Читаем без скачивания В плену нашей тайны (СИ) - Сью Ники

Да как он мог! Как он… Зачем! Почему! Мы же обещали… Никто кроме него не знал мой секрет. Никому, кроме него я не доверяла. Как же… Выходит, это была шутка? Я и мои чувства, мое обещание — все это было шуткой.

— Ой, чокнутая, — шепнул кто-то мне возле уха, проходя мимо. Задел плечом, усмехнулся. Но я даже не видела этого человека, я не видела никого. Только Яна, только его чернильные глаза.

— Боже, такие как она с нами учатся, — послышалось за спиной. — А ее мамаша еще и преподает. Ужас!

И тут я поняла. Очевидно — моя жизнь сломалась. Она никогда не вернется в прежнее русло. А еще сломалась жизнь моей матери. Ведь эти слухи, дойдут до нее, до ее клиентов. Из-за меня у мамы будут проблемы. Из-за того, что ее дочь позволила себе сблизиться с человеком, который в итоге оказался предателем. Таким же, как и все.

Мысли помешались. Ноги тряслись, руки тряслись, я вся превратилась в шаткую хрупкую ветку, на которую наступили и переломили на две части. В горле сделалось сухо, но адреналин придавал сил. Он прыснул в сердце, он ускорил и без того бешеный пульс. Он подтолкнул к решительным действиям. Справедливость должна восторжествовать.

Я сжала руки в кулаки и стремительным шагом направилась к столику, где сидел Вишневский. Он поднял голову, замечая меня. Обманчивый взгляд, обаятельная дьявольская улыбка.

— Думаете, только я странная? А как насчет внебрачных детей? — на одном дыхании произнесла. Зрачки Яна расширились, губы приоткрылись, словно он хотел что-то сказать, но не мог поверить в происходящее. Что ж! Я тоже не могла поверить. Никто не знал. Никто не мог разболтать всем мой секрет. Никто, кроме него.

— Что она несет?

— У чокнутой с головой окончательно крышка? — пронеслось волной по столовой. Вишневский не сводил с меня глаз, я натянула улыбку, ощущая жуткий спазм в горле и грудной клетке. Мне было безумно тяжело дышать, тяжело сдерживать слезы, подступившие из самого сердца. Но ненависть перечеркивала все.

— Что Ян? Своим друзьям не расскажешь про отца? Вернее про то, что ты ему не родной сын, а?

— Ян, о чем она?

— Ян?

— Ян, она бредит. Что за чушь!

— Правда за правду, — произнесла тихо. Затем резко развернулась и пошла прочь. Слезы покатились по моим щекам, а за спиной все перемешалось. Теперь там обсуждали не только меня.

А потом жизнь сломалось. За один миг. Бац и пустышка. У мамы ушли все клиенты, одна из родительниц даже зарядила ей пощечину у меня на глазах. Мне было так стыдно, невыносимое чувство вины грызло изнутри. Мать ничего не сказала, молча приняла поражение, молча закрыла дверь для меня и нашей семьи, словно отделяя нас от своей жизни.

В школе каждый второй откидывал шуточки и оскорбления в мой адрес. Некоторые обходили стороной, ведь это наверняка заразно. А в один день мне в голову прилетело яйцо. Тогда я впервые не выдержала, и убежала в туалет, растирать горькие слезы по щекам.

И самое ужасное — месть не сложилась. Да, Яна тоже обсуждали. Но он перестал ходить на занятия. Его могли перевести в любую школу, уж с такими деньгами проблем бы не возникло. Однако, несмотря на то, что Вишневский был не белой крови в своем роду, ребята не перестали его любить. А кто-то даже жалел.

Ян вернулся на занятия неожиданно, через две с половиной недели. В тот день, он впервые задел меня плечом, проходя мимо парты. Затем остановился, оглянулся и чужим, незнакомым голосом отчеканил:

— Ты пожалеешь об этом, Ева.

Глава 15

Наши дни

После душа, я плюхаюсь на кровать без сил, и разглядываю светлый потолок, который теперь кажется крышкой клетки. Каждый день как предыдущий, это никогда не кончится. Я устала. И дело уже не в моей зацикленности на цифрах и замкнутых пространствах, хотя в них тоже. Когда все это началось? Почему в детстве я боялась темноты? Почему дети боятся темноты? Почему моя идеальна мать не хотела, чтобы ее дочка всего лишь боялась чертовой темноты?

Никогда не забуду ту подсобку и голос мамы. Чувствовала ли она свою вину передо мной? Перестала ли водить к психологу, потому что и там на нее странно смотрели. Мне никогда не понять, зачем люди стремятся к совершенству. Мир неидеальный, изъяны есть везде. Зачем ломать себя ради красивого слова… Вряд ли однажды я смогу понять свою мать.

Ближе к вечеру звонит Макс и приглашает погулять с ними по городу, пока еще погода позволяет. Но я отказываюсь, пытаюсь подобрать правильные слова, пытаюсь не обидеть его. Нам давно пора расстаться. Люди с такими проблемами в голове как я просто не могут иметь нормальные отношения.

— Я приеду, ответ нет не принимается, — не слышит моих слов Демин. И он, в самом деле, приезжает, через полчаса. Я даже не переодеваюсь, не поправляю макияж или прическу. Выхожу в домашних тапочках и с дулей на голове.

— Привет, детка, — здоровается Максим, чмокая меня в щеку. Я вздыхаю, скрепляя руки перед собой в замок. К гору подступает ком, а пальцы начинает покалывать. Вон она — очередная паническая волна. Говорить правду всегда страшно. Но порой без этого действия невозможно двигаться дальше. Ложь никогда не станет ключиком в светлое будущее.

— Максим, нам нужно поговорить.

— О, нет. Ты серьезно? — с усмешкой отвечает Демин, отводя взгляд в сторону. Я молча сглатываю, опуская голову. Мы стоим так почти минуту: я в нерешительности признаться в своей тайне, а Макс… даже не знаю, о чем он думает.

— Я обидел тебя?

— Что? Нет, не в этом дело. Слушай, я…

— Эв, — Демин делает шаг навстречу и неожиданно кладет руки мне на талию, притягивая к себе. Я не успеваю запротестовать или как-то среагировать. — Милая, не надо начинать такие разговоры. Обычно они ничем хорошим не заканчиваются.

— Какой ты догадливый, — шепчу, поворачивая голову вбок. Хочу уже оттолкнуть парня, как замечаю знакомую машину в метрах пятнадцати, она резко останавливается на углу, возле фонаря. Тонированные стекла не дают распознать водителя, но именно на таком спорткаре ездит демон. Неужели это он? Если да, что здесь делает? Мимо проезжал или решил выказать свою злость за мой поступок?

Дыхание учащается, а сердце в груди покрывается иголками, ускоряя ритм. Я поджимаю губы, продолжая смотреть вдаль, в сторону иномарки. А она продолжает стоять, загораживая собой проезд. В голове звучит набатом вопрос: должна ли я была в тот день рассказывать секрет Яна? Почему этот дурацкий вопрос не покидает меня, почему я чувствую за собой вину. Ведь Вишневский был тем, кто предал, тем, кто растоптал меня, превратил жизнь в ад.

Машина дает по газам, громко срываясь с места. И только после, я делаю шаг, отступая от Макса. Тело обмякает, подбородок упирается в грудь, мне даже посмотреть тяжело на Демина. Не надо было давать шанс ни себе, ни этим отношениям.

— Эв, что с тобой? — Максим касается моего подбородка горячими пальцами и приподнимает, заставляя, встретится с ним глазами.

— Мы не подходим друг другу, — шепчу почти себе под нос. От нервного напряжения у меня сводят скулы, поэтому спешу отступить и убрать руку Макса от себя.

— Ну что за глупости, детка? Не говори ерунды. Или постой! Это из-за того придурка? Он что тебе понравился? Эй…

— У меня ОКР, Максим. Я… — сглатываю, отводя взгляд в сторону. Кажется, говорить, что у тебя не все нормально с головой, не так просто. — Я не такая, как все. Я…

— ОК… чего? Что это? Это заразно? — непонимающе спрашивает Демин. И надо бы отнестись с пониманием, не каждый человек вообще знает о такой болезни. Но слово «заразно» бьет подобно ножа в желудок. Как же часто я его слышала в школе, как часто меня обходили стороной будто в самом деле, психологическое расстройство зарезано. Мне хочется закричать, разреветься, хочется ударить парня напротив. Потому что больше всего на свете я ненавижу ОКР, ненавижу цифру три, ненавижу стоять у дверей и нервно оглядываться по сторонам. Вроде такая глупость, с которой можно жить. Подумаешь ОКР. Психологи говорят, этим заболеванием страдают больше тридцати процентов населения. Но я не могу. Я устала чувствовать себя не такой, как все. Устала быть в глазах людей заразной.