Читаем без скачивания Повседневная жизнь Французского Иностранного легиона: «Ко мне, Легион!» - Василий Журавлёв

Из шести тысяч желающих вступить в Иностранный легион берут тысячу. Те времена, когда по тюрьмам и лагерям военнопленных после обеих мировых войн рыскали «наборщики» и предлагали побежденным немцам и мелким французским уголовникам вступить в легион, где все-таки лучше, чем в камере или в бараке, давно уже в прошлом.

За всю историю легиона система рекрутского набора совершенствовалась в соответствии с событиями мировой истории. Статистика призыва в легион — это лучший сейсмограф потрясений европейской истории. Приток новых кандидатов всегда шел волнами — как результат политических, экономических или социальных «цунами». Никогда не менялся принцип подхода к набору пополнения: не давить, не заманивать. Кандидатов скорее отговаривать, чем убеждать. Не пугать, но говорить правду о том, что их ждет.

Раньше функция набора была возложена на командование легиона, то есть штаб, а с 2007-го набором в легион занимается отдельная структура. По-нашему, «мобилизационный отдел», по-французски — «Groupement de recrutement de la Legion etrangere» (GRLE).

Голод толкает к приключениям. После первой войны, особенно в годы Великой депрессии, в легион старались попасть из-за безработицы, голода, нищеты и полной безысходности, если ты не научился «крутиться» в новой жизни, возникшей на обломках старых европейских империй. Но, отслужив первый срок, многие понимали, что легионер — это самый свободный человек на свете! Он свободен от тех проблем, что изводят людей на «гражданке»: он платит по счетам один раз и в одно окошко. К тому же дисциплина легиона и защищенность от конкуренции в человеческом муравейнике многим больше по душе, чем жестокая реальность внешнего мира.

И сегодня я слышал от легионеров разного цвета кожи и возраста одну и ту же фразу. Произносили они ее все по-разному: кто с застенчивой улыбкой, кто пожимал плечами, кто-то бросал взгляд куда-то вдаль, но все, совершенно не заученно, повторяли: «Мы — самые свободные люди». Может, самообман? Попытка убедить себя в правильности некогда сделанного выбора? Но за все время, проведенное в легионе, у меня ни разу не возникло ощущения того, что я снова в армии. Все это больше походило на команду корабля в плавании, где у каждого своя судовая роль, и каждый знает, что от того, как он ее станет исполнять, зависит в конечном счете, доберется ли их судно до порта назначения.

О причинах вступления в легион спрашивают только те, кто не имеет к нему отношения, люди «извне», пусть даже и военные. Для легионера — это промах, «фо па». Но чего еще ждать от чужаков? Каждый настоящий легионер знает, что этот вопрос находится вне этики взаимоотношений.

В каждой армии в казарме встречаются люди самых разных взглядов и происхождения, но в легионе — еще и люди разных национальностей и вероисповедания. Здесь и те, кто пытается забыть свою личную трагедию в семье, и жертвы войны, чей дом был разрушен, а близкие убиты врагом. И нередко им приходится служить со своими же соотечественниками, что лишили тебя всего. Есть здесь и те, от кого отказалась семья из-за проступка или преступления. И те, кому ничего не досталось при дележе отцовского наследства. И те, кто не приемлет политических перемен в своей стране и спасает свои воспоминания о прежней жизни в легионе. Но всех объединяет одно: нежелание гнуться под тяжестью жизни, чтобы не опуститься, не оскотиниться и не кануть в небытие. Здесь все верят, что служба — это новая жизнь, и легион действительно предоставляет тебе второй шанс. Как поется в старой легионерской песне: «Здесь и адвокаты, и врачи, судьи и маркизы, скрипачи и бывшие стряпчие, и даже священники, которые именем Господа благословляют легионеров».

В прошлом все желающие вступить в Иностранный легион добирались в форт Сен-Жан, а потом в форт Сен-Никола в Марселе или форт Де-Ноге в Фонтене-су-Буа под Парижем. Но никогда ни одного кандидата не принуждали силой или заманивали посулами, как в других армиях и флоте Ее Величества. Всякий, кто переступал порог призывного пункта, делал это по собственной воле и с полным соблюдением законности.

Пуркуа? Зачем?

Что приводит людей на вербовочный пункт? Лучше всего на этот непростой вопрос ответил много лет тому назад генерал Голтье (Gaultier): «На этот вопрос есть столько же ответов, сколько кандидатов на вступление в легион».

«Мужчина, который из всех сил старается вступить в легион, часто обладает ненормальной психикой: это дегенерированный субъект, находящийся под дурным влиянием, неудачник» — к такому неутешительному выводу в 1912 году пришел врач военно-медицинской комиссии Жан Робалья, о чем пишет своему коллеге доктору Полю Шавиньи. Похоже, врачи не очень-то понимали, что легионер относится к особому, редко встречающемуся, психологическому типу личности.

Впрочем, такой вопрос никогда и не задают: это этика легиона. Однако если кто-то решил разоткровенничаться во время собеседования или позже, то в легионе хранят молчание. В Российской армии «писарь знает все» и не скрывает этого, становясь, таким образом, самым нужным человеком. В легионе любой, кто по долгу службы имеет дело с личной тайной человеческой души, держит рот на замке — это тоже этика, а не результат подписки «о неразглашении». Однажды у стойки бара один из офицеров поинтересовался моим мнением об одном из русских легионеров: его удивляли необщительность этого молодого человека и неумение поддерживать легкий разговор в «галльском» стиле. Я дал своему земляку отличную характеристику и пояснил, что французам его манера общения непонятна, потому что он — трудяга. А русские мужики, «les vrais moujiks», когда работают, не очень-то привыкли языками чесать. И тут краем глаза заметил, что бармен слишком долго протирает стакан, прислушиваясь к нашему разговору Когда он, наконец, водрузил чистый стакан на полку и отошел, я тихо поинтересовался у своего собеседника:

 — Бармен — русский?

 — Украинец. Но вас это не должно волновать. Бармен в легионе — могила. У стойки бара много чего наговорят… но всё, что он слышит, остается здесь. А других сюда не берут!

Кандидатов на вступление в Иностранный легион не спрашивают о мотивации по нескольким причинам. Во-первых, из уважения к человеку и его прошлому, во-вторых, потому что служить под знаменами можно под вымышленными именем и биографией. И твоя неизвестность остается тайной, которую оберегает легион. А в-третьих, чтобы не слушать в ответ ложь, банальную чушь или дежурные фразы, как это бывало во время приема завзятых карьеристов в комсомол. Всё вскоре и так станет ясным: кто ты на самом деле и на что способен. Не легион меняет человека, а человек меняется в легионе.

И все же, что заставляет мужчину сделать такой важный жизненный шаг — вступить в легион? Жажда приключений? Риск? Несчастная любовь? Усталость от мира людей, где действуют правила, которые тебе не подходят? В любом случае, деньги играют здесь последнюю роль.

В XIX веке и до начала Первой мировой войны в легионе служило очень много немцев. Многие из них были из Эльзаса и Лотарингии, которые после поражения во Франко-прусской войне отошли Германии, но были и другие — не «приграничные» немцы. Дело в том, что в Германии существовал «майорат», то есть после смерти отца все имущество переходило старшему брату. Средний — шел в армию, младший — в священники. Кстати, такая же ситуация была и в среде французской аристократии и буржуазии. Разумеется, младшие братья могли меняться выбором жизненного пути в зависимости от пристрастий… Иной карьеры для многоимущих не было — в противном случае их не станут принимать в «обществе». А что же было делать крестьянским сыновьям в «фатерлянде»? Ферма и всё семейное добро остается старшему брату. А младшие? На успешную «духовную» карьеру без хорошего образования, к тому же с таким крестьянским «бэкграундом» рассчитывать не приходится. Армия? Если годами выносить на себе всю спесь имперских офицеров, вечный «ортунг» и тупую муштру, можно рассчитывать только на скромную должность унтера. Батрачить на брата? Идти в город, на завод до конца дней своих? Нет, уж лучше во Французский легион! Там — другая жизнь, путешествия и приключения! А если убьют? Мы все умрем однажды, к тому же нам, немцам, фатализм — как французам их «амур-тужур»! Французские фермерские дети рассуждали примерно так же, но, в отличие от немцев, в своем «родном», пусть и Иностранном легионе вырасти в чинах можно было гораздо быстрее, чем в обычном пехотном полку. Главное — быть исполнительным и не совать свой нос в чужие дела… О судьбе такого «самородка» из деревни, легионера «из простых» снят фильм «Форт Саган». Легионера играет Жерар Депардьё — с его грубым лицом и руками-«лапищами» на такую роль лучшего актера не сыскать…

«Золотой век» легиона — это короткий период между двумя мировыми войнами двадцатого века. Именно тогда и родился «миф о легионе», как средоточии искателей приключений — интеллектуалов, головорезов и конкистадоров… Однако и в нашу эпоху взаимного потребления в легионе можно встретить самых разных «персонажей», то есть людей неординарных…