Читаем без скачивания В твоих глазах - Амабиле Джусти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как и Эмили, мне интересно, как незаметно я смогу умереть.
А после звонка Маркуса я узнала.
* * *
— Ты сегодня что-нибудь ела? — спрашивает профессор, пока автобус проезжает по городским улицам. Медленно наступает закат, обнимая дома, удлиняя тени, делая мои веки более усталыми. Не хочу снова думать о Маркусе. Не хочу, не хочу, не хочу. Я бы предпочла кричать, петь, считать, затыкать уши, прижаться к чему-то. Или к кому-то.
Профессор сидит рядом со мной, его бедро касается моего, а локоть впритык к моему. Я смотрю на Лорда краем глаза. Ноги обтянуты тёмно-синими джинсами и упираются в спинку сиденья перед ним. Пряди густых, длинных волос в свете автобуса отливают медью, тянутся к моей щеке. Лорд хорошо пахнет, весь день я чувствовала аромат мёда и имбиря. Отныне, когда буду читать стихи Эмили Дикинсон, мне будет приходить на ум этот сладкий, пряный аромат. И слова Маркуса.
— Я не голодна, — отвечаю и возвращаюсь взглядом к окну.
— Это неважно. Ты всё равно поешь, — заявляет он. — Мы приехали.
Как и раньше, возле Хоумстеда, он берёт меня за руку. Как и раньше, я чувствую головокружение. Я освобождаюсь, но у меня создаётся абсурдное впечатление, что рука этого не хочет. Мне кажется, что я должна заставить её развязаться.
«А я могу свернуться калачиком рядом с тобой?
Пообещаешь мне, что я важна, хотя это неправда?
Обещай, что никогда не забудешь меня?»
— Может, хватит держать меня за руку? — вместо этого приказываю я.
— Даже не подумаю. Пойдём, купим продукты.
— Что?
— Рядом с твоим домом я видел небольшой магазинчик. Давай закажем пиццу, но заодно купим что-нибудь ещё, потому как уверен, у тебя в холодильнике нет даже тухлого яйца. У тебя круги под глазами, и ты плохо выглядишь. Если продолжишь в том же духе, то станешь уродливой.
Я уже собираюсь язвительно ответить, но профессор тащит меня по проходу автобуса к выходу. Он держит меня за руку и улыбается так, как в жизни я ещё никогда не видела: с искренним светом внутри. Лорд выглядит как человек, лишённый боли, хотя я знаю, что это не так, он дал мне понять в Хоумстеде. Кроме того, в мире нет души, которая не была бы разбита вдребезги.
У него, должно быть, внутренняя сила больше, чем у меня, а ведь я похожа на тигра. Тот, кто выглядит как ангел, должно быть, тигр на самом деле.
* * *
Мы идём за покупками.
«Мы идём за покупками?»
И мы не покупаем пиво и сигареты, арахисовое масло, которое можно ковырять пальцами, чипсы и кетчуп. Я никогда не заходила в этот магазин, для меня всё слишком дорого, слишком вычурно. Настоящая итальянская еда, а не имитация, сделанная в США.
Он выбирает соусы в крошечных баночках, печенье, похожее на золотые язычки, яйца в контейнерах, которые стоят дороже, чем яйца, и я как никогда понимаю, насколько мы разные.
«Понятно, что ты герцог, Байрон Лорд, понятно, что вырос среди шёлковых подушек и серебряных музыкальных шкатулок. И даже если по выходным ты носишь убогое вампирское кольцо, распевая кровоточащие слова из рокерских душ, ясно, что ты отлит из формы короля. Черты твоего лица, которым пытаешься придать жёсткости с помощью бороды, совершенны, как изваянный мрамор. Твоя доброта, несмотря на мою стервозность, достойна Нобелевской премии мира».
Я смотрю на него почти как загипнотизированная, и вдруг он тоже смотрит на меня. И не знаю, что он видит, потому как на его лице появляется встревоженное выражение.
— Как давно ты отдыхала? — спрашивает он. — Ты выглядишь так, будто не спала много ночей.
— Что ты хочешь, у меня очень насыщенная сексуальная жизнь, — отвечаю я, но не слишком внушительно; мой голос звучит как жалкое жеманство, и Байрон кривится. Он протягивает руку и прикладывает палец к моим губам. Палец на моих губах. Тёплый, гладкий указательный палец.
— Тссс, — шепчет он. — Иногда не нужно бороться, понимаешь? Я тебе не враг. Я просто хочу помочь тебе.
Из меня вырывается солёный смех, как море без воды.
— Почему? Ты меня даже не знаешь.
— Не так много, как хотелось бы. Но в тебе есть что-то, что напоминает мне кого-то, кого знал.
— Так всегда начинается. Ищем сходство. А потом оказываешься с ножом в спине. Потому что никто не остаётся с тобой навсегда. Никто. В конце концов все решают уйти.
Я жду, что Байрон возразит мне, но он молчит несколько секунд, медленно опуская веки, словно провожает к выходу печальную мысль.
— Возможно, ты и права, но:
Надежда — штучка с перьями —
В душе моей поёт —
Без слов одну мелодию
Твердить не устаёт.
— Ты говоришь словами Эмили Дикинсон?
— Я говорю словами того, кто, несмотря ни на что, не переставал надеяться на будущее.
Я устало улыбаюсь.
— Тогда позволь и мне это сделать: Печально! Всё иллюзия: будущее обманывает нас издалека. Думаю, твой тёзка думал не так, как ты.
— У моего тёзки не было тирамису. Съев его, ты начнёшь переоценивать надежду, поверь мне.
— Ты так думаешь? И где же я возьму тирамису?
— Я приготовлю его для тебя, глаза цвета моря. А пока постарайся написать стихотворение, которое должна была сдать мне на лекции. Возможно, я добр, и нахожу тебя самой красивой женщиной из всех, на кого когда-либо смотрел, и ты мне нравишься, это не значит, что как преподаватель, я буду оказывать тебе поблажки. Сегодня был крайний срок, так что до полуночи у тебя есть время. В одну минуту после полуночи получишь двойку.
* * *
Всё это настолько абсурдно, что, уверена: через некоторое время я перевернусь в кровати, ударюсь головой о край прикроватной тумбочки и проснусь.
Однако щипать себя не помогает. Мне больно, но он всё ещё здесь, готовит для меня ароматный итальянский десерт. Шоколад, кофе, сливочный сыр и это золотистое печенье…
Время от времени я провоцирую его:
— Профессор, твоё присутствие меня раздражает, ты знаешь об этом?
Или:
— Ты устроил безумный беспорядок, надеюсь, потом уберёшь за собой.
И ещё:
— Если думаешь получить что-то взамен, то ты в пролёте.
Каждый раз он отвечает мне в том же стиле, но не скрывая улыбки.
— Твоё присутствие меня тоже раздражает. Ты должна сесть там и писать стихи, не так ли?
А потом:
— Это не беспорядок, это искусство.
