Читаем без скачивания Орлица Кавказа (Книга 2) - Сулейман Рагимов

Все это знал, видел Гачаг Наби, и гордое сознание справедливости своего дела поддерживало его в самые трудные минуты. Но Ало-оглы знал и видел не только это. Он понимал: принести волю народу, дать ему землю нельзя таким, сравнительно небольшим отрядом, какой был у него. Это храбрые и преданные ему люди. Их набеги вселяют в богатых ужас. Повстанцев поддерживают тысячи и тысячи бедняков, и все же отряд мал. Хотя было в этом и свое преимущество возможность внезапного нападения и быстрого отхода. Тем не менее против него стояла регулярная, хорошо обученная армия, имеющая опыт ведения войн на Кавказе. А сил для большой народной войны было пока мало.

С наступлением холодов положение осложнится еще больше. Повстанцев могли начисто отрезать от продовольственных источников, взять в длительную осаду, и тогда, хоть и славная, но бесполезная гибель. Был и еще один выход: пробиться к границе, покинуть навсегда эту печальную землю. Но это была их Родина. Кроме того, Хаджар томилась в темнице, и нужно сначала добиться ее освобождения.

Обеспокоенный этими мыслями, Гачаг Наби медленно обходил посты, присаживался к костру и, устремив глаза к манящему огню, слушал песни родного края. Среди них были песни и о нем, о судьбе тех, кто пошел с ним: гордость за народную силу звучала в этих песнях, щемящая душу грусть пронизывала их.

Я - крепость, скала неприступная,

Покуда жив, жизнь моя принадлежит обездоленным.

У народа черпает силу Наби!

Сердце у них одно!

На твой зов откликаются поля и горы,

Бурлящие реки, ревущие сели

Такова народная сила!

И вдруг, на самой высокой трепетной ноте возникала мгновенная пауза певца и следом звучали скорбные слова.

В стороне от родной земли сломается твой хребет...

Силу и мощь черпает Наби у народа!

Всегда сердцем с народом Наби!

"Они верят в меня, и такую веру нельзя губить,- думал растроганно Наби. Можно ли обмануть ожидания этих людей, ожидания народа? Лучше уж гибель! Да, но моя гибель - это всего лишь моя гибель, своею жизнью распоряжаюсь я сам. Но кто дал мне право распоряжаться судьбами других? Смельчаки рискуют сейчас, чтобы вызволить из беды мою Хаджар. Мою Хаджар! Как же я должен быть безмерно благодарен им, какой великий долг лежит на мне. Но разве то, что делаю я, делает "кавказская орлица", принадлежит только нам? Разве наши жизни не принадлежат народу? И если нам суждено всем погибнуть, то поймут ли через много лет люди, для чего я это делаю, простят ли мне мои ошибки ради той цели, .какая была у меня?"

В один из таких вечеров, вызывавших в Адо-оглы смутную тревогу и печаль, у костра появился Агамирза. Расцеловав своего сподвижника, Гачаг Наби стал жадно выспрашивать о новостях. Агамирза обстоятельно рассказал о положении дел: подкоп начат, пока все идет хорошо. Но нужна еще группа смельчаков, которая могла бы в крайнем случае вступить в схватку, отбить Хаджар, случись погоня или внезапное нападение.

- Какие молодцы! Какие вы храбрецы! С таким народом и не поломать хребет этой проклятой империи!

Скорый на руку, Гачаг Наби решился почти на безумный шаг. Он набрал небольшой отряд добровольцев и сам повел их в сторону Гёруса, как ни отговаривал его Агамирза. Больше того, рискуя наткнуться на засаду, в любую минуту быть обнаруженным, Ало-оглы приказал выступать на конях. Долго потом Агамирза говорил, что это было почти чудом, как они не свалились в пропасть и не попались на глаза казачьим разъездам, которыми буквально кишели окрестности Гёруса.

Веселый, возбужденный опасностью, Гачаг Наби как из-под земли вырос перед глазами Тамары и Гогия.

- Ой,- воскликнула Тамара, уронив на землю тюбики с красками.

- Женщины все одинаковы, - засмеялся Гачаг.- Даже самые бесстрашные, видя мышь или гостя, кричат: "Ой!" Чем это вы тут заняты?- рокотал он, радуясь свиданию с друзьями.- Ого! Снова наша "Кавказская орлица". Здесь она у вас как будто еще красивее.

С почти законченного холста смотрела на Ало-оглы Хаджар: ясное, открытое лицо, едва уловимая, гордая и одновременно добрая улыбка и испытующий взгляд строгих, глубоких глаз.

- Здравствуй, Хаджар!- едва слышно произнес Гачаг Наби, затем снова заговорил, стряхивая с себя минутное оцепененье.- А это что? Ну, это не дело, друзья. Причем же тут я? Чем я заслужил, чтобы меня рисовали такие знаменитые художники... И потом, усы бы хоть покороче сделали. А то и впрямь разбойник какой-то. Что же, может, вы и правы. Я - уже давно не я. Мне Агамирза говорил, что вы тоже копаете подземный ход. За помощь спасибо! А вот больше этого не нужно делать. Зачем портить руки! Вы несете свободу своим чудом, своим талантом. А рыть пшеничную яму найдется кому, вон какие орлы со мной!

Как ни отговаривали Ало-оглы, как ни понимал он, что делает опасный шаг, все не удержался, пробрался в. хижину Карапета, вызвав у друзей взрыв радости, а в хозяевах робкое смятенье. Глаза незнакомца, хоть и добрые, поражали своей проницательностью, они жгли, вселяя беспокойство.

Айкануш сделала нетерпеливое движение в сторону незнакомца, явно намереваясь задать какой-то вопрос, но Томас незаметно остановил ее. Карапет понял, что перед ним не обыкновенный гость, возможно, сам Гачаг Наби, и молчал от робости, испытывая тем не менее гордость за себя: не ко всякому является этот человек.

Долго оставаться было опасно. Понимая это, Наби думал не о себе; ему, напротив, хотелось стычки с жандармами или казаками, но так можно было погубить начатое дело, погубить Хаджар, друзей. Сделав несколько ударов киркой по вязкой глине, Ало-оглы прислонился к краю ямы и закрыл глаза. Ему казалось, что он слышит из глубины земли голос Хаджар.

- Уходи,- говорила она ему.- Уходи, ты нужен не здесь!

- Но я не могу оставить тебя, я должен что-то делать для твоего спасения,отвечал он мысленно.

- Ты должен, ты должен, Наби. Помни о народе, помни о людях, которые пошли за тобой.

- Не могу, не могу думать ни о ком, кроме тебя, моя Хаджар.

- Ты должен, должен. Ты не имеешь права сейчас рисковать собой. Ты себе не принадлежишь, Наби. Ты принадлежишь народу.

- Я люблю тебя, Хаджар, моя Дикая кошка, моя Орлица.

- И я тебя люблю, но уходи, уходи, уходи...

- Хорошо,- почти вслух произнес Наби.- До свидания.

- Прощай,- грустно отозвалась она.

Гачаг обнял Аллахверди, затем обернулся к Карапету и Айкануш и сказал тихо:

- Спасибо вам! О таких, как вы, народ слагает бессмертные песни. Спасибо, друзья, великое! Томас, проводи меня, нужно моих людей получше устроить.

Они вышли, но в хижине еще долго звучал голос этого сильного, красивого и печального человека.

Глава шестнадцатая

Генерал окончательно слег. Его бил озноб, лицо было покрыто испариной. Шушинский лекарь пустил немного крови, дал отвар какой-то травы, но легче не стало. Генерал то и дело впадал в забытье, метался в постели, скрежетал зубами. Одно и то же видение накатывалось на него.

Исполинского роста человек медленно шагает по полю к цепи солдат, которой командует генерал. Шаги его бесшумны, лик грозен, брови сдвинуты. "Пли!", командует генерал. И после залпа вместо одного исполинского человека появляются рядом еще несколько, 'похожих друг на друга, как две капли воды. Они надвигаются на солдат спокойно, с суровыми глазами, устремленными на генерала. "Это он, Гачаг Наби! Он хочет моей крови", - в ужасе думает генерал.

- Пли!-командует он, но цепь молчит.- Пли!-кричит он, но видит, что вместо солдат лежат в цепи люди в папахах и бурках. Они встают и смеются, скаля белые зубы. - Артиллерия! - хочет крикнуть генерал, но не может. Ноги наливаются тяжестью. А исполинские люди все ближе и ближе. И вдруг генерал с ужасом видит, что впереди них идет наместник Кавказа, делая призывные знаки и указывая на него; генерал хочет обернуться, но не может. Сильные руки удерживают его, а рядом слышится женский смех. Генерал не видит, кто его держит и кто смеется, но знает, что это его домашний врач и Клавдия. Он начинает биться в смертной тоске и со стоном просыпается.

- Он очнулся, - сказала Клавдия. - Он очнулся! Федор Матвеевич, вам легче?! Федор Матвеевич, вы узнаете меня?

- Узнаю, - сказал обессиленный генерал, пытаясь улыбнуться. - Как ты здесь очутилась?

- Потом, - вмешался врач. - Потом поговорите. Вам нужен полный покой. Вот, пожалуйста, примите это.

Жена приподняла голову губернатора с подушки, и он, как ребенок вертя головой, выпил полстакана какой-то горько-соленой жидкости.

- Какая гадость, - сказал он, откидываясь на подушку. - Какая гадость вся наша жизнь, Клавдия!

- Успокойся, дорогой. Вот доктор говорит, что страшное позади. Кризис миновал. У тебя просто переутомление. Спи! Постарайся уснуть.

- Как там идут бои в Зангезуре?

- Какие бо...

- Все преотлично, - прервал ее врач. - Разбойники в ловушке.

- Нельзя, чтобы наши солдаты входили в близкий контакт с ними, - сказал генерал, вспомнив свои страшные сны. - Бейте их артиллерией, артиллерией. А с флангов тесните конницей.