Читаем без скачивания Барон Николай Корф. Его жизнь и общественная деятельность - Матвей Песковский

«20-го мая я торжественно забаллотирован в уездные гласные двумя третями голосов на избирательном съезде землевладельцев Александровского уезда. Нечего удивляться тому, что могла собраться шайка негодяев и пожелать посредством баллотировки избавиться от честного человека. Огорчает меня не эта шайка, а то безучастное отношение к вопиющей наглости, отношение к ней со стороны 5—6 лиц, считавшихся порядочными и теперь не только позволивших баллотировать себя после того, что в лице моем дана пощечина всем слугам дела, но и не промолвивших ни одного слова протеста. Нужно вам знать, что я был 6 лет гласным, секретарем собрания в 6 сессиях, три года членом ревизионной комиссии, три года председателем съезда мировых судей, 5 лет членом училищного совета; все эти должности я отправлял безвозмездно и пожертвовал за все время в пользу кассы школ уезда более 5000 рублей серебром. Не стану судить о том, принес ли я какую-нибудь пользу, но все признают, что я трудился на пользу земства с самоотвержением. Теперь меньшинство, считающее себя прогрессивным (человек 5), не только не мешало шайке выбросить за борт слугу дела, но из зависти и тщеславия, желая попасть в гласные, старались дружественно относиться к шайке, владевшей выборами, и по возможности не только не обнаруживать солидарности со мною, но и не подходить ко мне в зале, для того чтобы не повредить себе в глазах шайки. Но откуда же эта шайка? Она сформирована старинными завистниками моими и одним господином, который по моей инициативе не избран вновь в мировые судьи, успевши вооружить против себя все население своею судебною деятельностью. Итак, повторяю, что огорчает меня безучастное отношение к делу со стороны людей, которым я верил, которых я считал годными для дела и которые оказались тряпицами. Впрочем, и тут были отрадные исключения: все члены училищного совета объявили после моей баллотировки, что считают за позор дозволить баллотировать себя; впрочем, и то нужно сказать, что если бы они допустили баллотировку, то их бы прокатили непременно, так как баллотировалось то дело, которому они служили вместе со мною. Тем не менее, я убежден в том – и это меня утешает, – что в среде земских людей, после того, что я в течение 6 лет распинался за общее благо, нашлось три честных человека, три члена училищного совета, которые не сумели отнестись холодно и равнодушно к мерзости, происшедшей на выборах. Итак, нашего училищного совета и меня в совете с сентября этого года не существует. Ввиду того, что на учительский съезд потребовалось бы издержать 1200 рублей серебром, мы не решились произвести этого расхода, не уверенные в сочувствии ему со стороны плательщиков и будущих руководителей училищного дела, и съезд, предполагавшийся на 8-е сентября, отменен. Само собою разумеется, что я не перестану служить делу народного образования словом и делом в тех местностях России, где пожелают услуг моих, и в печати. Само собою разумеется, что я не только не закрою той народной школы, попечителем которой я состою, но постараюсь увеличить затрату на нее и развить ее; но в уезде деятельность моя окончена: опыт состоялся; найдутся люди, то будет и дело, если не теперь, то со временем. В скором времени ожидают отделения части территории Александровского уезда к Мариупольскому, куда отойдет и мое имение; тогда будут новые выборы в гласные в обоих уездах, Александровском и Мариупольском; я буду баллотироваться в последнем и, если изберут, опять готов служить народной школе, хотя здоровье мое, т. е. нервы, и крайне расстроено. Впрочем, будущее впереди, а в настоящем совершился факт, еще раз доказавший мне, что у нас человеку прогрессивному нельзя рассчитывать не только на большинство, но даже и на меньшинство. Тем дороже для меня те немногие друзья за пределами уезда, которыми я обладаю».

Друзей, однако, оказалось у барона Н. А. Корфа несравненно больше, чем он думал. В печати дружно раздался крик негодования по поводу самодурно-самоуправного поступка землевладельцев Александровского уезда, проявивших самую низкую и черную неблагодарность к общественным заслугам барона Корфа, успевшим уже получить общерусскую известность и заслужившим признательность со стороны целого ряда ученых корпораций, наиболее компетентных в вопросах образования. Со всех концов России он был завален самыми горячими сочувствиями по поводу постигшей его неприятности и обиды. Тут были письма педагогов, частных лиц и общественных учреждений. Все в один голос признали, что та часть александровского дворянства, которая забаллотировала барона Корфа, положила «черные шары» самой же себе – в глазах всей мыслящей России навсегда осудила и опозорила себя, доказав лишь умственное и нравственное убожество свое, непонимание и недостоинство, неспособность стоять на высоте общественного служения. Вот, например, что писал барону Корфу известный педагог Евтушевский:

«Известие, прочтенное мною из газет, о сюрпризе, устроенном александровскому училищному совету, сначала меня сильно поразило; но потом, вспомнив, что мы живем еще пока в диких дебрях, где встречается больше зверей, нежели людей, я успокоился, так как различные курьезы на Руси довольно часты. Со своей же стороны я имею только к вам, многоуважаемый Николай Александрович, большую просьбу: несмотря на пошлости, вас окружающие, и несправедливости, которыми вам платят за великое, честное и доброе ваше дело, не бросайте этого дела. Поверьте, что есть гораздо больше таких людей, которые благодарят вас душевно теперь и всегда будут чтить вашу память как человека, действительно сделавшего доброе дело» (14 июня 1872 г.).

Мотив этого письма из Петербурга замечательно совпадает с мотивом адреса Бахмутского уездного училищного совета барону Корфу по поводу его забаллотировки. Правильно охарактеризовав значение его деятельности как для целого уезда, так и для всей России, бахмутский училищный совет говорит далее в своем адресе:

«Факт, так неожиданно совершившийся 20-го мая 1872 года, ясно говорит сам за себя, и особенно он понятен для нас, служащих и трудящихся на одном с вами многотрудном поприще начального народного образования… Совершившееся у вас событие не могло не произвести на вашу благородную душу впечатление самое тяжкое не в смысле личной обиды и оскорбления, а ввиду тех важных и великих по своим последствиям потерь, которые в подобных случаях и при подобных обстоятельствах терпит наш простой народ».

Выразив затем уверенность, что барон Корф «снисходительно отнесется к делу, которое совершилось и может повториться под влиянием непреодолимых еще обстоятельств самого грустного свойства», бахмутский училищный совет продолжает: