Читаем без скачивания Боже, спаси Францию! Наблюдая за парижанами - Стефан Кларк

Моих весьма ограниченных познаний во французском хватило, чтобы понять: из русла добродушного трепа, подогреваемого эйфорией от хорошего секса, разговор устремился в куда более опасном направлении. Похоже, сейчас разовьется полноценная ссора между главой отдела «зукоупки» и ее боссом. А предметом этого спора было нелегальное приобретение дешевого английского мяса!

По десятибалльной шкале это дерьмо весило на все одиннадцать. Думаю, лопоухий приятель Бернара не изображал бы наивысшую степень блаженства, знай он истинную начинку гамбургера.

Оставив настольную лампу включенной, а дверь в кабинет приоткрытой, я на цыпочках прокрался к лестнице. Меня ждала Алекса.

На этот раз Алекса выбрала одиннадцатый округ, район Оберкампф. Взявшись за руки, мы неторопливо прогуливались по одноименной улице. Этот район считается модным, благодаря расположенным тут барам, объяснила Алекса. Ну что ж, тем более прогулка окажется забавной. Те, кто приезжал сюда днем только потому, что район считался модным, уже уехали, и поэтому у нас был огромнейший выбор мест и способов провести вечер.

Мы решили заглянуть в бар, оформленный наподобие южноамериканских джунглей — слава богу, снабженных кондиционером, — и заказали по бокалу чудовищно дорогого мексиканского пива. Бар был заставлен длинными диванами, уютно устроившись на которых можно было перемежать разговоры глотками пива и многими другими, куда более увлекательными занятиями.

— У меня одна просьба, — сказала Алекса, отбиваясь от мексиканца местного разлива, пытающегося нацепить на голову каждому огромное сомбреро, — давай не будем сегодня затрагивать твою любимую тему. О’кей, мистер Зацикленный Англичанин?

— Без проблем. Но не думай, что это наша национальная философия. Я начал обращать внимание на это, лишь оказавшись здесь.

— Помешанность на собачьих какашках ты называешь философией? — прыснула Алекса. Она пила уже второй бокал, закусывая исключительно кукурузными чипсами. Мимо снова прошел «мексиканец», но она увернулась от него, явно не желая видеть на своей голове соломенную шляпу размером с Мексику.

— А знаешь, пожалуй, я сделал для себя несколько выводов о французской философии жизни. Вы всегда думаете только о себе. И вместо того чтобы общими усилиями бороться с этим безобразием на улицах Парижа, вы просто приспосабливаетесь, находя способы не влипнуть в собачье дерьмо. — С этими словами я взял у парня шляпу, просто чтобы наконец избавиться от него.

— Хорошо, хорошо. Прекрати сейчас же, прошу тебя!

— iÁndale![82] — С возгласом победителя лже-представитель страны любителей текилы пустился в пляс под мексиканские ритмы и натянул-таки сомбреро на голову Алексе.

Выйдя на улицу, мы запустили головные уборы в сторону возвышающейся груды мусора и двинулись в поисках другого бара.

Следующий ресторанчик был тускло освещен, из-за двери доносилась заунывная музычка, а угрюмые официанты подавали коктейли по ценам, наводившим на грустные размышления о вторичной ипотеке. Мы прошлись вниз по улице, минуя еще пару подобных заведений, и отыскали более дешевую кафешку, переполненную людьми, звуками диско и дымом сигарет.

Сквозь столпотворение на танцплощадке я прорвался к бару, чтобы заказать пиво. Алекса ждала в уголке — относительно тихом благодаря тому, что его отделяли полтора метра от орущих колонок и, по крайней мере, еще метр от подвыпившего тусовщика, приплясывавшего не в такт музыке.

Было слишком накурено, чтобы можно было дышать, и чересчур шумно, чтобы можно было разговаривать. Так что мы делали абсолютно то же, что и все вокруг: выпивали, наблюдали за людьми, танцевали, покрывались потом, снова выпивали, целовались и хохотали.

Танцы являли собой странное действо. Все дрыгались вполне нормально под музыку в стиле диско, но временами диджей включал какую-то ерунду.

Я решил выйти подышать воздухом, как вдруг оказался в атмосфере фильма с участием Элвиса. Джо Страммер[83] неистово орал о бунте, а все французы танцевали свинг. Алекса развернула меня, потянув за руку, и объяснила, что они называют это le rock и танцуют его под любую быструю музыку. Я решил, что идея неплохая. В Англии единственное прикосновение, грозящее тебе от партнера во время звучания панк-рока, — это удар кулаком по почкам.

В какой-то момент мы договорились с Алексой завязать с алкоголем, пока оба не напились в стельку. Но действие этой договоренности было сродни решению заклепать пробоину в речном трамвайчике в то время, когда пассажиры уже по горло находились в воде. Я помню, как кричал кому-то в ухо — не Алексе — какую-то чушь, которая едва ли имела для меня значение (я догадывался об этом даже после такого количества спиртного)… и, возможно, имела еще меньшее значение для той темнокожей француженки, которой я все это сообщил.

После этого Алекса, кажется, просила меня слезть со стола, и бритоголовый бармен осторожными, но решительными — скорее, все-таки решительными — действиями способствовал претворению ее просьбы в жизнь.

Мне припоминается также соленый вкус крови во рту и куча танцующих ног. На этом мой вечер закончился…

На следующее утро меня разбудил мобильник. «Voulez-vous coucher avec moi»,[84] — орал он как полоумный. Сия игривая запись — хмельное наследие моих гулянок в Лондоне, и слово «хмельное» здесь ключевое.

Открыв глаза, я тут же зажмурился: белый свет, белый шум, белый потолок. Либо я в снегу, почему-то теплом, либо я в чужой квартире. (Мой номер в отеле был выкрашен в грязно-бежевый цвет.)

Ах да, я вспомнил. После бара мы пошли к ней. Так значит, она сейчас рядом, лежит, укутавшись ослепительно-белым одеялом, и по-прежнему прячет свою красоту.

Восхитительно! Кроме головной боли и обжигающей сухости во рту, главное, что заставило меня вновь ощутить себя живым, было осязание чего-то влажного в самой значимой части тела. Хотя бы последствия ощутить, если мозг ничего не помнит.

Телефон все еще раздражающе пищал. Я дотянулся до пола и ухитрился выудить этот шумный предмет из кармана пиджака.

— Привет, это Алекса.

Я горько рассмеялся:

— Очень остроумно!

— Что?

Я глянул на другую сторону кровати и погладил одеяло там, где пряталась ее голова.

— Алекса, — сказал я в трубку и в одеяло, — если ты хотела разбудить меня, нужно было попросту протянуть руку и пощекотать меня. Беспроигрышный вариант.

— Что ты сказал? Пощекотать тебя?

— Угу.

Из-под одеяла раздался стон, и показалась обнаженная женская рука.