Читаем без скачивания В плену нашей тайны (СИ) - Сью Ники

Я умру… Я здесь умру… Я задохнусь. Я уже задыхаюсь.

— Пож..а..л… — с глаз покатились слезы. Пальцы онемели, перед глазами мелькали пятна, к горлу подступила тошнота. Я начала бить себя по груди в надежде, что кислород попадет внутрь. Почему он не попадает? Почему его нет?

— Раз…д..два…т…тр…и… — цифры не помогали, стены сужались, меня взял озноб. Я схватилась за горло, почему же не поступает кислород.

Мамочка! Я умру! Я умру здесь! Я задохнусь. Где же кислород?

Паника нарастала с каждой секундной, казалось, я нахожусь в этом помещению целую вечность, казалось, время остановилось. А потом мои веки налились тяжестью, в ушках послышалось эхо, пустой шум. Меня повело в сторону книжных полок. Я словно оглохла, онемела. И только боль, пронзившая спину, дала понять — я теряю сознание.

Глава 17

Ян

Я смотрел в окно, пропуская слова учителя по литературе мимо ушей. Честно говоря, ни «Буревестник революции», ни его пьеса «На дне» меня не интересовали. Может литература и важный предмет, но он всегда ассоциировался у меня с ней. Никогда не забуду, как неуверенно она вышагивала по незнакомому коридору, как теребила юбку, и как тряслась в нерешительности войти в кабинет, где проходила олимпиада.

Я знал Еву гораздо лучше, чем она могла себе предположить. И если кого-то смущали ее, так называемые странности, то меня они интриговали, иным словом притягивали. Она отличалась от всех, она казалась настоящей, особенной. Но то было раньше. Сейчас… А сейчас я окончательно в себе запутался.

Перевожу взгляд на парту Исаевой, прошло почти десять минут. Обычно эта дуреха не опаздывает, да и не прогуливает. Странно. Мне должно быть наплевать, я ведь обещал себе. Только с каждым днем сдерживать обещание сложней. А уж после бэдгая, вообще рвет на части. Как представлю, что этот урод ее лапает или целует, хочется придушить всех.

Ладно, меня и без Макса душит. Вот на днях, когда Исаева залетела в кабинет вся мокрая, ее кофточка просвечивала, а наши так и обливались слюной. Тут я уже не сдержался, подорвался, хотел вытащить девчонку из кабинета, дать свои вещи, а она возьми и облей меня, а потом и возмущаться начни. Не знаю, кого мне хотелось убить больше в тот день: Еву или дебилов, устроивших цирк. Нет, весельчаков я нашел уже вечером, и как следует объяснил, что девочек обливать водой не надо. Проехал пару раз по физиономии, когда уже запомнят: устраивать концерты могу только я. По крайней мере, когда речь касается этой… Евы.

Мой взгляд скользнул на циферблат часов, висевших на стене, и я подчеркнул, что прошло больше пятнадцати минут. Тревожное чувство в груди подсказывало, что ненормально это. Где она, черт возьми? А что если…

Я резко поднялся из-за стола, ловя на себе удивленный взгляд учителя по литературе. Венка на ее шее дернулась, а рот приоткрылся. Сколько раз эта дамочка взмахнула ресницами, прежде, чем я вышел из кабинета? Ах, ну да, она еще кинула мне в спину, чтобы я немедленно сел и перестал вести себя, будто король и бог в школе. Смешно. Но это дурацкое звание меня никогда не прельщало. Жаль при рождении не дают выбор: простая семья или высшее общество. Клянусь, я бы серьезно задумался насчет денег.

Первым делом, направился к стенду с расписанием, выяснить, где сейчас химичка. Вообще, странно, зачем ей понадобилась помощь Исаевой, если уроки поменяли местами. Хотя есть такие вещи, которые даже с высоким айкью невозможно понять, например, выходки Евы.

Надежда Игоревна преподавала у девятого класса, и когда я заглянул к ним, активно просматривала, чтобы никто не списывал. Самостоятельная видать.

— Добрый день, можно вас на минутку? — без всякой любезности и манер протягиваю, вырастая на пороге кабинета девятиклашек. Народ моментально отрывает головы от листков, переводя внимания на меня, а кто-то и вовсе машет рукой в качестве приветствия. Зато химичка злится, ноздри у нее так и расширяются от раздражения.

— Вишневский! — вопит она. — Почему не на занятии?

— Наши потеряли горе-ученика, прислали к вам на поиски.

— Что за чушь вы несете? — Надежда Игоревна шевелит плечами, поджимая губы. Забавные кудри на ее голове привлекают взгляды учеников куда больше, чем таблица Менделеева. Как-то раз, помнится, кое-кто из дружного народа запихал в эти кудри тонкие палочки для кофе. Уж как умудрились, не знаю, но скандал был знатный.

— Ева Исаева, — произносить это имя мне всегда сложно, оно вызывает резонанс в голове и сердце. Ведь я отчетливо помню последствия порочной близости.

— А причем тут Исаева? Господи, Вишневский, — химичка качает головой, театрально вздыхая, затем все же начинает двигаться в мою сторону. И вот мы уже стоим в коридоре, в полнейшей тишине, непонимающе разглядывая друг друга. Надежда Игоревна всегда напоминала мне утку: такая же маленькая, с вытянутыми губами, и широким телосложением.

— Вишневский, вы пришли сорвать урок? — обращается с присущим почтением химичка.

— Нет, говорю же, Ева Исаева после вашего поручения не дошла до кабинета. Меня прислали…

— Какого поручения? — глаза дамочки едва не вылетают из орбит, словно ей сказали, что прямо за окном приземлилась тарелка с инопланетными созданиями, и вот-вот мир превратится в пепел. Именно так она смотрит, слишком удивленно, что однозначно меня вводит в ступор.

— Что-то взять из подсобки в вашем кабинете. Мне даже ключи передали от вашего имени.

— Ян, — очередной вздох, только теперь уже усталый. Она явно мечтает поскорей избавиться от нашего класса, а может и вообще от всех детей в этой проклятой элитной школе. — Я не понимаю, к чему вы клоните. Я ничего никому не давала. Да и зачем? У вас урок только после этого.

— Вот как… — шепчу себе под нос. Выходит, Южин меня… подставил? Сказал, чтобы я передал Исаевой ключ и поручение, хотя никакого поручения не было. Они совсем с головой поругались? Хотя это явно не Ваня придумал, этот бы не осмелился, скорей всего он даже не подозревает, во что вляпался. Идиот.

— Вишневский, идите, пожалуйста, на урок!

— Да, да, — киваю. Разворачиваюсь и ухожу, только не на урок, а в кабинет химички. Весь наш дружный клоунад сидит на занятии и поглощает знания по литературе, все, кроме одного человека, который в очередной раз заставляет меня сходить с ума внутренне, да и внешне.

Перехожу на бег, прикидывая, для каких целей они могли заманить туда Еву. И главное… если что-то случилось, а ощущения именно такие, эта дуреха решит, что виноват я. Твою ж… как достало. Хочу забыть о ней. Забыть о ее существовании. Ненавижу думать о ней. Ненавижу все, что связанно с Евой.

Дыхание учащается, пульс отбивает сто сорок, в глазах вспышки гнева, но я все равно тяну ручку, оказываясь внутри кабинета химии. Оглядываюсь. Дышу громко, пытаюсь уловить хоть какую-то зацепку. Где она, мать твою? Где? Что не так здесь? Что может дать мне подсказку?

И я уже планирую уходить, планирую схватить Южина в классе и вытряхнуть из него всю дурь, как замечаю ключ в дверях подсобки. Вроде ерунда, но решаю проверить, мало ли. Дергаю ручку, раз, два, не открывается. Замок захлопнулся. Странно. Да нет, глупость, конечно. Насколько надо быть идиотом, чтобы запереть человека с психологическим расстройством в замкнутом пространстве.

Разворачиваюсь, даже делаю шаг в сторону, но не могу уйти. Где-то внутри напирает заглянуть внутрь на всякий случай. Господи, зачем я вообще ищу ее? Почему просто не перевелся с того дня? Почему продолжаю думать об Исаевой? Дело же не в ней, не она же бросила мою мать с животом, не она обещала любить, а потом струсила.

Ладно! К черту. Щелкаю замок, поворачиваю ручку. Лучше убедиться, чем винить себя после. Однако стоит только свету проникнуть в темное маленькое помещение, как у меня сердце падает камнем к пяткам, обдавая холодом каждую клетку.

— Ева… — шепчу, не веря в происходящее. Девчонка лежит на полу, безжизненно, словно тряпичная кукла, которую выбросили в далекий шкаф и навсегда забыли. Волосы ее разбросаны по плечам, закрывая часть лица, юбка слегка задрана, обнажая бедра, пальцы не двигаются.