Читаем без скачивания Швейцарские горки. Испанский сапог (сборник) - Александр Звягинцев

В общем, выбрал я день и момент, когда он точно без оружия будет. Понимал, что мне надо стрелять быстро – если я начну у него на глазах пистолет доставать да передергивать затвор, он может меня успеть скрутить, потому что мужик здоровый… Так что загнал заранее патрон… А когда он свой пистолет сдал, сказал, что надо поговорить… «Пошли, – говорю, – в курилку, там никого нет». Идем по коридору, я смотрю у него на левой руке барсетка болтается… Надо, думаю, и правую руку чем-то занять, чтобы он ничего не успел… Только в дверь вошли, я говорю: «Слышал, у тебя мобильник новый? Вика подарила? Покажешь?» Он мобильник вынимает, чтобы похвастаться, как она его любит, я тут же и выстрелил, попал в шею… Он упал, лежит, смотрит на меня, ничего не соображая… А я говорю: «Она моя и всегда только моей будет!» Он что-то замычал, типа – возражает, я наклонился и выстрелил второй раз под подбородок. Потом в плечо себе выстрелил. А пистолет Витьке в руку вложил и сжал его кисть, чтобы отпечатки на рукоятке остались. Я вообще-то хотел сам в коридор выйти позвать, но у меня вдруг голова закружилась, и я рядом с ним грохнулся… Очнулся, а его лицо от моего в полуметре, смотрит он на меня… Я еще подумал: вот так, Витя, не мог я ее тебе уступить, не мог…

– Ну, будешь чистосердечное писать? – деловито спросил Прядко.

– Чистосердечно я вам все рассказал, – засмеялся Живилло. – А писать мне адвокат пока запретил. Скажет написать – напишу.

– Ты чего такой радостный, а, капитан? – удивился Прядко. – Ты хоть понимаешь, что тебя теперь ждет?

– А я такой вариант, что следствие обо всем дознается, просчитывал… Мне больше восьми лет не дадут – у меня смягчающие обстоятельства, двое детей малолетних. Служба безупречная. Сидеть буду на милицейской зоне, там за хорошее поведение на поселение быстро переведут… Так что годика через три буду на свободе.

– А если Вика за это время еще кого-нибудь найдет? – поинтересовался Ледников.

– Нет, теперь не найдет, теперь она знает, что за это бывает.

Живилло вдруг весело подмигнул им. Господи, он действительно чувствовал себя чуть ли не счастливым, во всяком случае, человеком, который сделал то, что должен был сделать.

Потом у Ледникова был еще последний разговор с Викторией Пешковой. Постаревшая и подурневшая женщина, которую уже никто не смог бы назвать «королевой красоты», в полном отчаянии не могла понять, в чем она провинилась перед Богом и за что ей такие испытания. Вдруг с ужасом сказала, что в отделе поговаривают, что дело постараются как-то замять, тем более у Живилло генерал знакомый есть. Отмазать Живилло совсем, конечно, не удастся, но срок ему дадут небольшой, а там и досрочное освобождение получит… «Я, знаете, чего больше всего боюсь? Что он опять ко мне заявится и начнет свои права предъявлять. Не вынесу я больше этого…»

А скоро Ледников уволился из прокуратуры. Ему приказали дело Живилло передать другому следователю для окончания расследования, а самому переключиться на другие дела…

То ли это была последняя капля, то ли просто повод, которого он уже давно ждал.

Какую выволочку ему устроила тогда Разумовская! «Ты хоть понимаешь, какую карьеру мог сделать? Ты же был самым молодым следователем по особо важным делам!» – зло выговаривала она. А когда он стал объяснять, что не может больше заниматься отцеубийцами, малолетними психами и маньяками, только рукой махнула: «Наверное, ты думаешь, что мне все нравится из того, чем я занимаюсь? Далеко не все, мальчуган! Но я уже взрослая тетя и понимаю, что можно делать, а что нельзя. Есть вещи, которые надо терпеть, и взрослый человек их терпит. А ты как ребенок. Попробовал, не получилось – убежал».

Когда Ледников по случаю подался в журналистику, Анетта принялась всячески его раскручивать. У нее были возможности. Он только успевал отбиваться от звонков из зарубежных корпунктов, приглашений на телевидение, заказов из модных журналов, совершенно ему неинтересных.

В результате она махнула на него рукой: «Что поделаешь, мальчуган, будем ждать, когда ты повзрослеешь и станешь настоящим мужчиной – который зарабатывает деньги и имеет власть. Но ты должен помнить – я не могу любить лузера и киттера. Мне этого моя шляхетская гордость не позволяет». «Значит, я, по-твоему, лузер и киттер? То есть неудачник и тот самый тип, который бросил бороться? – перевел он ее американизмы на русский язык. – Тогда давай расстанемся!» – «Еще чего! Размечтался! – отрезала Анетта. И коварно ухмыльнувшись сказала: – Я согласна и дальше также мучиться, поскольку твердо уверена в том, что рано или поздно ты все равно выбьешься в люди!»

Глава 17

Aut viam inveniam, aut faciam

Найду дорогу, или проложу её себе сам

Практика показывает: чем умнее и образованнее человек, тем проще расколоть его на допросе.

В смутных воспоминаниях проходили часы. Иногда накатывало бешенство от ощущения собственного бессилия. Как он мог так глупо попасться! Ведь знал, что его ведут и отслеживают. Как можно было быть таким беспечным после истории с лже-полицейскими на месте гибели Анетты! Хорошо, тогда Женя выручила, а то бы сидел здесь уже черт знает сколько!

Но психовать было бесполезно. В нынешней ситуации он мог только думать и ждать. Вспомнил разговор перед отлетом с отцом. Тот напомнил тогда:

– Поляки вот сейчас засуетились. Мол, якобы скоро будет раскрыта таинственная гибель главы польского эмигрантского правительства Владислава Сикорского!

– Это во время войны? – без особого интереса спросил Ледников. Ему было не до того.

– В 1943 году.

– Я эту историю, честно говоря, помню очень смутно.

– Сикорский возвращался в Англию из Египта накануне высадки там войск союзников. В Гибралтаре, на английской военной базе, была промежуточная посадка, после которой его самолет, американский бомбардировщик «Либерэйтор», взял курс на Лондон. По британским данным, погода стояла хорошая, но вскоре после взлета внезапно остановились два из четырех двигателей. Самолет упал в море. Из 17 человек на его борту выжил только один летчик. Англичане тогда провели расследование, которое никаких результатов не дало. Версию о теракте никто не рассматривал. Сикорского похоронили в Англии.

– Ну и? – уже грубовато спросил Ледников. – Зачем ты мне это сегодня рассказываешь?

Отец словно не заметил его тона.

– А в 1969 году вдруг очень понадобилось повторное расследование. Оказалось, английские джентльмены уже не исключают возможности тер акта. И разумеется, причастности НКВД к катастрофе. Но так как никаких доказательств не было, большого шума не получилось. Останки Сикорского в 1993 году, уже в постсоветские времена, в саркофаге перенесли на родину, в Краков. И вот вдруг теперь полякам понадобилась эксгумация останков Сикорского.

– Основания для нового расследования были?

– Видишь ли, в Гибралтаре в 1943 году работал знаменитый советский разведчик Ким Филби… Польские паны вдруг поняли, что именно ему и могли поручить исполнение «акции»… Ну и понесли прочий бездоказательный политический вздор. Вокруг гибели Сикорского всегда было много слухов. Мол, его убили еще на берегу, а в разбившийся самолет подкинули труп. Еще 15 человек, включая дочь Сикорского Софию, убили для создания правдивой легенды. Еще говорили, что в краковском саркофаге лежат останки другого человека. Была другая версия: убийство санкционировал Лондон, чтобы устранить в лице Сикорского серьезную проблему – своими действиями он угрожал развалить антигитлеровскую коалицию. Между прочим, англичане засекретили свои архивы после гибели Сикорского на 50 лет. А в 1993 году продлили «секретность» еще на столько же… Кстати, в самой Польше многие убеждены, что это дело рук англичан. Но нынешним властям нужен именно «русский след». Ради этого сегодня все и затевается… Пришло время.

– Понятно, – вздохнул Ледников. История, надо признаться, показалась ему слишком далекой от всего, что волновало его теперь. Слава богу, она подошла к концу.

Отец проницательно посмотрел на него.

– Я рассказал тебе это не потому, что на меня напала старческая болтливость. А чтобы ты помнил – даже случайную смерть можно использовать для вполне конкретных политических целей. Если таковые имеются. Поэтому подумай, не могла ли смерть Разумовской кому-то понадобиться и для этих целей.

Ледников смял пустой пакет из-под картошки и вдруг почувствовал, что пальцы его сжали какой-то твердый шарик на самом его дне. Он уже хотел посмотреть, что это, когда вспомнил про телекамеру. Пожалуй, разобраться с содержимым пакета лучше так, чтобы наблюдавшие за ним ничего не заметили. Для этого надо было встать под самый глазок, но лучше было сделать это не сразу.

Он несколько раз показательно прошелся по камере – четыре шага в одну сторону, четыре в другую – потом буквально прижался к стене и быстро достал шарик из пакета. Это был плотно скатанный промасленный обрывок газеты размером в ладонь. С одной стороны реклама какой-то газонокосилки, с другой фотография – групповой снимок.