Читаем без скачивания Миротворцы - Антон Первушин

Легенда Володю устраивала. Меньше вопросов от "нечистых" – всегда хорошо. Смуща-ла его только сама необходимость прибегать ко лжи. По этому поводу у них с Наставником чуть не разгорелся самый настоящий богословский диспут.

Володя сказал, что не считает столь необходимым скрывать свою принадлежность к "Мечу". Кроме того, он полагает, что Бог наш Иисус не одобрил бы подобной лжи, а в качестве доказательства привёл Наставнику следующий фрагмент из Евангелия от Луки:

– "Тогда станете говорить: мы ели и пили пред Тобою, и на улицах наших учил Ты. Но Он скажет: говорю вам: не знаю вас, откуда вы; отойдите от Меня все делатели неправды".

Наставник ответил цитатой из Иоанна, сначала показавшейся Володе неуместной, а за-тем – когда он её обдумал – вполне даже отвечающей моменту:

– "Говорящий сам от себя ищет славы себе; а кто ищет славы Пославшему Его, Тот ис-тинен, и нет неправды в Нём".

На том диспут и завершился.

И вот теперь Володя оказался в военно-спортивном лагере "Солнечный Берег", действи-тельно расположенный на берегу реки Вороны, почти у самых её истоков. С одной стороны ла-геря был высокий песчаный обрыв и Ворона, с другой – стоял сплошной стеной древний хвой-ный лес. Ледоход уже состоялся, а в лесу резвились вороны с синицами. Однако любоваться красотами окружающего мира у Володи не было ни времени, ни сил. С первой же минуты его взяли в оборот, да ещё в такой, что под вечер он едва дотаскивал ноги до койки, а потом падал и засыпал мертвецким сном.

Распорядок дня отличался от армейского только тем, что в нём наличествовали ежеут-ренняя и ежевечерняя молитвы. В шесть утра всех мальчиков (а было их здесь четыре десят-ка) поднимал сигналом побудки брат Мефодий, работавший при лагере поваром и кастеляном. Среди ребят ходили самые разные мнения об этом человеке. Никто не видел его одетым ина-че, чем в рясу до пят и камилавку. Окладистая густая борода подкрепляла складывающийся образ. Типичный, в общем, монах. Однако при всём при том Мефодий курил длинную изогну-тую трубку, носил на груди боцманскую дудку, а когда командовал направленным к нему в по-мощь суточным нарядом, то сопровождал свою речь таким забористым матом, какого не услы-шишь и у знаменитой на весь Ветрогорск рюмочной "Снежинка", куда молодое поколение бе-гает изучать особенности родного языка и национального похмелья. То есть греховодник ещё тот, и вряд ли православные (или какие другие) пастыри согласились бы терпеть такого под своим началом.

Итак, ровно в шесть утра брат Мефодий выходил на расчерченный по определённой сис-теме плац в центре лагеря и начинал переливисто свистеть в свою дудку. Мальчишки, ещё дур-ные со сна, в одних трусах и майках, выскакивали из бараков и строились на плацу, вдыхая ледяной утренний воздух и ёжась от продирающего до костей холода. Сначала – перекличка, затем молитва. Брат Мефодий брал в руки псалтырь и начинал глубоким басом:

– "Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных, и не сидит в собрании развратителей…"

Потом, по окончании молитвы, брат Мефодий отбирал себе наряд и удалялся во главе его на кухню (наряд провожали завистливыми взглядами там легче), а на плацу появлялся брат Василий. Этого второго, тоже по своему примечательного персонажа, Володя недолюбли-вал. Сам не мог понять, почему, но недолюбливал. При этом видел, что лучшего педагога-тренера вряд ли сыщешь. Хоть в Ветрогорске, хоть в Москве.

Брата Василия даже слепой не принял бы за монаха. Широкий, почти квадратный, креп-кий до неимоверности, всегда гладко выбритый и коротко подстриженный, всегда в поношенной "афганке", перепоясанной армейским ремнём, всегда – в стоптанных кожаных сапогах. По поведению, по выправке, по хорошо поставленному командирскому голосу – типичный офи-цер. Причём, толковый офицер.

И вот этот самый педагог-тренер и толковый офицер выходил после молитвы на плац, и начиналось такое, о чём и впоследствии Володя вспоминал с содроганием.

– Всем лечь! – ни словом, ни жестом не поприветствовав мальчишек, приказывал брат Василий.

И те – где кто стоял – не глядя, асфальт ли под ногами или лужа с не успевшими рас-таять льдинками, падают в позицию "лёжа".

– Для начала – двадцать отжиманий, – отдавал новый приказ брат Василий. – И раз, и два, и раз, и два, – задавал он ритм, прохаживаясь по плацу вдоль шеренги отжимающихся мальчишек. – И раз, и два, и раз, и два… Эй ты, белобрысый, подтяни живот! Рыжий, задницу не задирай! И раз, и два… Так, молодцы, ещё двадцать! И раз…

В первый день Володя сумел отжаться только двадцать четыре раза, потом остановился и попытался сесть. И тут же схлопотал носком сапога под рёбра; брат Василий его не ударил – так, легонько пнул: "Команды встать не было, мальчик мой". Володя ткнулся носом в ас-фальт, задыхаясь от обиды. Совсем не так представлял он себе служение Господу. Но ребята, приехавшие раньше (а с ними – Пашка и Димыч), не роптали, и Володе тоже ничего другого не оставалось, как терпеть.

После отжиманий брат Василий поднимал мальчишек и гнал их по периметру лагеря – кругов десять-двенадцать. И только потом давал пятнадцать минут на умывание и приведение себя в порядок перед завтраком.

В первый день очумелый от такого напора Володя спросил у друга Пашки, когда они, ед-ва волоча ноги и пошатываясь после пробежки, шли в сторону санитарного бокса:

– Здесь чего, всегда так?

– Это только начало, – мрачно отвечал друг Пашка.

Лучше бы Володя не спрашивал. После постного завтрака: гречневая каша, ржаной хлеб, чай без сахара – снова объявили построение. Дальнейшее Володя запомнил плохо. То, что он сумел дожить до вечера и не сломаться (как морально, так и физически), можно было объяс-нить только божьим заступничеством.

И то же самое было во второй день, и на третий день, и на четвёртый…

Впрочем, очень скоро изнуряющие тренировки начали давать результат. К концу недели Володя уже мог отжаться пятьдесят раз, без особого напряга пробегал два километра кросса, научился наконец "работать" с брусьями и правильно чистить картошку. Другие мальчишки то-же держались и хотя порой жаловались, ни один из сорока не выразил желания покинуть сбо-ры. Это, кстати, было вполне возможно: Наставник, инструктируя неофитов, сказал категориче-ски: "Никого держать не будем. Хочешь учиться – учись. Не хочешь – милости просим". А по-скольку Наставник случайных ребят в "Меч" не набирал, то и оказалось, что все они "хотят учиться" и покинуть сборы по собственной воле было бы для них не меньшим позором, чем быть принудительно изгнанными.

Так и держались – со слезами на глазах и с именем Бога на устах.

Интенсивность тренировок тем временем нарастала. Когда мальчишки научились бегать и преодолевать стандартную полосу препятствий (с барьерами разной высоты и рвами), брат Василий стал навешивать каждому пояса с песком. Любопытно, что делал он это не произ-вольным образом, а согласуясь с определёнными нормативами: одному песка больше, другому – меньше. Что, кстати, и выдавало в нём опытного тренера. Перед этим он заставил всех мальчишек взвесится голышом, померил рост, записал все данные в специальный журнал, по-сле чего сел и лично набил пояса.

Когда Володя надел такой пояс, то решил (в который раз за эти сумасшедшие дни!), что тут-то ему и конец. То, что уже довольно легко давалось ему без пояса: подтягивание, напри-мер, или кросс – с поясом снова превратилось в мучение, которого разве что грешник-рецидивист в аду заслуживал. Но к вечеру выяснилось, что и это перетерпеть и пересиливать тоже можно. И как легко, свободно становится, когда снимаешь ненавистный пояс, и последняя за день пробежка, перед ежевечерней молитвой, кажется ни с чем не сравнимым удовольстви-ем.

На пятый день пребывания Володи в лагере (восьмой день сборов) приехал Наставник. Брат Василий построил послушников, и Наставник – в чёрном плаще с капюшоном – задум-чиво улыбаясь и поглаживая родимое пятно на щеке, прошёлся вдоль ровной шеренги, приос-танавливался у каждого мальчишки, смотрел с добротой и лаской в глаза, для каждого находил что сказать вполголоса и с отеческой интонацией. Приостановился и рядом с Володей:

– Ну что, Володя, наверстал упущенное?

– Наверстал, господин Наставник.

– Молодец, – похвалил Наставник. – Просто молодец. Я в тебе не ошибся, – и пошёл себе дальше.

Распорядок дня в связи с приездом практически не изменился: снова были и отжимания, и турник, и полоса препятствий, и кросс с песком на поясе. Володя, направленный в этот день в наряд, сразу потерял Наставника из виду, и только вечером встретился с ним снова. На этот раз Наставник собрался выступить перед мальчишками с речью. Брат Василий присутствовал при этом, и Володя заметил, что он посматривает на Наставника с насмешкой, явно без долж-ной серьёзности воспринимая происходящее. Это укрепило Володю в мнении, что брат Васи-лий, несмотря на свои высокие профессиональные качества, нечист и какая-то мерзкая гнильца разъедает его душу. Наставник тем временем говорил следующее: