Читаем без скачивания В погоне за чувствами - Морин Мур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для большинства людей со временем горе становится терпимее, но для нее, казалось, все становилось лишь хуже до тех пор, пока она едва не перестала вставать с постели. Пока она не потеряла работу, а затем еще одну, а затем и еще. Она не могла даже посмотреть ТВ-шоу, в котором показывали автомобиль, без приступа паники. Я поняла, что забочусь о об одном скорбящем родителе, в то время как все еще горюю о другом.
Это был повторяющийся цикл, и мы не могли вырваться из него.
Я подавляю эмоции и тянусь к рамке на своем столе, провожу пальцем по стеклу. Это фотография, на которой запечатлены мы с папой, когда мне было девять. Наш первый танец отца и дочери. Со временем фотография выцвела, но я все еще помню этот день, будто он был вчера. Помню, как танцевала у него на ногах в красивейшем фиолетовом платье, в котором чувствовала себя принцессой. Я хихикала, когда он кружил меня по танцполу.
– Я скучаю по тебе, папочка, – шепчу я, ставя рамку обратно на стол. – Всегда.
Горе – это чувство, которое никогда не проходит. Оно присутствует в разных формах и подобиях, напоминая о том, что, сколько бы времени ни прошло, вам все равно будет больно.
Следующий час я провожу, переписывая и раскладывая все по полочкам, чтобы занять свой разум и не дать грусти овладеть мной. Как всегда, я хороню свои чувства, потому что у меня нет времени на печаль. Ни сейчас, ни позже. Поэтому я делаю то, в чем я действительно преуспела… притворяюсь, что у меня все в порядке.
Притворяюсь, что все хорошо, даже когда кажется, что это не так.
– Хорошо, – говорю я себе, выдыхаю, отступаю назад и оглядываю всю доску.
Ярко-красные нити, соединяющие сюжетные линии, вернулись на свои места, и теперь мне просто нужно убедиться, что они соответствуют второму акту истории. Я работала над этим так долго, что потеряла счет времени, и теперь за моим окном темнота. Черная, чернильная тьма.
Мое любимое время суток.
Я работаю над тем, чтобы закрепить последние сюжетные моменты, когда внезапно дверь моей спальни распахивается, и в комнату врывается Риз, одетый только в белое полотенце, сидящее на бедрах непозволительно низко. Он насквозь мокрый, струйки воды стекают по его груди, торсу и ногам на пол.
Очевидно, что он только из душа, но почему он в моей комнате полуголый?
Прежде чем я успеваю спросить его, что, черт возьми, происходит и почему он задыхается, как будто только что пробежал марафон, он почти кричит:
– Что в розовой бутылке? В душе.
Розовой бутылке?
Что?
Я морщу лоб.
– Во-первых, почему ты делаешь лужу на моем ковре, и во‐вторых… ты слышал о такой вещи, как «стучать»? Боже, Риз, мы обсуждали личные границы всего две недели назад!
Белый флаг, Вив. Белый флаг. Ты можешь думать, но не можешь говорить.
– Вив, ради бога, пожалуйста, поругайся со мной потом. Розовая бутылка. Скажи мне, что в ней, – шипит он.
– Нет, мы не можем говорить об этом сейчас. Границы существуют не просто так.
Он крепче обхватывает себя полотенцем, когда оно слегка сползает, и у меня пересыхает во рту.
Боже. Почему он такой безумно горячий?
Это преступление против человечества. Серьезно. Находиться в одной комнате с полуобнаженным мужчиной, похожим на него, и не позволять к себе прикоснуться. И на самом деле не стоит даже смотреть…
На темнеющую дорожку волос у него под пупком, которая, как я знаю, ведет к самому лучшему члену на планете. Он такой раздражающий, даже его член идеален.
– Вив. Сосредоточься, черт возьми, пожалуйста, – умоляет Риз, повышая голос. – Мне нужно знать, что в розовой бутылке в душе. Сейчас.
– Эм… отшелушивающий гель для душа? Наверное? В смысле, я не могу точно помнить, не видя банку, и почему ты вообще принимаешь душ в моей ванной, а не в своей…
Он прерывает меня страдальческим стоном.
– Слушай, скажи мне прямо сейчас, что бы это ни была за хрень… у меня от нее член не отвалится?
– Что? – я вскрикиваю. – Что значит «отвалится»?
Повисает пауза, а затем он вздыхает, проводя свободной рукой по мокрым волосам, чтобы убрать их с лица.
– Ну так что?
Господи, я так растеряна.
– С чего тебе беспокоиться о том, что твой член отвалится? Почему ты вообще спрашиваешь о моих средствах для душа? Это всего лишь пилинг-гель для т… – и тут до меня доходит.
Почему он стоит передо мной с испуганным выражением лица и спрашивает, не отвалится ли у него член.
Мои глаза расширяются, и я стону:
– Нет. Нет, Риз. Скажи мне, что ты этого не делал.
Выражение его лица слегка меняется, на нем появляется почти… виноватое выражение.
– Ты использовал мой гель, чтобы… подрочить? – я фыркаю. – Ты сейчас серьезно?
Дерьмо. Теперь я представляю себе Риза в душе – как стекло запотевает от пара, когда он стоит внутри, держась одной рукой за стену, и проводит по своему члену, вдыхая аромат моего геля для душа, а его лицо кривится от удовольствия.
Прекрати это, черт возьми, сейчас же, Вивьен.
Теперь я возбуждена.
– Черт, мой член прямо сейчас покалывает. И не в хорошем смысле. Я думаю, что он вот-вот отвалится, Вив. Это серьезно. Мой член не может отвалиться. Это моя лучшая черта.
Мой взгляд падает на заметную выпуклость под полотенцем, и я задерживаюсь на ней всего на секунду, прежде чем снова перевести его на лицо Риза.
– Не могу поверить, что ты воспользовался моим гелем, чтобы подрочить. Может, твой член и отвалится. Так тебе и надо.
– Прости меня, ладно? Проклятье! Мне в глаза попало мыло, и я просто потянулся за чем-то, – он переминается с ноги на ногу, а затем подносит руку к выпуклости, поправляя. Я стараюсь не смотреть. Правда. Слово скаута.
– Может, мне позвонить маме? Я даже не знаю, какая у меня медицинская страховка. Черт, это плохо, – бормочет он. Я позволяю ему помучиться еще несколько мгновений, прежде чем закатываю глаза и скрещиваю руки на груди, в основном для того, чтобы он не увидел мои затвердевшие соски, проступающие сквозь тонкую ткань футболки.
Мне не нужно его поощрять. Границы.
Не просто так существуют границы, даже если я сама хочу послать их куда подальше прямо сейчас.
– Остынь. Твой член не отвалится, Риз. Просто смой его, и все прекратится. В нем мята. Наверное, поэтому и покалывает.
На его лице появляется облегчение.
– Ты