Читаем без скачивания Ахматова и Модильяни. Предчувствие любви - Элизабет Барийе

Поэт-муж потрясен: пока его не было, муза сошла с пьедестала одиночества и любви и сделалась независимой – в жизни, как и в искусстве, заявив об этом, однако, весьма деликатно:

Муза ушла по дороге,Осенней, узкой, крутой,И были смуглые ногиОбрызганы крупной росой[50].

Стихотворения, которые Анна читает мужу почти сквозь зубы, не имеют никакого отношения к наивной поэзии опиоманов. Гумилев волнуется: неужели ему суждено потерять принцессу, завоеванную с таким трудом?

На Таврической улице, куда Гумилев с супругой наконец является между двумя приступами малярии, страхи поэта оказываются не беспочвенными. Теперь Анна уже не просто украшение зала. Даже если бы она и вела себя, как раньше, это бы ничего не изменило. В «Башне», которую поэтесса посещала в отсутствие мужа, Ахматову, или «Гумильвицу», как ее называли отдельные желчные завистники, отныне уважают. «Царская походка, монументальность и грация, невероятное чувство собственного достоинства», – заметит очевидец.

Гумилев обнаруживает, что Ахматова сблизилась с поэтом, которого он очень уважает, – с Осипом Мандельштамом. Мандельштам моложе Гумилева на пять лет, родился в семье довольно состоятельного коммерсанта, ездил в Париж, ходил на лекции в Сорбонну и слушал Бергсона в Коллеж де Франс, затем продолжил образование в Германии, в Гейдельбергском университете. Взгляды Гумилева и Мандельштама совпадают по основным вопросам искусства, оба увлекаются Средневековьем и Античностью, оба не одобряют русский символизм, оба пытаются наделить слова акустической мощью. Оба поэта называют источниками вдохновения древнегреческие и древнеримские рыцарские романы. «Слова – это камни», – говорит нервный рыжий гений. Стихи Ахматовой производят на него большое впечатление. Она в каждое стихотворение будто вкладывает часть себя. И читает их, взвешивая каждую паузу. «Черный ангел на снегу» – так видит Ахматову Мандельштам. Робкая Анна завидует красноречию Мандельштама. В первый раз, когда они встретились четырнадцатого марта в «Башне» на вечере, посвященном «Прометею» Скрябина, Анну заворожил силуэт канатоходца, нервические жесты и пылкость Мандельштама. А с какой иронией он высмеивал арьергард! В статье «О природе слова» Мандельштам писал, что символисты опечатали все слова, чтобы сохранить их исключительно литургический смысл[51].

«Поэтическое содружество может принести свои плоды, если взять ситуацию под контроль», – думает Гумилев. Двадцатого октября 1911 года в квартире поэта Сергея Городецкого, завсегдатая «Башни», рождается «Цех поэтов», тех самых, что воспевают розу не потому, что она символизирует желанное или потерянное целомудрие, но просто за ее красоту. «Зовите меня Ахматовой, – повторяет Анна, – теперь это мое имя».

Как тем временем поживает Блок? Он мечет гром и молнии. Принц невских берегов умирает от ревности и тревоги. Неужели троица «идиотов», как Блок именует председателей «Цеха поэтов», лишит его трона? Неужели его потеснит какая-то женщина со своими незначительными стихами? Когда в присутствии Блока говорят о молодой поэтессе, он исходит желчью: «Ахматова? Она пустышка…»

Таково состояние общества. А что с молодой парой после возвращения Гумилева? Из Африки он привозит жене великолепные украшения. Несколько сотен граммов серебра, чтобы искупить измены? «Вполне достаточно», – думает он. О письмах из Парижа он ничего не знает.

Можно вообразить специальный сундучок, в котором Анна хранит письма Модильяни; хитрости, к которым прибегает, чтобы контролировать почту. Какая буря бушует в ее голове? Слова, брошенные подобно игральным костям. Невероятное смятение. Вы во мне будто наваждение. Я держу вашу голову в руках и покрываю поцелуями. «Он писал мне всю зиму». А весной? Занятый подготовкой выставки, под которую скульптор Амадео Суза-Кардосо, знакомый из сите Фальгьер, обещал дать студию на улице Колонель-Комб, Модильяни перестает писать. Боится ли Анна, что ей нашли замену? Перечитывает ли она со слезами какое-нибудь из писем художника?

Фактов нет, остаются лишь вопросы.

Всего семь недель между возвращением Гумилева в Россию и новым отъездом Ахматовой в Париж. Семь мучительных недель. Семь недель молчания. По какому поводу? Взаимное охлаждение супругов? Невыносимая тяжесть бытия двух поэтов в одном пространстве? Ревность Гумилева по отношению к восходящей звезде Ахматовой? Сергей Маковский склоняется к последнему. Однако сама поэтесса решительно отметает подобную версию в разговорах с Лидией Чуковской между 1938-м и 1962-м годами. «Ревновал ли первый муж? К моим воздыхателям – может быть, к моим стихам – никогда! Он всегда относился ко мне как к равной. «Ахматова в точности уловила движения женской души, все поэтессы должны учиться у нее», – писал Коля, когда мы уже расстались».

Кому верить? Папаше Мако, главной литературной гадюке Санкт-Петербурга, или Ахматовой, как святого почитавшей мужа, расстрелянного в 1921 году по обвинению в монархистском заговоре?

Из чемодана, снятого с полки шкафа в отсутствие мужа, выпадают случайно забытые предметы – черепаховый гребень и новенькая пара шнурков – они напоминают о послеполуденном часе на Елисейских Полях и мелком торговце, которому доставила такую радость покупка безделушек за десять су. Чемодан тоже еще новый, они с мужем собирали его вместе, теперь Анна собирает его одна, точно не зная, рушит ли она свое будущее или дает себе счастливый шанс.

Кучер, вызванный накануне, отвезет Ахматову на вокзал Царского Села утром в середине мая. Примерно в это же время годом ранее молодожены покинули Киев – город, где состоялась свадьба. Анна чувствует, что в ее жизни наступил новый этап. После развода Инна Горенко живет в тени, отдалившись от всех. Несколько дней Анна проводит в ее обществе. Мать, ретроградка, представляющая низы общества, предупреждает дочь: поездка в Париж только усугубит семейные проблемы. Что отвечает Ахматова этой осторожной женщине, сполна испившей горечи? Вспоминает ли Анна недавнее путешествие Гумилева в Африку? Говорит ли о равенстве в браке? Материнские призывы остаются лишь призывами. Двадцать первого мая 1911 года подруга Анны в Петербурге получает открытку, которую Ахматова пишет по пути из Киева в Париж.

Новая встреча

Сложно представить себе, чтобы возвращение Анны в Париж оказалось триумфальным. Женщина, которая гордится своей независимостью и торжеством смутных желаний, – героиня сексуальной революции. Но в 1911 году оставить родного мужа ради неизвестного художника без копейки денег лишь потому, что мечта о нем соответствует иллюзии какой-то лучшей жизни? Поступок Анны был равносилен прыжку в пропасть. Тревога огромна и тянет за собой целую вереницу разных страхов: страх ступить не на ту дорогу, страх иллюзий, непонимания, промаха, презрения, на которое обречена самая добропорядочная женщина, стоит ей только пойти навстречу своей страсти. И наконец, страх в неудачное время заявиться по адресу, звучащему в голове, как мантра. Застать Модильяни за работой. Увидеть «голову Антиноя», чьи контуры словно сами собой вырисовывались на запотевшем стекле вагонного окна, и прочесть в «глазах с золотыми искрами» не радость, но замешательство мужчины перед нежданной гостьей.