Читаем без скачивания Миротворцы - Антон Первушин

– Фамилию, которую вы получили как результат статистической обработки по парамет-рам, переданным вам кандидатом технических наук Герасимом Стрельцовым.

Дьявол! Откуда он знает?! Неужели "троянец" научился летать?

– Ничего я вам не должен, – сказал Мишуков. – Ни-че-го!

– В таком случае мне тоже придётся написать заявление. Только не об уходе, – Князев едва заметно улыбнулся, – а о том, что у меня есть неопровержимые доказательства того, что вы принимали самое непосредственное участие в деле доведения до самоубийства академика Абрамянца.

Князев знал, куда бить. Мишуков был всё-таки неплохим человеком, его конфликт с зако-ном ограничивался только двумя преступлениями: "благородным" хаком и злостным сокрытием доходов. Ни за то, ни за другое у него совесть не болела. Болела она потому, что он невольно стал соучастником самого настоящего убийства – причем, убийства человека, которого Мишу-ков знал и уважал. Но даже на Страшном суде Андрей не признался бы в своём соучастии. Ведь он же не знал, что так получится! Он этого не хотел!..

Потому, когда Князев заявил, что располагает "неопровержимыми доказательствами", в глазах у Мишукова потемнело, и он узнал, что означает словосочетание "чёрный ужас".

– У вас нет никаких доказательств! – почти прокричал он. – Нет!!!

– Вы мне не верите? – удивился Князев. – Хорошо, я готов перечислить вам имеющие-ся у меня доказательства. Это, во-первых, ответ на мой официальный запрос об авторстве ста-тьи "Из чего делают ракеты?", опубликованной в начале прошлого года в журнале "Наука". Во-вторых, письмо от члена редколлегии сетевого журнала "Инжиниринг", в котором излагаются подробности передачи ему ряда материалов по технологиям обработки высокопрочных спла-вов. В-третьих, у меня есть выписка из уголовного дела, возбуждённого по факту самоубийства академика Абрамянца, в которой указывается, что статья "Из чего делают ракеты?" и распе-чатки файлов из "Инжиниринга" были обнаружены на рабочем столе академика во время ос-мотра квартиры через три часа после его смерти. В качестве улик эти материалы к делу при-ложены не были, но это поправимо.

Шантаж! Какой грубый шантаж!

Мишуков понял, что спорить и оправдываться здесь, в этом кабинете, нет никакого смыс-ла. Более того, это только усугубит его, Мишукова, и без того шаткое положение: мало ли что ещё у Князева припрятано в заначке.

Поэтому, чуть переведя дух, он спросил:

– Какие гарантии?

– О чём вы?

– Какие вы даёте гарантии, что если я скажу вам фамилию и напишу заявление, то вы сразу после этого не передадите свои… улики… следователю?

Князев не ответил сразу, и Мишуков вскинул голову и впервые за весь разговор взглянул Ефиму в глаза. Взгляд Князев имел отстранённый – видимо, размышлял; потом лицо его про-яснилось:

– Моего честного слова вам достаточно?

Мишуков подумал. Честное слово Князева имело определённый вес: он никогда им не разбрасывался, а если кому-нибудь давал, то держал до конца. Об этом самом честном слове на кафедре ходили легенды. Ну и анекдоты, конечно. С другой стороны, дело было больно уж щекотливое, одного честного слова – мало, недостаточно.

Но раз пошёл деловой разговор, то можно попробовать торговаться.

– В каком виде у вас те две… улики… о которых вы говорили? спросил Мишуков.

– Два письма. Оба заверены подписями и печатями.

– Я согласен поверить вашему честному слову только в том случае, если вы отдадите мне оригиналы этих писем.

Это было неприкрытое оскорбление, но Князев, что-то просчитав про себя, кивнул:

– Понимаю. Отыгрываем время, Андрей Вадимович?

Мишуков никак не прокомментировал его последний вопрос.

– Что ж, я согласен, – подвёл итог Князев.

Ефим открыл верхний ящик стола и достал простую папку-скоросшиватель.

– Теперь – фамилию, – сказал он, выкладывая папку на край стола, рядом с дискета-ми.

– Фамилия – Гусаков, – ответил Андрей.

У него не было причин лгать: сделка есть сделка – да и самому Андрею эта фамилия ничего не говорила. Но зато Лысому Гере, который в этот момент парился в "аквариуме" чет-вёртого отделения милиции города Ветрогорска, эта фамилия сказала бы очень многое. Почти всё.

Ефим Князев и Кирилл Артемьев встретились в конце рабочего дня, в шестнадцать ноль-ноль, на квартире у Князева (улица Береговая, дом 13, корпус 1, квартира 406, пятый этаж). Собственно, это Артемьев пришёл к Князеву, а тот его ждал, заварив крепкого кофе и устроив-шись по давней привычке в огромном кресле у окна с видом на реку Ворону и речной вокзал на противоположном берегу.

Кирилл усмехнулся про себя, увидев на коленях у сидящего друга книжку в пёстрой об-ложке – очередной детектив, дешёвая беллетристика, к которой Ефим, несмотря на свой бле-стящий ум, испытывал до сих пор ничем не объяснимую тягу. Библиотека детективов на трёх языках: русском, английском и немецком – заполняла собой большее пространство квартиры Князева; книги стояли в три ряда на стеллажах, лежали, сваленные стопками, в самых неожи-данных местах, занимали антресоли и лоджию, грозя обвалом местного значения – однако Ефим продолжал покупать и покупать их, и не было для него лучшего подарка на день рожде-ния или Новый год, чем томик нового, ещё пахнущего типографской краской детективного ро-мана. Друзья посмеивались над странной причудой, но использовали её на сто процентов: во-первых, никогда не возникало вопроса, чем порадовать друга Князева при встрече или по слу-чаю, во-вторых, всегда было известно, к кому пойти набрать "убойной" литературы для чтения перед сном или в общественном транспорте. Князев книжками (прочитанными) делился легко и никакого учёта не вёл, то есть можно было и потерять при случае без всяких последствий.

Артемьев же, который детективы не читал в принципе, отдавая предпочтение историче-скому роману, как-то задался целью выяснить, чего собственно ищет (и находит) Ефим в этих "скудоумных" книжонках с обнажёнными и мёртвыми красавицами на обложках. Ведь даже школьник знает, что авторы детективных романов, а следовательно, и их усатые (бородатые, бритые, в кепке или с сигарой, с трубкой или с "магнумом") герои до предела предсказуемы. Это обстоятельство, безусловно, способствует неизменной популярности и героев, и авторов: читатель любит, когда его не обманывают, когда он получает то, чего ждёт. Но Ефим-то не яв-лялся простым читателем; он сам был способен распутать сколь угодно сложную головоломку, чем часто и занимался в свободное от основной работы время; он должен был бы прекрасно понимать, что за очень редким исключением все детективы пишутся людьми, не имеющими даже элементарного представления о реальных проблемах сыска в прошлом и оперативной работы в настоящем!

Чтобы вызвать Князева на диалог, Артемьев прибег к определённой житейской хитрости: застав Ефима за прочтением очередного томика Агаты Кристи (кажется, это были "Двенадцать подвигов"), он поинтересовался, не кажется ли Князеву, что все преступления, описываемые Агатой Кристи, раскрываются довольно легко, если помнить основной принцип: тот, у кого са-мое прочное алиби, тот и является убийцей. Ефим пожал на это плечами и ответил, что если следовать предлагаемой посылке, то убийцей во всех случаях является Эркюль Пуаро, по-скольку у него у одного алиби всегда самое прочное. Артемьев отвесил челюсть, сражённый столь свежей идеей, а Ефим, улыбаясь, сказал: главное в детективах Кристи не то, кто являет-ся убийцей, а то, как Пуаро "строит алгоритм расследования". Именно этот алгоритм, по сло-вам Князева, представляет интерес и главную ценность.

"Здесь происходит столкновение двух интеллектуальных и законченных в своём роде систем, – говорил Князев. – Обе они решают антагонистическую задачу поиска в нормальной форме. Только "точка зрения" одной из систем имеет знак плюс, а "точка зрения" другой – знак минус. Причём, в каждом отдельном случае системы используют уникальные алгоритмы при решении этой задачи, что представляет несомненный интерес. Результат же имеет значе-ние только в том случае, если нам необходимо установить степень вероятности нахождения решения. Однако в идеале должны рассматриваться стратегии, гарантирующие "встречу", по-тому что…"

Артемьев сразу замахал на Князева руками и закричал: "Хочу кофе!!!", на чём и поставил точку в едва наметившейся дискуссии.

Вот и теперь в ожидании приятеля, Ефим изучал очередной алгоритм решения "антаго-нистической задачи поиска в нормальной форме", разложив на коленях пёстрый томик в цел-лофанированной обложке. Правда, завидев Артемьева, Князев книжку закрыл и отложил. Ки-рилл успел разглядеть, что на обложке изображен бравый мoлодец в комбезе и защитном шлеме с автоматом Калашникова в руках; этот мoлодец стоял почему-то на шахматном поле в чёрную и белую клетку, а под ногами у него в луже крови валялись шахматные фигурки. Назва-ние Артемьев тоже прочёл, но оно как-то сразу выветрилось у него из памяти: что-то там про Герострата. То ли "Операция "Герострат", то ли "Убить Герострата", а может и вообще – "Капкан для Герострата".