Читаем без скачивания Притворись, что мы вместе - Дарья Сумарокова

– Господи, Вовка, посмотри на себя, посмотри на свою рожу! Как ты на работу пойдешь, сволочь?! Сегодня же только среда! От тебя запах, как от стада коров! Тебя все-таки уволят. Да уж и поскорее бы уволили. Может, хоть это тебя остановит. Ведь Катька все это видит! Подумай о ней, что ли.

Сорокин пытался отодрать себя от дивана. На этот раз мне повезло хотя бы в том, что ночью он не смог донести себя до спальни и рухнул прямо в гостиной.

– Рожа моя ей… видите ли… не угодила. Да пошла ты… никто меня не уволит! Мозги не пропьешь…

Он был еще абсолютно пьян, а на часах семь тридцать. Хрен с ним. Пусть так и катится на работу. Зато будет возможность спокойно в обед забрать Катьку из сада и вечер провести в тишине. Я еще раз по-мазохистски взглянула на накачанное теперь уже аспирином тело и закрыла дверь в коридор.

Я разбудила Катерину и через двадцать минут уже неслась в садик.

Однако фортуна сегодня мне не улыбнулась: когда я вернулась домой поздно вечером, тело все так же лежало на диване, даже положение не изменило. То, что Вовка не был на работе, – это плохо. Хотя случалось такое уже не в первый раз. Если бы не его мать-нефтянщица, давно бы уволили. Любимый сыночек, или как там у нее, у хохлушки: «викоханий» – во какое слово.

Но все равно то, что он спал и в доме было тихо, – радовало. Мы с Катькой начали наше многоступенчатое блаженство: вкусняшки, игрушки, купание, сказки… Маленькое пространство вокруг нас наполнилось смыслом, засияло и приобрело выпуклые формы. И даже неурядицы с Вовкой не казались столь существенными в эти минуты… Я страшно радовалась возможности побыть рядом со своим ребенком. Радовалась от запаха, взгляда, звука голоса, прикосновений. Только одна мысль постоянно не давала покоя: много работы, слишком много. Дежурства, отделение. Каждый раз, пролетая впопыхах мимо детской площадки, где умиротворенные мамашки гуляли с Катькиными дворовыми подружками и уже покачивали коляску с новым малышом, я с завистью смотрела на их спокойные лица. Вот чем должна заниматься настоящая женщина: сидеть дома и рожать детей. И чтобы хватало времени на все: на семью, на себя, на сон и разговоры. Особенно на потомство. Быть рядом в нормальном отдохнувшем виде весь день, а не прибегать вечером в состоянии, близком к анабиозу. Чувство вины то затухало (в основном после просмотров душещипательных передач про детские дома), то, наоборот, разгоралось. Но сейчас, сегодня, в этот вечер я была в этой реальности…

Вечером Вовка осчастливил нас появлением на кухне. Он поел, посмотрел телик, и уже через час после его перемещения из горизонтального положения в вертикальное я заметила нехороший блеск в глазах. Блеск тоски и скуки. Еще двадцать минут он бесцельно бродил из комнаты в комнату, не замечая ни меня, ни Катьки, – и вот оно:

– Лен, я за сигаретами выйду.

– А что, в шкафу кончились?

– Угу. Я быстро.

По понятным причинам мы со спокойной душой завалились спать, совершенно уже не испытывая никакого беспокойства по поводу Вовкиного местонахождения. Ловя ускользающие в сон мысли, я пожалела, что в спальне, где все еще стояла детская кровать, не было дверного замка. И не зря. Момент прихода мужа домой оказался мной пропущен. Скорее всего, Вовка прошел тихо и без падений, так как крепкий многочасовой дневной сон полностью восстановил его организм для дальнейших подвигов. Видимо, веселье прошло за пределами человеческих возможностей. Я проснулась оттого, что почувствовала, что лежу в чем-то мокром. Да, подо мной разливалась лужа крепкой мужской мочи. Лежащее рядом тело не ощущало происходящего. Я сорвала с Вовки одеяло, но тут же сообразила, что поднять его возможности нет. Схватив Катьку в охапку, я переметнулась на диван в гостиную.

Как странно, ничего не чувствую, совершенно ничегошеньки. Ни страха, ни унижения, ни боли.

Вот оно. Асрян предупреждала. Ведь все нормально, Елена Андреевна? Все прекрасно. Ну выпил, ну описался. Ничего, бывает. Все хорошо, все пройдет. Человек такое животное, что ко всему привыкает.

Помнится, дед рассказывал, как в Освенциме люди шли в газовые камеры. Спокойным стадом, потому что уже привыкли к своей судьбе, уже адаптировались к мысли о смерти. Потому что не было никакого выбора, и так было легче.

Катька захныкала от резкого перемещения, но, к счастью, так до конца и не проснулась. Я завернулась вместе с ней в одеяло. Тесно, но тепло и уютно. Катерина сильно пиналась, буквально спихивая меня на пол. В конце концов я сама сползла с дивана на палас и завернулась в брошенный тут же Вовкин махровый халат. Стало холодно. По полу сильно тянуло, так что пришлось вернуться и потеснить Катьку… Покой, наконец-то покой и тишина…

Дед Ваня неподвижно сидит на маленьком стульчике под березой. Как всегда. Легкий ветерок, белый ствол в зеленых кружевах. Тихо как! Спокойно. Сидит и даже не смотрит в мою сторону, не зовет. Хоть бы что-то сказал. Раз я вижу, значит, и он видит. Это же просто… Катька больно пихнула ногой в живот. Квартира… опять этот не до конца наполнивший пространство полумрак. Как страшно. Ведь все вокруг непрочное, картонное, несуществующее: и комната, и окно, и соседние дома. Нет, все это существует, но в шутку. Точно кто-то просто взял и пошутил… Пришлось стянуть покрывало с рядом стоящего кресла и снова сползти с узкого дивана на пол…

Все-таки, дед, это неправильно – ничего не говорить. Раз ты есть, так, значит, и не молчи…

Утром Катька встала угрюмая. И хотя она была жаворонком, как и я, сейчас пришлось ее насильно тащить в ванную, а при виде одежды она вообще объявила настоящую забастовку.

Господи, ведь ничего же не видела.

За завтраком началась истерика от вида простой геркулесовой каши, единственного, кстати, беспроблемно впихиваемого завтрака. Я посадила дочку к себе на колени, что тоже помогало как второй этап при неудачной еде, и тут же поняла, в чем дело, – высокая температура.

Говорят, когда мать несчастна, ребенок болеет.

Единственный выход – срочно вызвать такси и перевезти Катерину к бабушке, так как с обеда я дежурила и возможности поменяться уже не было. В спальню даже не стала заходить. Пусть научится сам колоть себе уколы наконец. Или доползет в ларек за алкозельцером. Выдохнув, преодолевая бурю детской истерики, я кое-как собралась сама и замотала Катьку в теплые вещи, как капусту. Мама безропотно приняла эстафету.

Когда я вышла из родительского подъезда, было уже восемь пятнадцать, а я страшно не любила опаздывать. Одно наслаивалось на другое, серый комок неприятностей катился с горы, увеличиваясь в размерах с каждой секундой. Глаза сами собой наполнились слезами.

Дальше события развивались очень странно. Все, что я сделала, объяснить рационально невозможно: потоптавшись на автобусной остановке напротив дома родителей до восьми тридцати – времени окончания утренней пятиминутки, я набрала Моисеевну и предупредила, что приду к обеду из-за Катьки. Заранее было понятно, никакой отрицательной реакции не последует, так как обычно я не злоупотребляла наличием маленького ребенка.

Совершив несколько пересадок с одного транспорта на другой, я добралась до кладбища. Пейзаж за темной оградой в холодное время года совершенно не менялся: опять ужасное серое небо, мерзлая земля под ногами, грязный снег. Последний раз мы приходили всей семьей прошлым летом, когда все вокруг было зеленым и цвели цветы. Теперь серые ряды могил уходили за горизонт. Я плутала около получаса, в конце концов обессилела и прислонилась к чьей-то оградке. Зарыдала. Почти окончательно потеряв надежду найти дедовскую могилу, я решила попробовать вспомнить, как мы несли его тогда, в день похорон. Вновь вернувшись к воротам кладбища, я сделала несколько глубоких вдохов и пошла искать снова. Могила находилась где-то на окраине, и направление я помнила смутно. Минут через двадцать наконец нашла то, что искала. Постояв и успокоившись, набрала телефон отца.

– Папа, приезжай побыстрее на кладбище. Тут у деда кто-то пытался выкопать ограду. Все раскурочено. Нет, ограда на месте. Видно, почему-то не получилось ее разобрать. Просто пытались сломать, что ли… Да, папа, кому это надо?! Ты не в Средневековье живешь… Это ж сейчас модно – цветной металл. Хорошо, что памятник большой и никому не нужный… Остальное в порядке…

Отец приехал только через полтора часа, прихватив Борьку. Я ждала их в кладбищенской церквушке, единственном месте, где можно было укрыться от холода. Внутри оказалось неуютно и противно. Особенно оттого, что буквально за оградой этого карточного домика находились могилки детей, умерших от лейкемии, изнасилованных женщин или бабусек, сбитых пьяными дебилами, а еще дедова ограда, раскуроченная и оплеванная. Но потоки страждущих к расписным картинкам не прекращались.

Почему никто не может понять: оно тут не живет. Это же очевидно!..