Читаем без скачивания Криминалистика: теоретический курс - Айгуль Фаатовна Халиуллина

Опасность такого смешения ученые XIXвека видели в преобладании обвинительного начала в работе судебного следователя. «Закон склонился в пользу обвинительной функции следователя, то есть увеличил силы обвинения»[1215], — писал в 1895 году В. П.Даневский. И это несмотря на то, что в ст. 265 УУС специально оговаривалась обязанность судебного следователя «с полным беспристрастием приводить в известность как обстоятельства, уличающие обвиняемого, так и обстоятельства, его оправдывающие».[1216]

Видимо, реальность оказалась слишком далека от идей законодателя, если обвинительное начало предварительного следствия становилось очевидным даже на фоне провозглашенной Уставом УС 1864 года обязанности судебного следователя полно и беспристрастно исследовать как уличающие, так и оправдывающие обвиняемого обстоятельства дела. Что уж говорить о сегодняшнем дне.

Между тем, спустя полтора века новый отечественный УПК РФ с легкостью «исправил» недостатки практической реализации положений УУС 1864 года, устранив «на законном основании» все препятствия к превращению следователя в полноценного обвинителя. В частности, однозначно причислив его к стороне обвинения (п. 47 ст. 5 УПК РФ) и ликвидировав ст. 20 УПК РСФСР, требовавшую от него объективности, всесторонности и полноты исследования обстоятельств события преступления.

Кроме того, законодатель, сохранив дознание в качестве самостоятельной формы предварительного расследования, ввел в закон еще одно новшество, согласно которому производство дознаний по некоторым категориям уголовных дел законом передавалось в ведение следователей Следственного Комитета (п. 7 ч. 3 ст. 151 УПК РФ). По этому поводу профессор Б. Т.Безлепкин с удивлением заметил: «Производящий дознание следователь — явление с научно-теоретических позиций необъяснимое».[1217]

В результате следователь стал почти таким же сыщиком, как орган дознания, а дознаватель превратился в «недоразвитого» следователя. Что, собственно, и позволило Б. Т.Безлепкину охарактеризовать процессуальные нововведения УПК РФ 2001 года как перерождение дознания в следствие второго сорта.[1218] Укрепление позиций следователя — обвинителя и дознавателя — следователя, увы, продолжилось на законодательном уровне и во втором десятилетии ХХI века. Нисколько не сожалея о перспективах превращения частной криминалистической методики «в хлам»[1219], законодатель фактически приступил к изменению структуры досудебного производства, делая бессмысленным само существование стадии возбуждения уголовного дела в качестве самостоятельной стадии уголовного процесса с её особыми целями и задачами.

Так, изменения, внесенные законодателем в структуру досудебного производства в 2013 году, окончательно запутали вопрос о функциональном разграничении розыска (сыска), дознания и предварительного следствия. Расширив круг процессуальных действий, допускаемых до возбуждения уголовного дела (ст. 144 УПК РФ), законодатель фактически превратил их в комплекс, сопоставимый с комплексом неотложных следственных действий, которым ранее, по УПК РСФСР было ограничено производство дознаний по делам, по которым предварительное следствие признавалось обязательным. Но при этом, «забыл» обязать органы расследования с достоверностью устанавливать на этой стадии досудебного производства факт совершения преступления.

По поводу этих процессуальных нововведений профессор Б. Т.Безлепкин справедливо заметил: «Формирование современного института дознания по образу и подобию предварительного следствия- явление необычайно запутанное. … В результате ОРД оказалось ни при чем, … а дознание как предельно напряженная работа по горячим следам тяжких и особо тяжких преступлений… (первоначальный этап расследования), стало отмирать».

Продолжив свои оценки УПК РФ, автор предупредил, мол «история не прощает умозрительных предприятий в правоохранительной сфере, потому что это не художественное творчество, где сюжет может быть продуман самим автором».[1220]

Разобраться в предельно запутанной структуре досудебного производства, представленной дознанием и предварительным следствием, а тем более исправить её недостатки без обращения к историческому опыту, вряд ли возможно. Однако, первое, что нам подскажет история, будет то, что вместо придания возбуждению уголовного дела качеств еще одного «предварительного следствия», целесообразнее было бы вообще ликвидировать эту стадию уголовного процесса как самостоятельную, предоставив органу дознания право начинать работу по делу при наличии только повода. Заявления о преступлении или иного сообщения о криминальном событии было бы вполне достаточно, чтобы, приняв дело к своему производству, заняться розыскной работой и решать первую и важнейшую свою задачу. А именно, подтвердить с достоверностью факт совершения преступления.

То есть примерно так, как это было установлено в дореволюционной России и отражено в Уставе Уголовного судопроизводства 1864 года, где для «начатия дел», подсудных мировым судьям, достаточно было лишь жалобы или сообщения о преступлении — ст. 42 УУС, а для производства дознания — сведений о происшествии (ст. 252 УУС). Для начала же предварительного следствия, проводимого вслед за дознанием, помимо повода, Устав требовал иметь еще и достаточное основание (ст. 262 УУС), в качестве которого признавались результаты полицейского дознания (ст. 260 УУС), сообщения полиции или жалоба частного обвинителя (ст. 263 УУС).

Однако, современный законодатель поступил иначе, продолжив менять структуру досудебного производства путём наделения стадии возбуждения уголовного дела атрибутами предварительного следствия, в частности, возможностями добывать доказательства путем производства комплекса процессуальных действий, не будучи уверенным в криминальном характере расследуемого события. А дознание, которое еще по замыслу разработчиков УУС 1864 года, должно было олицетворять собой розыск, современный законодатель по некоторым категориям дел доверил проводить следователям.

Нет поэтому ничего удивительного в том, что вслед за процессуальной структурой досудебного производства, структура частной криминалистической методики, весь арсенал разработанных криминалистикой алгоритмов следственной работы, будучи плодом многолетних усилий криминалистов, оказались под угрозой, по терминологии профессора А. С.Александрова, «превратиться в хлам». Только вряд ли этому стоит радоваться. Ни к чему хорошему изменения структуры досудебного производства вопреки рекомендациям криминалистики, не привели, и привести не могут. И хотя в условиях этих необъяснимых законодательных инициатив криминалистической методике действительно трудно оставаться научно обоснованной «опорой» современного предварительного следствия, тем не менее, только криминалистика, ставящая перед собой цель познания истины, в состоянии понять всю пагубность состоявшихся изменений процессуальных правил. Ибо только в сохраняющей «здравомыслие» криминалистике можно найти проверенные историческим опытом ответы на вопросы об оптимальной последовательности решения его главных задач на разных этапах. И прежде всего в тех криминалистических разработках, которые отражают наиболее общее структурное оформление предварительного расследования, именуемое «структурой частной криминалистической методики».

Руководствуясь этой структурой, уголовному процессу легче будет искать решение вопроса о разграничении дознания (сыска, розыска) с его обвинительным уклоном и следствия с атрибутами состязательного процесса. Но при этом важно помнить, что криминалистика в разграничении дознания и