Читаем без скачивания Игра и Реальность - Дональд Винникотт

Можно рассматривать здоровье в терминах слияния (эротической и деструктивной активности), и тогда становится более необходимым, чем когда-либо до этого, исследовать источники агрессии и деструктивных фантазий. Многие годы в психоаналитической метапсихологии агрессия объяснялась на основе гнева.

Мне кажется, что и Фрейд, и Кляйн перешагнули это препятствие, найдя спасение в идее наследственности. На концепцию инстинкта смерти можно посмотреть и как на новое подтверждение принципа первородного греха. Я попытался развить следующую идею: тема, которой Фрейд и Кляйн таким образом избежали, заключалась в необходимости учесть зависимость ребенка от матери, а следовательно, и фактор социального окружения (Winnicott, 1960b). Зависимость есть зависимость, а значит, история конкретного ребенка не может быть написана об этом ребенке в одиночестве. Также необходимо рассмотреть ее с точки зрения внешней опеки, которая удовлетворяет потребность ребенка в зависимости, но может и не справиться с этой задачей (Winnicott, 1945, 1948, 1952).

Есть надежда, что психоанализ сможет применить теорию переходного феномена, чтобы описать, как хорошая опека со стороны социального окружения на самых ранних этапах жизни позволяет индивиду справиться с огромным шоком, связанным с потерей всемогущества[23]. То, что я назвал «субъективным объектом» (Winnicott, 1962), постепенно обретает связь с. объективно воспринимаемыми предметами, но это происходит только тогда, когда хорошая опека со стороны «ожидаемого нормального окружения» (Гартман (Hartmann), 1939) оставляет ребенку возможность быть в чем-то ненормальным, в чем-то одном, определенном, допустимом для младенца. Это безумие станет настоящим, только если проявится потом, в более позднем возрасте. В детстве это явление того же порядка, что и проблема, к которой обращался я, обсуждая принятие парадокса, когда ребенок порождает, создает объект, но этот объект не был бы создан, если бы уже не был в наличии.

Мы обнаружили, что индивиды либо живут творчески и чувствуют, что жизнь достойна того, чтобы жить, либо не могут творчески подойти к жизни и сомневаются в ее ценности. Такие различия между человеческими существами напрямую связаны с количеством и качеством опеки и заботы со стороны социального окружения с самых ранних этапов жизни каждого ребенка.

Несмотря на все усилия, предпринимаемые аналитиками, чтобы описать психологию индивида и динамику процессов развития и формирования защитных структур и включить сюда импульс и инициативу с позиции индивида, в данном случае никакая формулировка относительно изолированного индивида не поможет приблизиться к главной проблеме — проблеме источников творчества. В данном случае, когда креативность может либо возникнуть, либо не появиться (или же быть утерянной), теоретик должен принимать во внимание социальное окружение индивида.

Теперь важно обратить внимание на следующую трудность, которая следует из факта, что в то время как между мужчиной и женщиной так много общего, они, тем не менее, неодинаковы. Очевидно, что креативность — один из общих знаменателей, одна из тех вещей, которые разделяют мужчин и женщин, точно так же, как они разделяют между собой стресс от потери или отсутствия творческой жизни. Теперь я предлагаю исследовать этот предмет с другой стороны.

Характеристики мужчин и женщин, отражающие расщепление между мужским и женским началом[24].

Ни для психоанализа, ни за его пределами не является новой идея о «предрасположенности к бисексуальности» у мужчин и женщин.

Я постарался применить здесь то, что узнал про бисексуальность из тех случаев анализа, которые шаг за шагом шли до некоторой точки и были сфокусированы на единственной детали. Здесь не делается попыток проследить эти шаги, по которым анализ приходит к такому материалу. Скажем так, обычно необходимо сделать очень многое, прежде чем материал такого типа станет значимым и потребует приоритетного внимания. Трудно сказать, как можно избежать этой подготовительной работы. Медленный темп аналитического процесса отражает защиту, которую аналитик должен уважать, как мы уважаем все защиты. Если пациент все время учит аналитика, то последнему все же стоит помнить, теоретически, о проблемах, связанных с самым глубоким, центральным в личности человека. Иначе он просто не сможет осознать и подстроиться к новым требованиям относительно его понимания ситуации и техники работы, когда пациент уже сможет внести глубокие внутренние проблемы в контекст переноса, таким образом предоставляя возможность провести действенную интерпретацию. Делая интерпретацию, аналитик показывает, как много и одновременно как мало он способен услышать и вычленить из сообщения пациента.

Идея, которую я предлагаю рассмотреть в этой главе, основывается, по моему мнению, на положении о том, что творчество является одним из общих знаменателей для мужчин и женщин. Надо сказать, что иногда творчество называют прерогативой женщин, а в других случаях — исключительно мужским качеством. С этими тремя формулировками я и буду иметь дело ниже.

Показательный случай

Начнем с такого примера из клинической практики. Это была работа с мужчиной средних лет, женатым, который имел семью и достиг успеха в своей профессии. Анализ проходил в обычном, классическом русле. Этот мужчина имел за плечами длительный анализ, и я ни в коем случае не был его первым психотерапевтом. Большую работу сделал он сам, а также все его терапевты и аналитики по очереди; в его личности осуществились серьезные, большие изменения. Но есть что-то еще, о чем он заявляет, что не может его остановить. Он понимает, что не достиг того, за чем пришел. Игнорирование своих потерь — слишком большая жертва.

На данном этапе анализа мы приблизились к чему-то новому для меня. С этим следует обращаться так же, как я работаю с не-маскулинным в его личности.

В пятницу пациент пришел и говорил много, как это обычно бывает. В тот день меня поразило то, что пациент говорил о зависти к пенису. Я намеренно использовал этот термин и призываю к пониманию того, что он соответствует моему видению ситуации и подходит для его представления. Несомненно, термин «зависть к пенису» обычно не употребляют по отношению к мужчине.

Изменения, произошедшие на данном этапе, видны из того, как я обошелся с этой ситуацией. Я сказал ему, именно тогда, в тот момент: «Сейчас я слушаю девушку. Я знаю совершенно точно, что вы мужчина, но я слушаю девушку, и я разговариваю с девушкой. Я говорю этой девушке: „Ты сейчас говоришь о зависти к пенису“».

Хочу подчеркнуть, что гомосексуальность здесь совершенно ни при чем.

(Мне было важно, чтобы обе части моей интерпретации могли быть рассмотрены как связанные с игрой и по возможности оторваны от авторитарной интерпретации, которая соседствует с внушением.)

Сильное воздействие этой интерпретации убедило меня в том, что то мое замечание было удачным. И конечно, я не стал бы сообщать этот случай, произошедший именно в этом контексте, если бы работа, начавшаяся в ту пятницу, действительно не разорвала бы порочный круг. Я привык к рутине хорошей работы, хороших интерпретаций, незамедлительно хороших результатов, а затем деструктивности и разрушению иллюзий, что происходит каждый раз, когда пациент постепенно начинает осознавать, что нечто фундаментальное как прежде осталось неизменным. Этот неизвестный фактор заставлял мужчину заниматься собственным анализом на протяжении четверти века. Работа со мной — постигнет ли ее та же участь, что и его работу с другими терапевтами?

В данном случае последовал незамедлительный эффект в форме интеллектуального принятия, облегчения, а затем были и отсроченные эффекты. После паузы пациент произнес: «Меня бы назвали сумасшедшим, расскажи я кому-нибудь об этой девушке».

На этом можно было бы и остановиться, но я рад, в свете последовавших событий, что продолжил работу над этой проблемой дальше. Мое следующее замечание оказалось удивительным для меня самого, и оно уладило проблему. Я сказал: «Вы ничего никому не рассказывали; это я увидел Девушку и услышал, что она говорит, хотя на самом деле на моей кушетке мужчина. Я сам безумен».

Мне не пришлось развивать эту идею, поскольку она и так попала точно в цель. Пациент сказал, что чувствует себя как нормальный человек, окруженный сумасшедшими. Другими словами, он только что освободился от дилеммы. Как он сказал позднее, «Я сам никогда не мог (зная, что я мужчина) сказать: „Я девушка“. В этом я не сумасшедший. Но вы сказали мне об этом, и вы говорили, обращаясь к обеим частям меня».

Мое безумие позволило ему взглянуть на себя как на девушку, встав на мою позицию. Он знает, что является мужчиной и никогда не сомневается в том, что он мужчина.