Читаем без скачивания Крушение - Рабиндранат Тагор

— Нет, ты все-таки ответь! Ну, вдруг дело обстояло бы именно так, что же в таком случае должен делать я и что ты?

Девушка, не сказав ни слова, вскочила с кресла и убежала.

На пороге их каюты сидел Умеш и не отрываясь смотрел на реку.

— Видел ты когда-нибудь привидения, Умеш? — спросила Комола.

— Видел, мать.

Тогда Комола притащила стоявшую неподалеку плетеную скамеечку, уселась на нее и попросила:

— Расскажи, какие они?

Ромеш не стал звать обратно убежавшую в досаде Комолу.

Тонкий серп молодого месяца скрылся из глаз, спрятавшись в густых зарослях бамбука. Свет на палубе притушили, — матросы и капитан спустились вниз поужинать и спать. Ни в первом, ни во втором классе других пассажиров не было, а почти все ехавшие в третьем классе перебрались на берег готовить себе пищу. В просветах чернеющей массы береговых зарослей мелькали огни расположенных неподалеку лавчонок. Мощное течение полноводной реки громыхало якорной цепью, и дыхание великого священного Ганга заставляло время от времени вздрагивать весь пароход.

Любуясь поразительной новизной развернувшегося перед ним незнакомого ночного пейзажа с его смутно угадывающейся бесконечностью укрытых темнотой просторов, Ромеш вновь и вновь пытался разрешить мучительный для себя вопрос: он понимал, что ему так или иначе обязательно придется расстаться или с Хемнолини, или с Комолой. Сохранить обеих — о таком компромиссе не могло быть и речи. У Хемнолини еще есть какой-то выход: она может забыть Ромеша, может выйти замуж за любого другого. Но Комола… Как решиться ее бросить, раз у нее нет иного приюта в этом мире?

Но эгоизм мужчины безграничен. Ромеша отнюдь не успокаивало, что Хемнолини может его забыть, что есть на свете кому о ней позаботиться, что он для нее не единственный. Скорее наоборот, — сознание всего этого лишь усиливало его мучительную тревогу. Ему представлялось, что он смутно видит сейчас Хемнолини рядом с собой. Но в ту же минуту, простирая к нему с безмолвной мольбой руки, она уже исчезает навеки, и он не может к ней приблизиться.

Под тяжестью своих дум он бессильно уронил голову на ладони.

Где-то вдали завыли шакалы. Из деревни им немедленно отозвались тявканьем неугомонные собаки.

Очнувшись от этих звуков, Ромеш вновь поднял голову и увидел Комолу, которая стояла, держась за поручни, на темной безлюдной палубе.

Юноша поднялся с кресла и подошел к ней.

— Почему ты до сих пор не спишь, Комола? Ведь уже очень поздно…

— А сам ты разве не собираешься ложиться? — спросила девушка.

— Я тоже сейчас приду. Тебе постелено в каюте справа. Не жди меня, ступай скорей.

Не вымолвив больше ни слова, Комола очень медленно направилась к своей каюте. Не могла же она сказать Ромешу, что наслушалась сейчас рассказов о привидениях, а в каюте темно и пусто!

По звуку ее тихих, нерешительных шагов Ромеш догадался о ее смятении, и сердце его сжалось.

— Не бойся, Комола, — сказал он. — Ведь моя каюта рядом с твоей, я оставлю дверь между ними открытой.

— Мне нечего бояться! — ответила Комола и решительно тряхнула головой.

Войдя к себе, Ромеш потушил лампу и лег.

«Комолу бросить никак нельзя, — продолжал он свои размышления. — А значит, прощай Хемнолини. Итак, решение принято. Пути назад нет и… Прочь все колебания!»

И в то же время юноша чувствовал, что расстаться с Хемнолини для него равносильно смерти. Не в силах больше лежать, он поднялся с постели и вышел на палубу. Но, стоя в ночной темноте, он вдруг понял, что его душевное смятение, его личное горе не заполняют собой всю бесконечность времени и пространства. Усеявшие небосвод звезды мерцают спокойно, — что для них какая-то незначительная история Ромеша и Хемнолини, она их ничуть не трогает! Сколько еще будет таких же звездных осенних ночей, и эта река никогда не перестанет журчать мимо пустынных песчаных отмелей, среди шуршащих камышей, в тени деревьев, осеняющих спящие деревни! Она будет струиться и тогда, когда все огорчения Ромеша, все тяготы его жизни обратятся в горсть пепла от погребального костра и, смешавшись с вечной землей, исчезнут навсегда!

Глава двадцать седьмая

Было еще темно, когда Комола проснулась. Осмотревшись, она заметила, что около нее никого нет, и тут вспомнила, что эту ночь провела на пароходе. Тихонько приоткрыв дверь, девушка выглянула наружу. Над молчаливой водой тонкой пеленой стлался легкий прозрачный туман, темнота с каждой минутой все больше расплывалась в сероватую мглу; на восточном краю горизонта, за лесом, расцвела заря, и вскоре стальная поверхность реки запестрела белыми парусами рыбачьих лодок.

Комолу охватила какая-то щемящая безотчетная тоска. Почему осенняя заря не явила сегодня своего сияющего лика, а была будто затуманена слезами? И почему к горлу подступают беспричинные рыдания, а на глаза все время навертываются слезы? Еще вчера она даже не вспоминала о том, что у нее нет ни свекра, ни свекрови, ни знакомых, ни подруг. Что же случилось нынче, отчего она вдруг подумала о своем одиночестве, не видя опоры даже в Ромеше? Почему ей пришла в голову мысль о собственной слабости и о величии расстилающейся перед ней вселенной?

Комола долгое время тихо стояла в дверях. Вода уже заискрилась, словно поток расплавленного золота. Матросы взялись за работу, застучала машина. К берегу гурьбой сбежалась деревенская детвора, спозаранку разбуженная грохотом якорных цепей и постукиванием машины.

От этого шума Ромеш проснулся и, поднявшись с постели, направился к каюте, где спала Комола. Девушка вздрогнула и еще плотнее укуталась в покрывало, будто стараясь укрыться от Ромеша.

— Ты уже умылась, Комола? — спросил он.

Девушка, вероятно, не могла бы объяснить, почему вдруг рассердилась на Ромеша за этот вопрос, но она действительно рассердилась и, отвернувшись, лишь отрицательно покачала головой.

— Скоро все встанут, а ты до сих пор не готова, — продолжал он.

Комола ничего не ответила и, сняв с кресла свежее сари и полотенце, быстро прошла мимо Ромеша в ванную. Нельзя сказать, чтобы его утреннее посещение и некоторую заботливость Комола сочла совсем ненужными, но что-то было в них оскорбительное, она почувствовала, что Ромеш в отношениях с ней не желает переступать намеченную границу. Как уже говорилось, она не жила в доме свекра, почтенные родственницы не учили ее застенчивости, и она не знала, в каких случаях полагается закрывать лицо покрывалом. Но едва увидев перед собой Ромеша, девушка вдруг ощутила, что все в ней словно замерло от стыда. Комола выкупалась, вернулась в комнату и занялась своими обычными хозяйственными делами. Она достала ключи, завязанные в уголок свешивающегося с плеча сари, открыла чемодан, где лежали ее платья, и тут взгляд ее упал на маленькую шкатулку для денег. Вчера эта шкатулка составляла для Комолы источник радости; она будто сообщала ей чувство уверенности и самостоятельности. Заперев шкатулку, девушка бережно положила ее среди своей одежды. Но сегодня, взяв ее в руки, Комола не испытала ни малейшего удовольствия. Теперь эта вещь, казалось, не принадлежала ей всецело — это была шкатулка Ромеша. Поэтому девушку покинуло чувство полной независимости, которое она испытывала раньше. Наоборот, этот подарок делал Комолу еще более зависимой от Ромеша.

— Ты что, привидение нашла в пустой шкатулке? — спросил Ромеш, входя в каюту. — Что так притихла?

— Возьми, это твое, — сказала девушка, протягивая ему шкатулку.

— А что мне с ней делать?

— Когда тебе что-нибудь понадобится, дашь мне денег, и я куплю.

— А тебе самой разве ничего не нужно?

Пожав плечами, Комола уклончиво ответила:

— Зачем мне деньги?

— Немного найдется людей, которые могли бы искренне повторить эти слова, — рассмеялся Ромеш. — Однако, Комола, если тебе не нравится эта вещь, подари ее кому-нибудь, а мне она не нужна.

Комола молча положила шкатулку на пол.

— Послушай, Комола, — проговорил Ромеш, — скажи мне правду: ты сердишься на меня за то, что я не докончил сказку?

— Кто тебе сказал, что я сержусь? — опустив голову, произнесла девушка.

— Если не сердишься, оставь у себя эту шкатулку. Тогда я поверю, что ты сказала правду.

— Пусть даже я и не сержусь, но зачем мне оставлять ее у себя? Ведь это твоя вещь — ты ее и храни.

— Да не моя это вещь! Ты знаешь, тот, кто отбирает подарки, после смерти обязательно превращается в привидение.

Опасения Ромеша стать привидением вызвали у Комолы взрыв смеха.

— Не может быть, чтобы тех, кто отбирает подаренное, превращали в привидение, — все еще смеясь, заявила она. — Я никогда об этом не слышала.

Ее неожиданный смех положил Начало их примирению.

— От кого же ты могла услышать о подобных вещах? — спросил Ромеш. — Вот как только увидишь привидение, обязательно спроси его, и оно ответит тебе, правда это или нет.