Читаем без скачивания Атлант расправил плечи. Часть II. Или — или - Айн Рэнд

Ее первое слово стало самым сильным испытанием в его жизни: она никогда прежде его так не называла. В голосе Дагни никогда еще не звучала такая нежность. Она никогда не заговаривала о его браке во время их уединенных встреч. Сегодня она говорила о нем просто и без усилий.

Она увидела на его лице гнев — Риарден сопротивлялся жалости, а значит, в помощи не нуждался. Потом гнев сменился пониманием того, что Дагни так же хорошо изучила его лицо, как он — ее. Риарден закрыл глаза, наклонил голову и произнес:

— Благодарю тебя.

Она улыбнулась и пошла прочь.

Держа в руке пустой бокал из-под шампанского, Джеймс Таггерт отметил поспешность, с которой Бальф Юбэнк подозвал пробегавшего мимо официанта, словно тот допустил непростительную оплошность. Потом Юбэнк закончил свою фразу:

— …но вы, мистер Таггерт, знаете, что человека, живущего на более высоком уровне, не понимают и не одобряют. Стараться получить поддержку для литературы в мире, которым правят бизнесмены — безнадежная попытка. Они всего лишь вульгарные представители среднего класса, либо хищные дикари вроде Риардена.

— Джим, — Бертрам Скаддер хлопнул его по плечу, — лучший комплимент, который я могу тебе сделать, это то, что ты — не настоящий бизнесмен!

— Ты — человек культуры, Джим, — заявил доктор Притчетт. — Ты не бывший шахтер, как этот Риарден. Мне не нужно объяснять тебе крайнюю необходимость поддержки Вашингтона для высшего образования.

— Вам действительно понравилась моя последняя повесть, мистер Таггерт? — не отставал Бальф Юбэнк. — Действительно понравилась?

Оррен Бойл посмотрел на них, идя мимо, но не остановился. Одного взгляда хватило, чтобы разобраться в их намерениях. «Все честно, — подумал он, — каждый должен что-то продавать». Он знал, но не захотел назвать то, что продавалось у него на глазах.

— Мы находимся на пороге нового века, — провозгласил Джеймс Таггерт поверх восполненного бокала с шампанским. — Мы сломим жестокую тиранию экономической власти. Мы освободим людей от диктата доллара. Мы освободим наши духовные устремления от материальных ценностей и их собственников. Мы освободим нашу культуру от удавки искателей прибыли. Мы построим общество, нацеленное на высшие идеалы, и мы заменим аристократию денег на…

— …аристократию блата, — закончил кто-то, стоящий сзади.

Все повернулись на голос. На них смотрел Франсиско д’Анкония.

На его загорелом лице сияли глаза цвета неба в тот день, когда он получил свой загар.

Его улыбка напоминала о летнем утре. Естественность, с которой он носил свой костюм, превращала гостей в маскарадную массовку, вырядившуюся в одежду с чужого плеча.

— Что случилось? — спросил он, нарушив гробовое молчание. — Я сказал что-то такое, о чем никто из вас не знает?

— Как ты сюда попал? — были первые слова, пришедшие Джиму на язык.

— На самолете до Нью-Йорка, оттуда на такси, потом на лифте от моего номера на пятьдесят три этажа выше твоего.

— Я не об этом… я имел в виду.

— Не пугайся ты так, Джеймс. Я приземлился в Нью-Йорке и узнал, что здесь вечеринка, так разве мог я ее пропустить, не так ли? Ты всегда говорил, что я — гуляка.

Вся группа молча таращилась на них.

— Я, разумеется, счастлив тебя видеть, — осторожно сказал Таггерт, добавив воинственным тоном, чтобы уравновесить прежние слова:

— Но если ты думаешь, что ты…

Франсиско не принял вызов, он позволил словам Таггерта раствориться в воздухе и вежливо переспросил:

— Если я — что?

— Ты прекрасно понимаешь меня.

— Да. Понимаю. Сказать, что я думаю?

— Вряд ли это подходящий момент, чтобы.

— Я думаю, что ты должен представить меня своей невесте, Джеймс. Твои манеры никогда не держались на тебе достаточно прочно, чуть что — и слетели, а бывают минуты, когда они нужны больше всего.

Повернувшись, чтобы подвести его к Черрил, Таггерт уловил легкий звук: у Бертрама Скаддера вырвался сдавленный смешок. Таггерт понимал, что те, кто минуту назад пресмыкались у его ног, кто ненавидел Франсиско д’Анкони, возможно, больше, чем он сам, тем не менее, наслаждаются разыгравшимся представлением. Название этому явлению фигурировало среди вещей, которые он предпочитал не называть.

Франсиско поклонился Черрил и высказал наилучшие пожелания, словно она была невестой наследника короны. Нервно наблюдая за этим, Таггерт ощутил облегчение и укол безымянного негодования, которое, если бы обрело свое имя, сказало бы ему, что он мечтал о возможности обладать не меньшим благородством, чем то, что проявлялось в манерах Франсиско.

Он боялся остаться рядом с д’Анкония и одновременно страшился позволить ему затеряться среди гостей. Он отступил на несколько осторожных шагов, но Франсиско, улыбаясь, последовал за ним.

— Не думал же ты, что я пропущу твою свадьбу, Джеймс, ведь ты — друг моего детства и главный акционер?

— Что? — ахнул Таггерт и тут же пожалел, что выдал свою панику.

Франсиско и вида не подал, что заметил это. Он игриво сказал невинным голосом:

— Конечно, я это знаю. Мне известны все подставные лица подставных лиц всех людей из перечня акционеров «Д’Анкония Коппер». Просто удивительно, сколько людей по фамилии Смит или Гомес богаты настолько, что могут владеть крупными пакетами акций богатейших корпораций мира, поэтому ты не можешь упрекать меня в том, что я полюбопытствовал, а какие знатные персоны состоят в числе моих миноритарных акционеров. Похоже, я весьма популярен среди огромного собрания публичных фигур со всего мира, даже из народных республик. Ты, наверное, и подумать не мог, что там еще остаются деньги.

— Существует немало причин, — сухо ответил Таггерт, нахмурившись, — относящихся к бизнесу, по которым порой нежелательно заниматься инвестированием.

— Одна из них — человек не хочет, чтобы люди знали о его богатстве. Вторая — он не хочет, чтобы они узнали, как ему это богатство досталось.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду и против чего возражаешь.

— О, я вообще не возражаю. Я поддерживаю. Огромное количество инвесторов старого образца бросили меня после шахт Сан-Себастьян. Они испугались. Но современные инвесторы верят в меня больше и действуют, как действовали всегда — доверяют. Не могу передать, как глубоко я им признателен.

Таггерту хотелось, чтобы Франсиско говорил не так громко, и чтобы люди не собирались вокруг них.

— Ты действовал крайне осмотрительно, — сказал он осторожным тоном делового комплимента.

— Да, не правда ли? Замечательно, как выросли акции «Д’Анкония Коппер» за последний год. Но я не думаю, что должен обольщаться на сей счет, не так уж много конкурентов осталось в мире, людям некуда инвестировать свои деньги. Если кто-то быстро разбогател, к его услугам «Д’Анкония Коппер», старейшая в мире компания, самая безопасная за последние сотни лет. Только подумай, что ей потребовалось для того, чтобы выжить в эти долгие, трудные годы. Поэтому, если люди решат, что ее не сломаешь, что это лучшее место для их, хм… скрытых денег, что нужен САМЫЙ НЕОБЫЧНЫЙ ТИП ЧЕЛОВЕКА для того, чтобы разрушить «Д’Анкония Коппер», то ты окажешься прав.

— Я слышал, что ты начал серьезно относиться к своим обязательствам и, наконец, вплотную занялся бизнесом. Говорят, работаешь, не покладая рук.

— Разве кто-нибудь это заметил? Ведь только старомодные инвесторы привыкли следить, что поделывает президент компании. Современные инвесторы не считают необходимым вникать в курс всех дел. Я сомневаюсь, что они вообще следят за моими операциями.

— Они читают телетайпы биржевых новостей, — улыбнулся Таггерт. — А там полная информация, не так ли?

— Да. Да, конечно, если изучать их достаточно долго.

— Должен сказать, я рад, что ты не слишком много посещал вечеринки за последний год. Результаты сказались на твоей работе.

— Разве? Нет, пока еще нет.

— Я полагаю, — осторожным тоном наводящего вопроса сказал Таггерт, — мне должно льстить твое решение выбрать именно эту вечеринку.

— Ну что ты, я просто не мог не придти. Я думал, ты меня ждешь.

— Э… нет, я не… то есть я хочу сказать.

— Но ты же ждал меня, Джеймс, признайся. Это крупное, официальное, престижное мероприятие, где подсчитывают число пришедших гостей, куда жертвы приходят, чтобы показать, как легко и безопасно их уничтожить, а уничтожители заключают пакты о ненападении и вечной дружбе, которые длятся целых три месяца. Не знаю точно, к какой из групп я принадлежу, но я должен был придти, чтобы меня сосчитали, не так ли?

— Что, черт возьми, ты несешь? — гневно вскричал Таггерт, видя, как напряглись лица окружающих.

— Осторожно, Джеймс. Если ты пытаешься сделать вид, что не понимаешь меня, я могу выразиться яснее.