Читаем без скачивания В твоих глазах - Амабиле Джусти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не будь таким драматичным. Мы не должны идти, чтобы отрезать себе ноги, — сказала Пенни, закрывая дверь. Её ужасная, ворчливая, дикая любовь. Маркус мог целый день рубить дрова и возвращался домой с улыбкой, но он выставлял напоказ неуживчивую и даже немного ребяческую часть себя, когда ему приходилось делать что-то столь банальное, как празднование юбилея. Если нужно было сгребать навоз, он выходил из дома полный энергии; если же предстояло пожать несколько рук и быть вежливым в компании безобидных, но смертельно скучных людей, он надевал маску фурии.
— Всё может быть ещё хуже, — пробормотал он. Пока говорил, он стаскивал с себя футболку, и Пенни не могла удержаться от того, чтобы не залюбоваться медленным движением этой разрисованной мозаики мышц. — Я сам могу отрезать кому-нибудь ноги, — добавил он, раздражаясь всё больше. Маркус направился в ванную и там снял с себя остатки одежды, оставив их валяться на полу.
К его красоте невозможно было привыкнуть. Каждый раз Пенни словно останавливалась перед произведением искусства, которое вызывало в ней некий экстаз. Головокружение, тахикардия, чувство возбуждённого замешательства. К тому же это произведение искусства могло прикасаться к ней, целовать, облизывать и…
«Вы опаздываете на праздник. Не пялься на него так, будто никогда раньше не видела».
Маркус шагнул в душ, с тем же грубым, даже смутно-убийственным выражением лица. Вода побежала по его телу, и Пенни оторвала взгляд от великолепного силуэта за стеклом, издав стон едва уловимого желания. Она взяла щётку и провела ею по своим каштановым локонам. На несколько минут гипнотический плеск воды, нежный пар и аромат сандалового мыла заполнили пространство маленькой комнаты. Когда шум душа прекратился, Пенни, не переставая расчёсывать волосы, протянула ему большое полотенце. Маркус уставился на неё, мокрый, как промокшее от дождя дерево и, не переставая смотреть, стал вытираться.
Потом он приблизился к Пенни там, где она стояла, у раковины и двери.
— Хочешь свести меня с ума, не так ли? — воскликнул он. — Ты знаешь, что мне всё равно, как ты одета, я хочу трахать тебя, даже когда ты чистишь конюшню, но если и есть что-то, что меня возбуждает до чёртиков, так это видеть, как ты расчёсываешь волосы. И как они путаются, пока ты наслаждаешься. И ты делаешь это сейчас, когда нам нужно идти на эту дерьмовую вечеринку. — Маркус приподнял её юбку и принялся ласкать бёдра. — Прими наказание за то, что спровоцировала меня.
Он развернул её, и Пенни оказалась перед зеркалом, упираясь руками на раковину. Она ощутила, как скользнули до колен колготки, тепло его рук на своей коже. В зеркале увидела собственное отражение: зрачки были влажными от желания, от жгучей потребности, чтобы он был в ней сейчас, ни минутой позже. Она видела за своей спиной внушительную фигуру Маркуса, нависшую над ней, и в его глазах сияла та же потребность. Пенни кусала губы, пока он проникал в неё без нежности, с жаждой голодного человека, кто крадёт пищу, чтобы выжить.
Маркус кончил, сжимая её бёдра и приподнимая к себе. Ноги Пенни не касались пола, она стала лёгкая, как летящая душа, а его голос, выражающий слепое и абсолютное наслаждение оргазмом, был настолько возбуждающим, что она тоже кончила.
— Ты моя. Если кто-нибудь прикоснётся к тебе, я убью его, — сказал ей на ухо всё ещё хриплым шёпотом, прижимая к своей груди. — Например, Джейкоб. Если я ещё раз поймаю его на том, что он смотрит на тебя с таким мудацким выражением лица, я переломаю ему ноги. Это будет мой подарок на его день рождения.
— Он не смотрит на меня как придурок, — заметила Пенни.
— Нет, вообще-то, не как мудак, а идиот. Того, кто так смотрит на мою женщину, нельзя определить иначе.
На лице Пенни появилась огорчённая гримаса.
— Джейкоб добрый и вежливый.
— Какая же ты маленькая сучка. Знаешь же, что я прав.
— Да, может, я ему и нравлюсь, но он никогда не был назойливым или вульгарным. Именно он в первые дни помог нам с бабушкой устроиться. А когда она умерла, он утешал меня, как брат.
— Надеюсь, так и есть, иначе ему придётся искать кого-то, кто будет утешать его родственников.
— Я ему просто симпатична. Иначе почему он не попытался полгода назад? Мы встречались некоторое время, и однажды…
Глаза Маркуса вспыхнули.
— Скажи, ты делаешь это специально? Я не хочу знать, что ты делала полгода назад! Повторюсь: искушение убить кого-нибудь даёт о себе знать время от времени. Если я снова поймаю Джейкоба на том, что он дарит тебе вещи, я его прибью. И ты знаешь, что я не шучу.
— Он подарил мне только колосья кукурузы в день праздника урожая и однажды одолжил книгу, которую я вернула. Но, конечно, я должна сказать ему, чтобы он прекратил, я могу слишком привыкнуть к этому и заметить разницу, ведь кто-то никогда ничего мне не дарит, даже цветка, сорванного на клумбе, испачканной навозом.
Маркус издал сдавленное ворчание. Пенни вытолкала его из ванной и закрылась внутри, чтобы привести себя в порядок. Когда она вышла, он уже оделся: на нём были тёмные джинсы и угольно-серый джемпер. Он неподвижно стоял за дверью, словно ожидая её. Сжав за запястье, Маркус притянул Пенни к себе.
— Ты знаешь, я не такого типа парень. Я не дарю подарков, не говорю тебе о своей любви каждый день и не люблю строить планы с большим количеством ставок. Но я есть.
— Я знаю, дурачок. И ты мне нравишься такой. Но иногда…
— Иногда?
— Ничего, мы опаздываем.
— Нет, теперь скажи.
— Мне не хочется.
— Если не скажешь, я начну думать о многих ужасных вещах, пока ты не заговоришь.
— Может, некоторые из них окажутся правдой.
— Я начинаю нервничать.
— Ты знаешь, что не пугаешь меня, а теперь пойдём.
— Пенни, детка… — Он притянул её к себе, поцеловал в волосы. — Скажи мне, что у тебя на уме, или я снова трахну тебя, и мы никогда не выйдем из дома.
Она вывернулась и ободряюще улыбнулась. Надела синее пальто с высоким отворотом и мягкую шапку с пришитой сбоку бабочкой из варёной шерсти.
— Ничего. Всё в порядке. Я влюбилась в засранца и принимаю его таким, какой он есть.
— Если бы я действительно был засранцем, то не пошёл бы на эту вечеринку.
— Ты прекрасно знаешь, что я