Читаем без скачивания Ночная смена - Dok

Странно, это ж по-корейски вроде? Ну да он полиглот, это я уже видел. Ну, то есть слышал.

— Мутабора с гением пока попросите в грузовичок перебраться.

О, а группа-то тоже не зря сидела — отрофеились, похоже. Действительно не увидел сразу — а позади брони стоит пара КАМАЗов с кунгами. В одном кунге даже печка топится — дымок видать. Вот вроде и большие объекты, а по сравнению с дулом пулемета на первом плане — совершенно не видны были.

Сообщаю морфированному коллеге, что идет бронегруппа, лучше пока нам с глаз долой из сердца вон спрятаться. От волнения путаюсь, но почему-то морф не злится на вставляемые глаголы и прочие части речи.

У машин — новый сюрприз. Из кабины вываливается Семен Семеныч, дальше на его слегка заспанной и потому помятой физиономии пролетает сложная гамма чувств. Сделавшая бы честь любому современному актеру, не говоря уж про Балуева, сохраняющего твердокаменность морды лица в любой из своих 569 ролей.

Семен Семеныч спросонья видит сначала меня — радость совершенно искренняя и приятная мне, потом посторонних — удивление, потом морду морфа — удивление, ужас — и руки шарят по куртке в поисках того, что верно в кабине осталось, потом сомнение, потом опять удивление и уже с недоумением в глазах, выдав всю эту палитру эмоций в пару секунд:

— Привет! А это кто?

— Это пленник и союзник. Мутабор — союзник. Коллега. Врач.

— А голый вассер?

— Нудист — представитель противника. Творец Мутабора.

— Это как?

— Повтор реанимации — сохран деятельности мозга.

— Ничего не понял? Он что — врача садировал, пока тот не обернулся?

— Подтверждение. Момент — прятки в кузов.

— Доктор, а что это вы так странно размовляете?

— Мутабор — сохранение речи. Понимание речи. Только существительные.

Наконец находится хоть один нормальный человек. С нормальной реакцией на мой явный бред.

— Охренеть! Что, серьезно? Он говорит?

— Подтверждение.

Мутабор начинает кряхтеть.

Семен Семеныч с сомнением смотрит на меня, с опаской на Мутабора.

— Ладно, давайте в кузов.

В кунге шаром катай. Печки нет, хотя вроде как положена по штату — и лист железа на полу и забитая дырка в стенке. Холодно, почти как на улице. Наверное, потому и нет никого.

— Мутабор, а что на заводе?

— Ы?

— Семен Семеныч — конкретность вопроса.

— В каком смысле?

— В таком, что так и я не отвечу.

— Вам и отвечать нечего — вы там не были.

Морф опять начинает кряхтеть. Это конечно лучше, чем их стенание или как там они кричат перед атакой, но все равно неприятно.

— Извинения.

— Хххеррня!

Семен Семеныч подскакивает.

— И впрямь говорит! А петь он умеет?

Ну, это понятно. Дружок — песельник еще в себя не пришел толком, петь Семен Семенычу было видно не с кем, а привычка — вторая натура. Соскучал.

— Мутабор — песня? Приглашение.

Морф опять чумеет. Когда уже начинаю бояться, что он завис наглухо — пожимает плечами.

— Проба?

Еще раз пожимает плечами.

Потом как-то скептически выговаривает:

— Хххммуссыххаферрапхия… шшуушшь!

— Музыкотерапия польза. Логопедия.

— Ссзаиха?

— Мутабор заика отрицание. Фонетика улучшение. Коммуникативность. (После такого словечка и отдохнуть пару часиков не грех…)

— Времяпрепровождение — вклинивается Семен Семеныч.

Опять пожимание плечами.

— К слову. Семен Семеныч, оружие отсутствие?

— Йопта! В кабине оставил! Я мигом!

Пока он бегает морф презрительно спрашивает:

— Хххоннфохь?

— Отрицание. Шофер. Профессионал. Певец.

Фырканье в ответ.

Хлопает дверь. На этот раз у Семен Семеныча на спине АКМС.

— Готовы? Споем?

И, не дожидаясь ответа, с воодушевлением начинает:

На далеком СевереЭскимосы бегали,Эскимосы бегали —За моржой!Эскимос догнал моржуИ вонзил в нее ножу,Он вонзил в нее ножуГлубоко…Он содрал с нее кожуИ забросил на баржуИ забросил на баржуДалеко.Но моржа не стала ждать,Взяла кожу и бежатьВзяла кожу и бежатьБосикомИ опять на севереЭскимосы бегали,Эскимосы бегалиЗа моржой…

Знаю эту песенку. Старая, студенческая. Петь можно бесконечно. Очень хорошо петь в пьяной компании, слова заучиваются быстро. Хотя сюрреализм происходящего у меня на глазах песенка только подчеркивает.

Очень вовремя дверь распахивается — меня вызывает Старшой.

Напоследок решаю пустить парфянскую стрелу:

— Мутабор консультация возможность хирургия раненый?

Опять бедолага завис.

— Решение по возвращении.

Уф!

Бегом с посыльным. Николаич спорит о чем-то с инженером и летехой — командиром бронетехники нашей группы. Кроме них там же еще несколько человек — и мой знакомый сапер. Только они в перепалке не участвуют.

— Получается так, что это лицо американского империализма вы с рук спихнули? — отвлекается от спора Старшой.

— Это вы о ком?

— О морфе. В каске рожа у него — хоть плакат рисуй. Чистый агитпроп. Он что, все время в каске бегал?

— Не, это я ему одел. Каска-то с хозяина.

— Это зря. Хорошая касочка и прочная. Поменяйте потом под благовидным предлогом.

— Я там в джипе еще шмотки оставил и трофеи — пара автоматов, пистолеты.

— Уже прибрали. Вовка первым делом машинку проверил.

— А что звали?

— Получается так, что непонятно?

— Ну, опять оказание помощи раненым в той группе?

— Ага.

Договорить не успеваем.

— Повторяю, мне вне основной группы здесь делать нечего! — летеха ожил как недобитая огневая точка.

— Да что ты как маленький! Не отобьем завод — ты без ремонта на своей железке много накатаешься? — ясно, инженер в долгу не остался.

— Железо на складах еще есть — а людей положить это как?

— Так и на заводе люди а не хвосты собачьи, притырок ты прыщавый! Несколько тысяч!

— Было! Было несколько тысяч! А сейчас — хера. Сейчас там несколько тысяч зомби! И куда нам лезть?

— Стоп, стоп! Охолоньте! — Николаич вклинивается между вспыхнувшим Севастьяновым и летехой.

— Да какого мужского полового он меня тут лечит? Полковник покойный тож гуманист был. Полгруппы в сраке и сам туда же! У меня жена. Между прочим. И нехер мне по сознательности топтаться. Этот вонявый — небось, сам-то удрал, а теперь все вокруг ему должны.

Теперь уже приходится присутствующим держать летеху с инженером за руки, фалды и всяко разно — чтоб парочка в драку не пустилась. Страсти-то накалились нешуточно.