Читаем без скачивания Правда полковника Абеля - Николай Михайлович Долгополов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
БАЛАНС НА ОСТРИЕ НОЖА ДЛИЛСЯ МЕСЯЦАМИ
Для Юрия Сергеевича Соколова Моррис и Лона Коэны были не только ценными агентами, но и верными друзьями. Хотя бы потому полковник имеет право на этот монолог.
Да, прошло полвека. Осень 1947 г., Нью-Йорк, Бронкс. И я, тщательно проверившись, приближаюсь к универмагу «Александере». Мне предстоит установить личный контакт с «Волонтерами». Он был прерван, законсервирован два года назад, и вот наступила пора встретиться с Лоной Коэн.
Узнал сразу. В Центре вел ее дело, видел фотографии. И здесь я заметил приятную молодую женщину, спокойно приближавшуюся к условленному месту. Правда, почему-то без опознавательного знака. Но сомнений все равно не было. И, подойдя, произнес пароль. Лона моментально поняла, что я был именно тем, с кем и была назначена встреча. Но отзыва не последовало. Вместо этого Лона вдруг призналась, что «все забыла». Но все-таки запомнила ключевое слово. Вот с таким небольшим приключением и восстановили связь. Мы вновь запустили заброшенный было механизм, и контакты с важными источниками научно-технической информации стали возобновляться. Были и успехи, и потери. А помощь в этом Морриса и Лоны оказалась просто неоценимой. Для меня Моррис — близкий, дорогой человек. Он был и старшим братом, и добрым советчиком. На первых порах обстановка для меня оказалась непривычной. И без дружеской поддержки Коэнов пришлось бы сложно.
В 1948 г. поднялась волна маккартизма. Отношения между США и СССР ухудшились. Работать стало еще труднее, и неудивительно, что Центр решил передать Коэнов на связь нелегалу. Так, конечно, было безопаснее для Морриса и Лоны. К концу 1949 г. они перешли «под покровительство» Рудольфа Абеля. И работали они вместе до 1950 года, где-то около 6 месяцев.
— Юрий Сергеевич, простите, что вмешиваюсь в ваш монолог. Но почему именно в том году пришлось срочно вывозить Коэнов из Штатов? Что все-таки произошло? Я знаю, что существует немало версий.
— Да, версий много. К этому времени был арестован Фукс. А Лона встречалась с другим нашим агентом — Персеем. И, естественно, возникала угроза, что рано или поздно ФБР может выйти на Морриса и Лону. А коль так, то и на других связных, и на Абеля. Это был бы большой провал. А что значит подготовить нелегалов, сколько это стоит и времени, и денег, даже представить трудно.
Безопасность Коэнов была под вопросом. Продолжать связь с ними было бы авантюрой. Поэтому и приняли такое решение. Коэнов решили вывозить.
— Моррис рассказывал мне, что вы сами пришли к нему домой. Но это же риск! Может, поведаете, как все это было? И еще раз простите, что прервал ваш моиолог.
— Было рискованно. Но ввиду срочности приход мой был неизбежен. Жара тем июлем 1950 г. стояла страшная. Караулить около дома? Но когда они выйдут, да и выйдут ли в такое пекло? Маячить около дома — привлекать к себе внимание. Потому было решено действовать смело. Вошел к ним в дом, и они были немножко удивлены, но не потрясены. Чувствовали опасность, поняли, что уж если я пришел, значит, стряслось что-то важное.
Садимся за стол. И начинаем говорить с Моррисом на бумаге. Я ему пишу: нужно встретиться в городе, чтоб подробно все обсудить. Болтаем о ерунде и пишем, пишем. А Лона приходит, забирает каждый листочек, несет в ванну и там сжигает. Я написал Моррису довольно понятно, что надо уезжать. Он пишет, что это неразумно. Особенно теперь, когда появилось столько знакомых. Можно купить любые документы, сменить фамилию, место жительства, продолжать работать подпольно. Я снова ему пишу свое, и тут он выводит на бумаге: как это воспринимать, как приказ? Я пишу, что да. И тогда он отвечает мне: тогда о чем же разговор? Если приказ, то он будет выполнен. Мы договорились, когда и где встретимся в городе. Поднимаюсь, Лона выходит из ванны, а оттуда такой дымище! Я говорю: кто же так сжигает? Надо согнуть листочек, поджигать сверху, он догорает без всякого дыма, только белый пепел остается.
Потом мы встречались в городе. Тяжелая была пора. Но сам я паспортов им не передавал. Это сделал другой человек. Кто, говорить не могу. Я должен был не дать паспорта, а взять их у Коэнов. Там нужно было кое-что подправить соответствующим образом. И когда я пришел на встречу с ними, то смотрю, приходит Лона и говорит: «Ай-яй-яй». «Почему — ай-яй-яй?» — спрашиваю. — «Потому что мы с Моррисом забыли, какая встреча основная, какая запасная. Я подумала, что у меня запасная, и на основную пришел Моррис с паспортами, а я к тебе сюда». И пришлось нам назначать встречу в третьем месте. Было уже поздно, часов 11 вечера. Мы встретились в ту же ночь, вернее, за полночь. Моррис принес мне паспорта, я их взял. Но как же поздно! Ехать обратно в представительство ООН, где я тогда работал? Человек приехал глубокой ночью — подозрительно. И я решил рвануть на дачу, где жили наши. На одной из улиц на повороте вслед за мной зеленый свет потух и зажегся красный. Получился спорный момент. Поехал, а на углу — полицейская машина. Смотрю — она за мной. Я уже набрал скорость, тормозить нельзя, вышло бы, что я признал: нарушаю. Ну, полицейский меня догоняет, показывает, чтоб остановился: проехал на красный свет. Я с ним шучу, анекдоты рассказываю, а паспорта Коэнов в моем автомобиле спрятаны. Номер у меня не дипломатический. Наоборот, я его специально менял. Вот вам тяжелый момент из жизни. А тут в машине у полицейского звонок. Он говоит мне: пойдем со мной. Болтает по телефону, а у меня мысли: это обо мне, и этот парень уже знает, кто я, что я и откуда. Вдруг он по телефону: ладно, говорит, позвоню. И тут у меня отлегло. Отпустил он меня…
А дальше — две недели встреч, тщательной отработки операции, преодоление разных трудностей. В конце месяца я получил условный сигнал от Морриса: подготовка к отъезду завершена, они с Лоной покидают Нью-Йорк. Я волновался мучительно. Успокоился только тогда, когда из Центра сообщили, что Моррис и Лона
