыганы», написанной три года спустя, желание это уточнено. Героя «преследует закон», и он, как говорит Земфира, «готов идти за мной повсюду». Но вот какой парадокс: Пушкин рвется к европейской цивилизации от русского дремучего варварства, а в поэме осуждает цивилизацию как скопище нравственных пороков.
Противоречие легче объяснить, если предположим, что это мысли вовсе не Пушкина, а Байрона, который со своими героями двигается от Западной цивилизации к опрощению; у Байрона это логично. А у Пушкина литература становится чем-то вторичным и не имеющим логического выхода. В результате автор смиряется, зайдя в тупик: «И от судеб защиты нет» (IV.169). Такова последняя фраза «Цыган». Отметим, что поэма писалась позже, когда поэт явственно ощутил тупик, в котором он находится и из которого не может найти выход.
Что происходило в таборе с Пушкиным? Действительно ли там имело место убийство из-за ревности или это сюжетный ход? Узнаем ли мы когда-нибудь об этом? Судя по тому, что Пушкин везде описывает цыганское племя как мирное и даже прощающее козни извне, мы склонны предпочесть выдумку. Цыганка, которой он увлекся, изменила поэту и «бескровно» бежала с настоящим цыганом.
Остается загадкой, почему Пушкин не ушел с табором за границу. Табор туда не двинулся или Пушкин не пошел с табором? Неспокойное состояние за границей Бессарабии, война турков с греками, бандитизм, кровожадность обеих сторон – достаточные аргументы для вожаков табора, в котором много стариков и малых детей, чтобы кочевать по эту сторону границы, где относительно спокойно.
Мы можем только гадать о состоянии Пушкина, решившего в знак протеста скрыться от всех. Выехать поэту не удалось, а оставаться противно, и вот естественная реакция: бежать, куда глаза глядят. Но не исключено, что это, так сказать, пристрелка на местности, репетиция побега, тренировка. Помалкивать об этом впоследствии было весьма разумно. Как всегда у поэта, доминирующую роль и тут играла женщина, которой он в данный момент увлечен. Эту причину можно не скрывать, а наоборот, сделать ее главной, что Пушкин и осуществил в поэме. Пребывать дальше в таборе становилось бессмысленным, хотя после, по размышлении, Пушкин стал думать, что лучше было бы остаться. Но он, «безумец», ушел.
Важно отметить, что пребывание в таборе стало все-таки реальным поступком, в отличие от множества других, которые поэт обдумывал, обговаривал, решал и ничего не предпринимал. Цыганская тема прошла через всю жизнь Пушкина и обрела симпатию у читателей его не без участия легенд, которыми обросли стихи. С фактами дело сложнее, и, кажется, время их уничтожило.
Инзовский дом в Кишиневе исчез. Дом, где жил Пушкин, превратился в конюшню. Много лет уже в наше время собирались сделать музей, да все не было средств. В 1986 году, побывав в Кишиневе, мы нашли этот дом в полуразвалившемся состоянии. «Теперь на месте тех садов, где Пушкин обдумывал свою чудесную поэму «Цыганы», – писал в местной газете автор, подписавшийся инициалами М.З., – ржут лошади и раздается руготня конюхов… Стоит ли быть у нас великим человеком?». Эти строки таинственный М.З. опубликовал в 1880 году, и они все еще звучат актуально.
Глава девятая
НАДЕЖДА НА ВОЙНУПриближьте хоть мой гроб
к Италии прекрасной!
Пушкин, «К Овидию», 26 декабря 1821 (II.63)
В мае 1821 года Пушкин вступил в масонскую ложу. Это было таинство, но никакой оппозиции в нем не содержалось. Повсюду в ложи вступали многие, если не все, мода считалась вполне разрешенной. Инзов, наместник края, тоже был членом ложи, как и его чиновники, и офицеры, причастные к действительно тайным обществам.
Ритуальные атрибуты масонской ложи: треугольник, циркуль – Пушкин сохранял и позже. А тогда это была для него еще одна попытка удовлетворить природное любопытство и убить время. Никакого проникновения в философию масонства и тем более следования ей не было. Не случайно в момент, о котором идет речь, едва сделавшись масоном, Пушкин с иронией писал об идее всемирного братства народов.
Приятели Пушкина в то время обсуждали «Проект вечного мира» французского писателя аббата Сен-Пьера. В бумагах поэта сохранились об этом заметки. Идеи справедливости Шарля Сен-Пьера были очевидны и привлекательны, но вряд ли их можно было воплотить в жизнь. Аббат считал, что власти, совершенствуясь, постепенно водворят всеобщий и вечный мир на земле. Европейские правительства относились к идее с одобрением. Строились даже прогнозы, когда это произойдет: «…возможно, – пересказывает Пушкин идеи Сен-Пьера, – что менее чем через 100 лет не будет больше постоянных армий». Сам он не скрывал сарказма, называя Руссо, в пересказе которого узнал о сочинении Сен-Пьера (самого аббата Пушкин не читал), мальчишкой, идею абсурдной, а тех, кто поверит в вечный мир, глупцами (VII.363, 532).