Читаем без скачивания Поймай меня, если сможешь - Фрэнк Абигнейл

Ривер-Бенд оказался не только дорогим, но и разборчивым. Узнав, что я хочу снять апартаменты с одной спальней сроком на год, менеджер вручил мне пространную анкету, требовавшую больше сведений, чем по закону необходимо для усыновления ребёнка. Я решил остаться Фрэнком У. Уильямсом, поскольку во всех липовых документах, которыми я обзавёлся, красовалось как раз это имя. Над графой «Род занятий» я задумался; хотел было вписать «пилот гражданской авиации», потому что форма подманивает девушек, как мускус секача — кабаних, но воздержался: ведь в качестве места работы пришлось бы указать Pan Am, что было не лишено риска. Может быть — просто возможно — какой-нибудь дотошный менеджер решит уточнить эти сведения в Pan Am.

Повинуясь минутному порыву и ничему более, я вписал в графу «доктор медицины». Графы относящиеся к родственникам и рекомендателям я заполнять не стал и, в надежде, что это отвлечёт внимание от проигнорированных вопросов, заявил, что хотел бы оплатить полугодовую аренду вперед, выложив поверх анкеты двадцать четыре стодолларовых купюры.

Помощница менеджера, принимавшая заявления, подняла на меня вопросительный взгляд.

— Вы доктор? — осведомилась она таким тоном, словно врачи — редкий вид, занесённый в Красную книгу. — И на чём же вы специализируетесь?

Я решил, что лучше уж быть врачом такй специальности, чтобы в Ривер-Бенд мои услуги никогда не понадобились.

— Педиатр, — соврал я. — Однако сейчас не практикую. Практика у меня в Калифорнии, и я взял академический отпуск на год, чтобы проверить результаты кое-каких исследовательских проектов в университете Эймори и сделать кое-какие вложения.

— Очень интересно, — она перевела взгляд на стопку купюр. Потом поспешно сгребла их, сунув в стальную шкатулку в верхнем ящике стола. — Рады видеть вас в нашем кругу, доктор Уильямс.

Переехал я в тот же день. Апартаменты на одного человека оказались не очень просторными, зато шикарно меблированными, а места для задуманных мной занятий более чем хватало.

Жизнь в Ривер-Бенд разворачивалась увлекательная, восхитительная и приятная, хотя и несколько бурная. Что ни вечер, в чьей-нибудь квартире устраивали вечеринку, а вытекающие из веселья интрижки распространялись по всему комплексу. Меня, как правило, приглашали составить компанию, кто бы в неё ни входил. Прочие жильцы приняли меня почти сразу и, не считая праздных вопросов, задаваемых из чувства вежливости, не пытались влезть в мою личную жизнь или деятельность.

Звали меня «доком», и разумеется, находились и такие, кто не делает между врачами никаких различий.[16] Того донимают боли в ноге. Другого — какие-то необъяснимые колики в животе. А одна брюнетка пожаловалась на «странное стеснение» в груди.

— Я педиатр, детский врач — pediatrist, а тебе нужен ортопед — podiatrist, врач по конечностям, — объяснил я первому.

— У меня нет лицензии на практику в Джорджии. Рекомендую обратиться к лечащему врачу, — отшил я второго.

Брюнетку я всё-таки осмотрел. Ей оказался тесен бюстгальтер.

Впрочем, ни одно из морей не сулит неизменного штиля, и в субботу вечером меня подстерёг шквал, стремительно разросшийся до трагикомического урагана.

Открыв дверь в ответ на стук, я нос к носу столкнулся с высоким холёным мужчиной лет пятидесяти пяти, одетым небрежно, но при том ухитрявшимся выглядеть так, будто он заявился на дипломатический прием. Его обаятельное лицо украшала улыбка, а в руке он держал стакан с коктейлем.

— Доктор Уильямс? — осведомился он и, не дожидаясь ответа, перешёл к делу. — Я доктор Уиллис Грэйнджер, главврач института педиатрии Смитерса и больницы в Мариетте.

Я был чересчур ошарашен, чтобы отвечать, и он с усмешкой продолжал:

— Я ваш новый сосед. Перебрался только вчера, живу прямо под вами. Помощник менеджера миссис Прелл сказала, что вы педиатр, и я не мог удержаться от знакомства с коллегой. Я вам не помешал, а?

— Э-э, нет… нет, ничуть, доктор Грэйнджер. Входите, — выдавил я в надежде, что он откажется. Но он не отказался. Войдя, он с комфортом расположился на моей софе.

— А где вы учились, здесь? — поинтересовался он. Полагаю, вполне нормальный вопрос при встрече врачей.

Мне было известно лишь одно учебное заведение с медицинским факультетом.

— Колумбийский Университет в Нью-Йорке, — выпалил я, мысленно вознося молитвы, чтобы он не оказался выпускником Колумбийского.

— Отличное учебное заведение, — кивнул он. — А где проходили интернатуру?

Интернатура… Я знал, что её проходят в больнице. А в больнице я ни разу не бывал. Миновал множество всяких, но в памяти засело только одно название. Оставалось лишь уповать, что туда берут интернов.

— Детская больница Харбор Хоспитэл в Лос-Анджелесе, — сказал я и выжидающе примолк.

— Ого, класс! — восхитился он и, к великому моему облегчению, прекратил допрос. — Знаете, у Смитерса открылся новый корпус. Меня только что назначили заведующим отделением педиатрии. В законченном виде это будет семиэтажное здание, но пока открыто только шесть этажей, и больных раз-два и обчёлся. Почему бы вам не зайти и не разделить как-нибудь со мной ланч? А я покажу наше заведение. Думаю, вам понравится.

— Замечательное предложение. С радостью, — откликнулся я, и вскоре он удалился. Я же после его визита вдруг впал в депрессию, уныние и отчаяние и немедленно захотел побросать вещи в чемодан, чтобы к чертям убраться из Ривер-Бенд, а то и из Атланты. Грэйнджер, живущий прямо подо мной, представлял явную угрозу моему пребыванию в этом тихом омуте.

Если я останусь, моё разоблачение — лишь вопрос времени, а я сильно сомневался, что он спустит дело на тормозах. Скорее всего, позвонит властям.

Мне надоело бегать. Я пребывал в бегах уже два года и в тот момент не находил в этом ровным счётом ничего волнующего, увлекательного или забавного; мне хотелось лишь обзавестись своим, пусть и иллюзорным домом, где можно на время найти покой и стать друзьями хотя бы с кем-нибудь. Ривер-Бенд стал для меня таким местом на два месяца, и уезжать мне не хотелось. В Ривер-Бенд я почувствовал себя успокоенным и счастливым.

Уныние уступило место озлобленному упрямству. К чёрту Грэйнджера! Я не позволю ему вытеснить меня обратно в беличье колесо жизни макулатурщика. Нужно лишь избегать этого придурка. Если зайдёт в гости, я буду занят. Когда он будет дома, не будет меня.

А вот с осуществлением плана не сложилось. Человеком Грэйнджер оказался не только симпатичным, но и чрезмерно тусовочным. Начал бывать на вечеринках, куда приглашали и меня. Если его не приглашали, он приглашал себя сам — и вскоре стал одним из популярнейших обитателей комплекса. Избежать его было попросту немыслимо. Увидев на улице, он непременно меня окликал и останавливался, чтобы перекинуться парой слов. А если знал, что я дома, обязательно навещал.