Читаем без скачивания Давай вместе - Джози Ллойд

— Не хочешь прошвырнуться в Брайтон? Мы могли бы успеть на электричку и через пару часов были бы на море.

Во мне говорит отчаяние. Джек глядит на меня с изумлением. Потом произносит:

— А почему бы и нет?

Сначала я подумала, что ослышалась. Смотрю на него влюбленными глазами, с открытым от удивления ртом, пока смысл сказанного не доходит до меня.

— Здорово! — И от радости подпрыгиваю, словно меня током ударило. Я так ему благодарна, что готова ноги целовать. Как я только могла подумать, что у Мэтта они лучше?!

По дороге ко мне — должна же я надеть что-то более подходящее для пляжа, чем шпильки и чулки с подвязками, — я то и дело поглядываю на Джека, проверяю, не рассеялся ли мираж. И что он на самом деле идет рядом со мной.

Он тут, на моей кухне. Мне выпал второй шанс! Думаю, это заслуживает заголовка в бульварной прессе. «УНИКАЛЬНЫЙ СЛУЧАЙ: СТАРАЯ ДЕВА СПАСЕНА ОТ ГИБЕЛИ В ПОСЛЕДНИЙ МОМЕНТ!»

Пока он пытается выкопать из вечной мерзлоты моего старенького холодильника поддон для льда, я порхающей походкой бегу к себе в спальню и целую своего плюшевого мишку.

— Миша, у меня на кухне мужчина, и он занимается мужским делом! — шепчу я ему. Миша смотрит на меня своим обычным стеклянным взглядом. — Ну, так и будешь молчать? Что мне сегодня надеть? Я срываю с себя одежду и переворачиваю весь шкаф в поисках голубого сарафана. Но, надев его, замечаю пятно от красного вина прямо на левой груди. Как обычно. Возвращаюсь к потертым джинсовым шортам и майке. Слишком банально? До боли напоминает «Ангелы Чарли»? Миша, помоги!

Джек едет налегке. Он берет с собой только то, что на нем надето. И как парням это удается? Как они могут обходиться без косметички и чековой книжки? Не понимаю. И сама не заметила, как на постели набралась целая куча вещей «первой необходимости»: расческа, косметика, бикини (не слишком ли смело?), солнцезащитные очки, пляжное полотенце, джинсы (вдруг похолодает), кофта, запасные трусы (мама бы мной гордилась), дезодорант, бейсболка. И это еще не полный комплект.

Роюсь в комоде и напеваю песенку про отпуск Клиффа Ричарда. Так, надо поторапливаться, пока я не запела арию из «Звуков музыки»<Классический голливудский мюзикл (1965), получил пять премий «Оскар», реж. Роберт Уайз. >, — это было бы уж слишком. Щедро брызгаюсь духами, не забыв надушить и самые интимные места.

Уже собравшись задвинуть ящик, замечаю презервативы. Хватаю всю коробку и загадываю желание: пусть Джек опять захочет меня…

Стоп, это же супердлинный размер. Черт!

Я знаю, что Джек неплохо оснащен, но за пределы разумного его достоинство не выходит, так что очень длинные резинки могут оказаться не кстати. Бросаюсь к ящику в углу, где у меня хранится всякая ерунда. Ага! Вот он — большой бумажный пакет, полный суперпрочных презервативов, ароматы и цвета в ассортименте — гуманитарная помощь от злющей тетки из клиники планирования семьи. У них уже наверняка истек срок годности, но проверять каждую пачку у меня нет времени.

— Ты что там делаешь? — кричит Джек из кухни.

— Еще минутку, — чирикаю я в ответ, кидаюсь на колени и пытаюсь отыскать какую-нибудь сумку под кроватью. Вот, нашла, но она огромная, что ж, придется ехать с ней. Скидываю в нее вещи с кровати, туда же сгребаю все презервативы и быстро возвращаюсь в кухню.

— Что у тебя там? — спрашивает Джек, протягивая мне бокал черносмородинового сока со льдом. — Ведерко с совочком?

— А как же! — улыбаюсь я и залпом выпиваю весь стакан. — Все. Пошли.

В то время как я излучаю энергию и нездоровый оптимизм, Джек по-прежнему ведет себя отчужденно. Мы стоим в очереди за билетами на вокзале Виктория, и наши руки отделяет всего четыре дюйма пространства, но у меня не хватает мужества его преодолеть. Я прекрасно понимаю, что восстановить нашу близость в общественном месте, да еще в условиях грохочущего громкоговорителя, невозможно.

Джек всем своим видом выказывает безразличие. Ладно, я тоже так могу. Наверное.

Правда, он такой чертовски привлекательный в этой футболке, и я не знаю, на сколько меня хватит. Но я ведь заключила с собой договор. НЕ ГОВОРИТЬ НИЧЕГО ЛИШНЕГО И НИ О ЧЕМ НЕ ПРОСИТЬ.

Подойдя к окошку кассы, я начинаю рыться в своей бездонной сумке в поисках кошелька, но Джек категорически запрещает мне платить за билет и небрежно отдает кассиру свою пластиковую «визу».

В киоске покупаем: бутылку воды, жевательную резинку, сигареты, Я стою позади Джека с благоговейным трепетом. Он так уверен в себе! — Когда отходит поезд? — спрашивает он. Простой вопрос, но я почему-то начинаю смущаться и суетиться. Щурюсь и вглядываюсь в табло, но все буквы сливаются. Не пойму отчего. Либо у меня испортилось зрение, либо я так старательно подавляю в себе желание обнять Джека, что не могу сосредоточиться ни на чем другом.

Чтобы успеть на поезд, нам пришлось бежать изо всех сил. Он едва успевает запихнуть меня в закрывающиеся двери. Какую-то долю секунды я была в его объятиях. Я положила руку ему на грудь, наши взгляды встретились, и он крепче обнял меня. Я растворилась в его глазах, поезд тронулся, сердце екнуло. Думаю, Джек тоже что-то почувствовал, поскольку в это же мгновение покраснел и нервно засмеялся. Он отодвинулся от меня, и, затаив дыхание, я пошла за ним в вагон. Народу мало, и поэтому есть несколько свободных мест у окна.

— Давай, — говорит Джек и наклоняется за моей сумкой, чтобы закинуть ее на верхнюю полку.

В ту же секунду время замирает и все происходит медленно, как во сне. С ужасом наблюдаю, как он берет ее за одну ручку и вскидывает вверх. Сумка переворачивается, и все ее содержимое вываливается к моим ногам. Все. В том числе и презервативы.

Мы оба молча смотрим на них.

— Хм, Эми, — говорит он, поглаживая свою щеку, — мы же всего на день едем. Не многовато ли?

Мне плохо. Я бросаюсь на пол и, покраснев до корней волос, пытаюсь все сгрести обратно в сумку.

— Я их не покупала, мне дали в клинике планирования. .. — Оправдания дурацкие, этим только еще больше усугубляю положение.

— Очень предусмотрительно с твоей стороны.

Черт! Он имел в виду — слишком предусмотрительно. Я забегаю слишком далеко вперед, будто я нимфоманка какая-нибудь и ни о чем, кроме секса, думать не могу. Мне так стыдно, что я готова броситься с поезда. Нервно запихиваю презервативы обратно в сумку и с ужасом понимаю, что все мои последние слова ничуть меня не оправдывают, а вовсе наоборот — подписывают мне смертный приговор.

Задыхаясь от смеха, Джек падает на сиденье. Я сжимаюсь, закрываю лицо руками, но он так весело хохочет, что я решаюсь подсмотреть сквозь пальцы.

— Ты покраснела как рак!

— Господи, ты, наверное, черт знает что обо мне подумал, — только и могу выдавить я.

Он тянет меня к себе на колени, обнимает и шепчет на ухо:

— Мне не терпится их распечатать. — Потом кладет холодную ладонь на мою горящую щеку и целует меня так сильно, что я забываю о том, как ему, наверное, тяжело меня держать, и думаю только о том, какая я счастливая.

Всю дорогу до Брайтона мы болтаем как старые приятели, словно ничего и не было. Рассказываем друг другу о каникулах и отпусках, о родителях. Лед между нами растаял без следа. Потом идем по городу по направлению к пляжу, все так же оживленно и непринужденно беседуя. Вода сверкает на солнце, повсюду раздетые люди, воздух пахнет летом, печеньем и сладкой ватой, которую продают в ларьках на пирсе.

Что-то есть в этой летней безмятежности, и вот я уже словно вернулась в детство и жалею, что не взяла ведерко с совочком. И мне хочется просто дурачиться. Джек тоже явно не против. Я хватаю его за руку и тяну к пирсу, чувствуя себя пятилетней девчонкой, а он мой сообщник, с которым мы сбежали на качели. На пирсе мы от души повеселились — перемазались фруктовым льдом, вставляли головы в картонные декорации для фотографий и смеялись до упаду. Да, это, может быть, и не круто, и мы ни разу не упомянули вчерашний вечер, но все это не имеет никакого значения. Мне просто хорошо — мы выбрались из душного Лондона, уехали от всех на свете, и я так расслабилась, что забыла о глупых условностях и своем намерении произвести на него впечатление. Он рядом со мной, и этого достаточно.

К тому моменту, когда мы ввалились в зал игровых автоматов, Джек окончательно впал в детство и я потешалась над его ребячествами. Удивительно, как много можно узнать о человеке, застав его за игрой в автогонки. Вся сущность выходит на поверхность, и я понимаю, что Джек:

а) любит соперничество;

б) не умеет проигрывать.

Даю себе слово никогда не играть с ним в «Монополию».

— Сейчас я тебе задам жару, — говорит великий Шумахер-Росситер, опуская монетку в автомат.

— Да что ты? — удивляюсь я, удобнее усаживаясь в кресле. — Это мы еще посмотрим.

И мы стартуем по трассе Монако. Я посматриваю на Джека, вижу, как он старается сладить с управлением и от напряжения кусает губу. Я пытаюсь не распускать сопли от умиления, потому что очень хочу обогнать его. И, по счастливой случайности, выигрываю. Три раза.