Читаем без скачивания Мари Галант. Книга 2 - Робер Гайяр

Лефор растерялся, оказавшись перед чудовищным выбором.

– Ну как, даете слово? – теряя терпение, снова спросил начальник уголовной полиции.

– Боже мой! Да я вынужден дать вам это гнусное обещание, – признал Ив. – Бог свидетель, я предпочел бы скорее подвергнуться публичному унижению, пытке, чем подчиниться вашей воле. Вы – первый, кто уничтожает Ива Лефора. Я сражен!

Жак Тардье ласково улыбнулся:

– Спасибо, капитан. Кажется, я понял, что значит ваше слово. Думаю, шевалье нечего вас опасаться. Теперь я предпочел бы узнать о ваших планах на будущее.

– Я иду к шевалье, – признался искатель приключений.

Тардье вздрогнул и закрыл лицо руками:

– Как это к шевалье? А ваше слово?

– Я, кажется, забыл по легкомыслию вам сказать… – со смиренным видом пояснил Ив. – Дабы наверняка узнать планы Виллера и помешать их осуществлению, я притворился его верным другом, разделяющим его взгляды. В обмен на мою помощь он обещал мне полковничий патент…

Тардье торопливо его перебил:

– Вот видите! Я же говорил! Раз Виллер вам это обещал, он сдержит слово! Он пользуется расположением короля и выхлопочет вам этот патент, будьте покойны! На вашем месте я согласился бы и пальцем не пошевелил больше, предоставив отцу Фейе выпутываться в одиночку. В конце концов, не вас же отправил с поручением Высший Совет!

– Господин начальник уголовной полиции, – заметил Ив. – Вы беретесь судить о том, в чем ничего не смыслите! На что мне звание полковника, если меня будет мучить угрызение совести, – ведь в результате грязного торга я совершу ужаснейшую подлость, которая может стоить гибели процветающей колонии. Нет-нет, я увижусь с шевалье де Виллером и скажу ему правду. Я ему признаюсь, почему не смогу проткнуть его шпагой и как получилось, что я оказался перед ним слабее ребенка. Единственное, на что я могу надеяться, – образумить его. Может быть, мне удастся расшевелить в нем добрые чувства, доказав, на чьей стороне справедливость и все права; возможно, я задену его самую чувствительную струну – честь!

Жак Тардье с сомнением покачал головой. Постепенно он начинал осознавать, что стоящий перед ним герой и силач невероятно наивный человек. Судье стало жаль флибустьера, который, точно невинный ребенок, попал в огромный город и теперь беспомощно озирался. Что он будет делать? К чему придет? В Париже одной шпагой не повоюешь. Напротив, все подчиняется законам тончайшей дипломатии, придворной закулисной игре. Судьбы всех без исключения находятся в руках кардинала и его величества. Нет, Ив ничего не добьется.

Жак Тардье прочистил горло, погладил бородку, потом поднялся и подошел к флибустьеру:

– Я думаю, что, действуя, как вы это себе представляете, вы лишь вооружите против себя врага. Он узнает, что ему нечего вас опасаться. А вот если он по-прежнему будет видеть в вас своего друга, вы, может быть, сумеете воспользоваться этим недоразумением и увидеться с королем раньше шевалье.

– В этом-то все и дело! – вскричал Ив. – Нам с отцом Фейе как можно раньше нужно увидеть короля или его высокопреосвященство!

Жак Тардье замешкался, но быстро взял себя в руки и принял твердое решение:

– Карета, доставившая вас сюда, ждет внизу. Едемте в Лувр вместе с отцом Фейе. Я скоро увижу кардинала и попытаюсь добиться у него аудиенции для вас. Но ради всего святого, прошу вас не произносить моего имени рядом с именем Виллера…

– Я обязан вам до гробовой доски, – поблагодарил Лефор. – Клянусь честью, никто лучше меня не знает, что значат эти слова…

– Идемте, – просто сказал начальник уголовной полиции, надевая широкополую шляпу.

Он увлек Ива за собой. На лестнице их ждали отец Фейе и отец Фовель, снедаемые беспокойством. Появление обоих собеседников их успокоило. По приглашению королевского судьи они последовали за ним и Лефором к карете. Вскоре она покатила к Лувру.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

В Лувре

С первых лет своего правления Мазарини, крестный отец короля, поселился в Пале-Рояле, рядом с королевой; для нее он хотел быть рабом, поклявшимся своей повелительнице в верности. Король и королева в те времена, находясь в полном одиночестве из-за собственного всемогущества, искали такого преданного человека; и услужливый неаполитанец завоевал полное доверие королевы, что позволило ему самому составить свое состояние и завоевать власть.

Юный король, его крестник, вынужден был таить от столь изворотливого, скрытного министра, как и от придворных, свои сокровенные мысли. Некоторые поговаривали, что король сердится на кардинала за то, что тот завладел сердцем его матери; но юноша был благодарен этому иноземцу, потому что мог полностью на него положиться, к тому же кардинал спас ему корону, а может быть, и жизнь во время Фронды, когда королю пришлось бежать от гнева народа. Он уважал и почитал своего крестного отца, а тот относился к августейшему ребенку, как к родному сыну.

Позднее Мазарини занял апартаменты в Лувре, над спальней короля, и почти не жил в роскошном особняке Тюбеф, перестроенном по его приказу, украшенном с ревностной старательностью и ставшем дворцом Мазарини. Для хозяина он был чем-то вроде retiro,[7] куда он с удовольствием удалялся отдохнуть среди собранных там диковин; там же он давал приют своим племянницам и надушенным обезьянкам.

Улочки Центрального рынка были по-своему знамениты и достигали пяти, а то и восьми туаз в длину; они вели к Лувру. Улицы были извилистые, с выщербленными плитами и образовывали между двумя рядами домов темные коридоры всего в два-три фута шириной.

Некоторые из улочек были вымощены огромными плитами из твердого камня, однако подрядчики ради дополнительной выгоды, даже рискуя крупными штрафами, нередко заменяли прочный камень хрупким. Мостовую было не разглядеть под толстым слоем грязи и нечистот, лошадиного навоза и мусора, оставленного базарными торговцами или выброшенного из окон хозяйками. Сверх того, за неимением сточных канав вода застаивалась на улицах, и ее смрад отравлял воздух.

Людовик XIV был вынужден из окон Лувра вдыхать отвратительный запах, доносившийся с набережной. Он неоднократно пытался оздоровить Париж, по его указанию начальники полиции издавали указы один за другим, а квартальный надзор со своей стороны грозил наказанием жителям, которые не мели мостовую перед своими домами; однако сточные канавы по-прежнему оставались редкостью. Вот почему его величество проводил больше времени в Сен-Жермене и Версале, чем в Лувре.

Там воздух был чище. Кроме того, многочисленные печальные примеры свидетельствовали о том, что надежнее было находиться подальше от Парижа во избежание мятежей и бунтов, жертвой или пленником которых можно было оказаться. Непрерывные поездки были хороши тем, что заставляли перемещаться многочисленный двор, так как король, королева, кардинал и влиятельные лица королевства имели каждый свою карету, а потому производство экипажей процветало. Самые удобные и роскошные кареты производились тогда во Франции.