Читаем без скачивания Дубровинский - Вадим Прокофьев

«Хочу – одну неделю принимаю блондинок, другую – брюнеток», – нагло заявил директор джутовой фабрики в Одессе, почувствовав некоторый спад стачечной волны.

Николай II требовал: «Действовать по забастовщикам оружием».

Полицейских дел заплечный мастер Плеве, когда железнодорожники задержали отправку поезда, вызвал войска – «поезд пойдет если надо, то по трупам».

1903 год предвещал революцию.

3 июля 1903 года у Иосифа Федоровича, наконец, окончился срок ссылки. Свободен! Можно не отмечаться в полицейских участках. Можно сесть в поезд и ехать куда угодно.

Нельзя!

«Ввиду серьезного характера преступной деятельности Иосифа Федоровича Дубровинского…» Далее перечисляются столицы, города столичных губерний, в которых ему воспрещается проживать еще в течение пяти лет.

Самара не столичный город. Но все же здесь сотня тысяч жителей, по преимуществу купцов, мещан и городских крестьян. В городе мужская и женская гимназии, реальное училище, женская земская учительская школа, железнодорожное училище. В Александровской публичной библиотеке более 10 тысяч названий книг, две частные библиотеки, общество врачей…

В общем здесь есть учащаяся молодежь, есть сочувствующая интеллигенция. И главное – очень удобная связь. По Волге пароходы идут вплоть до Твери и вниз, в Астрахань. Железная дорога соединяет с Уфой, а значит, и с Сибирью.

В Самаре Мария Ильинична Ульянова, а это прямая связь с «Искрой».

Пока Иосиф Федорович и Анна Адольфовна перебирались, открылся II съезд РСДРП. А когда окончательно устроились и немного огляделись, в Самару прямо со съезда явилась Лидия Михайловна Книпович.

Как радостно и как важно узнать обо всем, что происходило на съезде, из первых рук, от делегата, человека, близкого Ленину, Крупской.

Ведь со съездом связано столько надежд. Наконец социал-демократы России оформят свою боевую партию, партию не реформ, не парламентской словопарни, а революционной борьбы.

Лидии Михайловне не дают отдохнуть с дороги. Может быть, поэтому в ее голосе чувствуются усталость и боль, а рассказ походит на ненаписанные мемуары…

17 июля 1903 года, Брюссель. Душно. Улицы словно вымерли. Кто мог, поспешил на дачи к морю, выбрался на курорты.

И кажется, что никому нет дела до иностранцев, собравшихся около трех часов дня в складском помещении, очищенном от товаров и наскоро заставленном стульями.

За столом немолодой мужчина с бородкой, пронзительным взглядом. Великолепно поставленный баритон.

Если бы случайные прохожие заглянули в склад, то с удивлением отметили бы, что мужчина за столом объявил об открытии II очередного съезда Российской социал-демократической партии.

Председатель съезда – Георгий Плеханов. Два его заместителя – Ленин и Красиков.

Об открывшемся съезде мало кто знал в столице Бельгии. Разве что бельгийские социал-демократы и, конечно, бельгийская полиция.

Социал-демократы Брюсселя владеют гостиницами, пивными, торговыми складами. Они не очень охотно прописывают в своих отелях «подозрительных» людей, одетых в приличные костюмы. Полиция же не спускала с них глаз.

Вскоре делегаты съезда заметили за собой слежку. Но проследить каждый шаг каждого из 57 русских социал-демократов… Не такая уж это была легкая задача. Русские с полицейскими шпиками не церемонились, и вскоре кое-кому из соглядатаев пришлось на деле узнать российские «методы отваживания шпиков». Метод проверенный! Сыщик должен следовать за своим подопечным, куда бы тот ни шел. А делегаты, разбившись на пары, бредут в самые отдаленные и пустынные окраины столицы, за склады, на подъездные пути. Потом короткое объяснение с филером. Для пущей убедительности держат правую руку в кармане. Помогает. Шпиков больше не стало видно, но зато четырем делегатам полиция предложила в 24 часа покинуть Бельгию. Лидер социал-демократов Вандервельде разъяснил, что этих четырех сочли за анархистов. Да и вообще бельгийские соцдеки считали, что русскому съезду было бы спокойнее заседать вне пределов «конституционной» Бельгии.

Совет был дельным. Социал-демократов полиция «перекрестила» в анархистов, а арестованных «анархистов» передавала с рук на руки полиции той страны, где они вели свою «подрывную» работу. Этак съезд в полном составе мог очутиться в Петропавловской крепости.

Пришлось переехать в Лондон. Здесь было действительно спокойнее.

Перебравшись через Ла-Манш, делегаты небольшими группами, «приличным» вторым классом следовали в Лондон.

Сколько разных легенд и «правдивых» рассказов долетало до России об этой удивительной островной стране – Англии! И рабочие одеты тут как денди, нет подвалов и вонючих «обжорок», на фабриках чистота, машины делают все, а рабочие покуривают сигары да присматривают за ними.

Но Лондон оказался другим. Нищета, грязь, теснота окраин и роскошь богатых кварталов. Так же, как и в Питере. Такие же грязные рыбные «обжорки», в которых вместо хлеба подают картошку и нет жидких блюд, такие же тесные, грязные меблированные комнаты и ночлежки и так же много нищенски одетых людей, которые вынуждены ночевать на улицах. Ночлежки им не по карману, потому что карманы пусты.

В Лондоне заседали каждый раз в новом помещении. Помнили о горьком брюссельском опыте. Но английская полиция не проявляла к съезду внимания.

Приняли программу – программу-минимум и программу-максимум. Сначала как минимум – свержение царизма и создание в России демократической республики. Максимум – победа социалистической революции и, что главное, установление диктатуры пролетариата. О ней забыли социал-демократы Бельгии и Германии, Англии и Франции.

Приняли и устав РСДРП. Много было сломано копий. Много раз Ильичу приходилось выступать, убеждать, высмеивать, уничтожать железной логикой тех, кто кивал на «заграничный опыт», кто тянул партию к организационной аморфности. Во главе их был Мартов.

Ему всячески подыгрывал «Балалайкин», такое прозвище заработал Троцкий.

Книжное знание рабочих, книжные газетные сведения об их классовой борьбе, а отсюда терпимость ко всякого рода попутчикам («немецкие социал-демократы терпимы»). Страх перед ленинским «чудовищным централизмом», железной дисциплиной: ведь это не принято у тех же немцев. И вообще зачем еще какое-то участие в жизни партийных организаций, достаточно формальной принадлежности. Смотрите, у немцев аккуратно платят членские взносы, спокойно потягивают пиво на собраниях, слушая речи своих вождей, и раз в четыре года подают свои голоса за партийного кандидата на выборах в парламент. Партийная дисциплина, когда она не противоречит желаниям и взглядам тех, кто должен подчиняться, а если противоречит, то можно и не подчиняться, Ильич же напоминает Робеспьера. И «Балалайкин» называл Владимира Ильича не иначе, как Максимилианом. То, что кривлялся Троцкий, было не удивительно. Но Плеханов, Плеханов…