Читаем без скачивания Операция «Фауст» - Фридрих Незнанский

— Это Центральный военный госпиталь, — перехватив мой взгляд, поясняет прокурор. — Кажется, ничего подобного нет больше не только в Афганистане — на всем Среднем Востоке…

— Как мы будем арестовывать этого Ивонина — ума не приложу. Замкнутый круг какой-то, — говорю я.

Мы едем в армейском «газике» по раскаленному пеклу. Навстречу летят обшарпанные такси, тянутся потрепанные автобусы, увешанные гирляндами из бумажных цветов, и прокурор армии, глотая желтую пыль, отрывисто поясняет:

— Это вот, за площадью, район Дар-Уль-Амман, советское посольство. В крепости… Мусульмане-то воевать за эти годы научились. У американцев и у нас. Обстреливают ракетами центр. По кармалевскому Министерству обороны шпарят. Да и нам достается…

Он сплевывает несколько раз в окно, и мне кажется, что у меня самого полон рот песку, хрустит на зубах.

— …Вот за июнь террористы организовали шесть взрывов. 13-го бросили гранату в армейский патруль, пятерых наших на куски. 10-го возле штаба армии взорвалась машина, груженная взрывчаткой. Метили в Зайцева, командующего. Ему повезло, — уехал на базу Шиндад… На днях вертолет сбили с корреспондентом армейской газеты Савкиным. Погиб, конечно.

Мы пересекли торговую часть города в направлении автострады. Узкие улочки, сплошь заставленные лотками. Чего тут только нет. Стараюсь рассмотреть на остановках: вот последние марки японских приемников, рулоны индийских тканей, китайские зонтики. Надо Лане купить такой… Впрочем, как я объясню, откуда такой подарок. Ни она, никто другой в прокуратуре, кроме Меркулова и Пархоменко, не догадывается о моем вояже в Кабул… И тут же холмики изюма, кураги, жареных орехов…

Корреспондент Савкин… Савкин. Да ведь это его заметки о Дубове мы читали с Меркуловым! А я-то хотел с ним поговорить, расспросить о встрече с Дубовым, Морозовым, Ивониным…

— А в самом Кабуле каждое утро находят тела афганских чиновников и офицеров ХАДа, это кабульский КГБ. Да хрен с ними, наши гибнут — вот беда.

Вчера двух наших генералов убили в самом центре Кабула.

Торговые ряды кончились так же неожиданно, как и появились. Мы въехали на бетонку. Генерал-майор юстиции, сняв фуражку, поутюжил ладонью потный затылок.

— Забот хватает. В армии распущенность. Не довольство из-за плохого питания и болезней. Особенно желудочных и гепатита.

— Наркоманов, наверное, много?

Это спрашивает Бунин.

— Беда, — снова говорит прокурор, — с этим просто беда, да и только. А отсюда и убийства, и изнасилования… обоего пола, поножовщина. Убийства. Между своими вражда. Вот что страшно. Регулярные части враждуют со спецслужбами ГРУ, КГБ и МВД. Стрелки не идут в бой с десантниками из спецназа: те, дескать, в спину стреляют. Разбираться со всеми делами руки не доходят, кадров мало, одни юнцы зеленые. Опытных юристов Горный бережет, сюда их не присылает… А разбираться надо, куда денешься. Особенно если в ЧП вовлечены спецназовцы. Они чуть что — жаловаться. И не куда-нибудь, а по прямому проводу, в Москву. Там у них «мохнатая лапа» — маршал Агаркин и слушать ничего не хочет. За своих заступается. А спорить с ним, все равно, что… против ветра. Вот ведь дела какие.

Стальная дверь отходит в сторону. Вниз — по бетонным ступеням. Все глубже, глубже. Входим в узкий тоннель, залитый светом матовых плафонов. Поворот. Еще один. В полной тишине гулко отдаются наши шаги. Подземный ход упирается в герметическую дверь-люк. Она пропускает нас и тотчас захлопывается. Пойди выберись отсюда без помощи охраны. Входим в лифт. И опять вниз.

Я пытаюсь сосчитать мелькающие отсеки, но сбиваюсь со счета.

Но вот лифт, мягко ткнувшись в железобетонное днище, замирает. Разъезжаются в стороны стальные двери, за ними — командный пункт армии. Майор что-то сказал в микрофон, и еще одна дверь распахнулась перед нами. Большая комната. Приглушенный свет. Деревянная полированная мебель, ковры, цветной телевизор. Молодые офицеры в парадных голубых мундирах со звездочками Героев Советского Союза покуривали у огромной пепельницы на мощной бронзовой подставке.

И тогда я увидел… нескольких Ивониных. Штук пять. Или шесть. Все они были круглоголовые, с коротким ежиком волос и широко расставленными глазами. У каждого на лице прилепилась улыбка, не открывающая зубов. И все они были серого цвета.

Люда Корабельникова говорила: «У них не было цвета. Они были серые».

В это время зажглись яркие люстры под потолком, и тайна этой «серости» перестала быть тайной: при тусклом свете сильный загар производит впечатление серого цвета…

Лестничную площадку дома «Тысяча мелочей» освещала засиженная мухами одинокая лампочка, поэтому убийцы Ким выглядели серыми…

«И командир у них Серый», — ни к селу ни к городу подумал я и увидел «настоящего» Ивонина.

«Вы задержаны по подозрению в убийстве Ким Лапшой в ночь с 13 на 14 июня». Так я должен был сказать по сюжету своего расследованного дела. Но произнести этого не мог. Ивонин стоял в группе ему подобных и спокойно смотрел мне в лицо. Потом он перевел взгляд на Бунина, что-то сказал офицерам, вытащил из нагрудного кармана металлическую расческу, причесал несуществующую шевелюру и… направился к нам. Остальные пятеро следовали за ним.

— Автомат-то я в газике оставил, — услышал я Бунина. — Он выругался и добавил: — а то пальнуть бы по ним…

Я посмотрел на Бунина и сильно засомневался, что он мог бы «пальнуть» в кого бы то ни было: большое его лицо было совершенно белым, и по этому блину струйками стекал пот. Да и я, вероятно, выглядел жалким в своей ковбойке и джинсах, с огромным портфелем в руках.

— Ну, как там в Москве погода? У нас тут хорошо, тепло. Поговорить хотите, я слышал? Моя фамилия Ивонин. Ну, чего там у вас, выкладывайте, не бойтесь.

Он удивленно — спокойно смотрит на нас, как будто хочет сказать: «Чего это вы, ребята, такие невеселые?» Нет, это не игра. Кто-то сумел ему сообщить о нашей миссии, но ему на нас попросту наплевать.

— У нас с вами, гражданин Ивонин предстоит очень серьезный разговор. Вам придется проехать с нами в военную прокуратуру в Кабул для допроса, поскольку вы подозреваетесь в совершении тяжкого преступления, — выпаливает Бунин, неожиданно обретя нормальный человеческий голос.

Молоток Бунин. Я щелкаю замком портфеля и вытаскиваю постановление о задержании Ивонина. А он удивленно смотрит теперь на своих безмолвных «братьев» и еще больше растягивает губы в улыбке.

— А вот здесь вы что-то путаете, товарищ майор. И говорить мы с вами будем в этом помещении.

Почему бы не поговорить?

Ивонин смеется, не раскрывая рта, издавая хрюкающие звуки.

Да ведь он дебил. Самый настоящий дебил, которому я, следователь Турецкий, позволил убить Ким…

— Попрошу, товарищи, всех пройти в зал. А вас, товарищ Ивонин, и вас, товарищи награжденные, прошу в президиум, — раздался зычный голос толстого полковника, и нам ничего не оставалось делать, как в окружении ивонинской группы подняться по эскалатору на следующий этаж, где в центре зала на председательском месте сидел тучный генерал армии командарм Зайцев.

Ивонин с офицерами прошел вперед, оборачиваясь и подмигивая нам, как добрым приятелям. Мы с Буниным бестолково толклись на месте, пока тот же толстый полковник не предложил нам занять места.

Зайцев оглядел собравшихся внимательным взглядом:

— Товарищи генералы и офицеры, у нас нет времени для долгих словопрений. У каждого много работы. Поэтому проведем наше заседание оперативно, без лишней болтологии… Я открываю наше совещание с сообщения: семерым военнослужащим спецназа нашей армии присвоено почетное звание — Герой Советского Союза! Шестеро из них находятся в этом зале. Одному нашему товарищу это почетное звание присвоено посмертно… Я говорю о гвардии сержанте Дубове…

Зайцев отложил листок, в который он заглядывал при оглашении списка награжденных, помял тройной подбородок толстыми пальцами:

— Прошу почтить память Героя Советского Союза товарища Дубова, погибшего смертью храбрых, минутой молчания.

…Где же все-таки Грязнов? Безнадежность ситуации была очевидной: мы с Буниным не найдем поддержки на этом сборище. Мне казалось — будь Слава Грязнов с нами, он бы нашел решение. Я не знал какое. Без капитана я просто был как без рук…

Когда все уселись на места, командарм продолжил:

— Развивая марксизм-ленинизм в новых исторических условиях, Политбюро приняло тактику проникновения коммунистических идей на территорию других стран. Создано понятие «интернационального долга». По просьбе правительства восставшего народа или коммунистической партии ограниченный контингент советских войск вводится на территорию какой-либо страны, в данном случае Афганистана.

В будущем советские ограниченные контингенты…