Читаем без скачивания Эффект Лотоса (ЛП) - Вольф Триша

На данный момент Коэн все еще может оказаться убийцей, но и братьев из списка мы не вычеркнули. Во всяком случае, указав на Коэна, Торренс еще больше приобщился к делу.

Пока мы едем на пляж, я думаю об этом и достаю блокнот, чтобы сделать пометку спросить бойфренда жертвы еще кое о чем. Если бы Джоанну преследовал Майк или Торренс, настолько одержимые, что уволили Коэна, посчитав его соперником — или, что еще хуже, препятствием, — тогда Джоанна могла рассказать Джемисону о своих опасениях.

И тогда Джемисон снова возвращается в наш список. Ревность — один из трех смертоносных мотивов.

Дело не прояснилось, но понятно одно: Коэн более проницателен, чем кажется. Возможно, в молодости ему не хватало самоконтроля, но сейчас он целиком и полностью держит себя в руках. Чутье подсказывало мне, что он невиновен, но, возможно, братья не единственные, кто вводит меня за нос. Пока мы никого не можем вычеркнуть из списка подозреваемых.

Пресловутый список подозреваемых стремительно растет.

Глава 17

Книга Дрю

Лэйкин: Тогда

Наедине с Дрю я чувствовала себя единственной женщиной в мире. Когда он смотрел на вас — когда он смотрел на меня — казалось, что до этого момента жизнь была иллюзией, обманом. Закопанной капсулой времени, которая только и ждет, когда ее откроют, чтобы познать реальный мир и все его чудеса.

Я очнулась.

Живая.

Яркая и красивая.

Он смотрел прямо вглубь меня — он увидел искру, которую мы называем душой. Увидел ту, которой я всегда была, но открывалась только наедине с ним.

В детстве я считала, что создана быть второй. Это было мое место. Эмбер была звездой, а я ютилась в тихом уголке. И я была счастлива, вернее, довольна. Я не знала ничего другого.

Теперь я узнала, что кто-то может любить меня больше всего на свете. Я осознала, что означает чувствовать себя желанной. Мы были изолированы в собственном сияющем пузыре. Укрытые от одинокого прошлого. И когда я погладила его по щеке, наслаждаясь сочетанием гладкости и грубости, ощущением нежной кожи и щетины, я влюбилась в него еще сильнее.

Я чувствовала себя такой храброй.

— Я люблю тебя, — сказала я. Мне было не стыдно признаться в этом вслух. Я доверила Дрю самые глубокие, самые мрачные страхи. Самые сокровенные устремления. Свое сердце я тоже могла ему доверить.

Его взгляд скользнул по моему лицу, прежде чем он наклонился и поцеловал меня в лоб.

— Я знаю, — сказал он.

Я взлетела от счастья. Откинувшись на одеяло, я ощущала как пляжный песок прилипает к моему телу. Когда-то я стеснялась демонстрировать свою фигуру в бикини, но от того, как Дрю смотрел на меня, мне хотелось дефилировать по пляжу туда-сюда.

Он наклонился надо мной, заслонив солнце. Он был моим солнцем.

— На что ты готова ради этой любви? — спросил он, проводя пальцем по моему бедру.

Я вздрогнула от интимного прикосновения.

— На что угодно, — ответила я. — На все.

Его губы растянулись в улыбке, яркие глаза заблестели. Затем он наклонился ближе, касаясь губами моего уха.

— Что угодно?

Когда он отстранился, я увидела, как потемнели его глаза. В глубине сияло грубое, плотское желание, и я чувствовала, насколько его влечет ко мне. Он пальцем приподнял мой подбородок.

— Ты бы убила ради нас?

Я верила, что убила бы — я бы сделала все, чтобы мы были вместе. И в нашем мире, где существовали только мы, это было приемлемо.

Я кивнула.

— Да.

— Тогда решено, — сказал он низким голосом. — Ты невменяема. — Он засмеялся, и я хлопнула его по руке.

Он скользнул ладонью между моими бедрами, отчего по ногам поднялась горячая дрожь, а между ног все сжалось от боли. Я толкнулась бедрами к его руке. Он коснулся меня губами, сначала нежно вкушая, а потом яростно пожирая то, что принадлежало ему.

Его следующие слова защекотали мне мочку, когда он прижался губами к уху. Горячее дыхание ласкало мою шею, брызги океана покалывали ноги.

Это было идеально.

Это был последний счастливый день, который я провел с Дрю. Всего за неделю до того, как у его двери появилась Челси. Перед нападением.

Это воспоминание я стараюсь сохранить священным и нетронутым. Я редко воспроизвожу его, потому что хочу сохранить точность. Я хочу сохранить его безупречным. Неизменным.

И все же каким-то образом мне удалось забыть слова, которые он шептал мне на пляже. Как бы я ни старалась вызвать их в памяти, вспомнить, что он сказал… чернота поглощает это воспоминает как быстро тлеющий полароидный снимок, а пепел разносится над пылающими углями моего разума.

Глава 18

Первобытный инстинкт

Лэйкин: Сейчас

В последний раз, когда я была так близко к Торренсу, он заигрывал с Кэм. Барное полотенце было перекинуто через плечо. Уверенная невозмутимость мужчины, собирающегося потрахаться. Хотя, мне почему-то казалось, что он был намного моложе. Когда Рис допрашивал его, он заявил, что ему всего двадцать восемь, но годы работы под суровым солнцем Флориды состарили его, из-за чего он казался старше.

Когда он, прищурившись смотрит на меня, в уголках его темных глаз появляются тонкие и глубокие морщинки.

— Я так давно тебя не видел… — Говорит он, как будто мы старые друзья. — Ты и… — он щелкает пальцами, — все еще друзья?

— Кэмерон, — подсказываю я. Я пытаюсь изогнуть губы в улыбке. Не слишком яркой — в данных обстоятельствах это покажется странным и отталкивающим. Достаточно небольшой полуулыбки, чтобы казаться искренней. Заинтересованной. Совершенно не обеспокоенной этой странной встречей. — И да, — вру я. — Мы все еще общаемся.

Торренс кивает.

Рис научил меня, как разговаривать с подозреваемыми. Как контролировать выражение лица — что отталкивает людей, а что располагает. Если бы я только могла использовать эту эмпатию, когда пишу, то, наверное, мой редактор начала обожать Риса также сильно, как и все остальное женское население.

Я пытаюсь сосредоточиться на том, как Торренс реагирует на меня, а не на моих мыслях о нем. Но даже если ему и не нравится мое присутствие, он умело это скрывает. И выглядит так же расслабленно, как в ту ночь, когда Кэм ушла с ним из «Док-Хауса».

— Здорово, — отвечает Торренс. Он рассеянно окидывает взглядом «Тики-Хайв», пока с пляжа прибывают посетители. Что я могу вам предложить? Воды? — он быстро подмигивает мне.

Я прищуриваюсь, пытаясь понять, шутит ли он.

— Ничего. Спасибо. — Опираюсь на стойку. — Мы не задержим вас надолго.

Прежде чем я снова свяжусь с парнем жертвы, мы с Рисом проверяем факты. Хотим получить историю от обеих сторон — от Коэна и братьев.

— У нас есть еще пара вопросов, — вмешивается Рис. — После разговора с Коэном мы узнали, что его часто ругали из-за нарушения графика. В частности, из-за опозданий и прогулов, когда он ухаживал за больной матерью.

Торренс скривился, выглядя сбитым с толку. Интересно, что Рис сможет прочитать по его лицу.

— Вам лучше спросить Майка. Это сложно, знаете? В наши дни нельзя просто увольнять людей. У вас должна быть причина, иначе они обратятся в суд, — он пожимает плечами.

Я пытаюсь представить, мог ли Торренс написать записку. Какой у него мог быть мотив? Опять же, в моем деле он не был подозреваемым. Так что, если это не он написал то первое письмо, ему нет смысла отправлять записку сейчас.

Но Майк… Может быть, в нем есть что-то еще — что-то порочное, что заставляет его издеваться над людьми ради забавы. Чтобы отвлечь от настоящего преступления и вовлечь в разгадку тайны. Может в этом вся суть записки — это ложный вызов. Как звонки-розыгрыши на телефон доверия.

Но даже когда я прокручиваю эту мысль в голове, она мне кажется неправильной. Записка была слишком личной. Нацеленной на меня, а не на расследование.