Читаем без скачивания Пятьдесят оттенков Серого волка, или Шапка Live - Олег Рой

– Но где здесь торговый центр и бутики? – изумилась Красная Шапочка. – Мои чемоданы уплыли!

– Сельпо напротив! – Оператор и Волк ответили одновременно.

– У меня денег нет, – печально призналась Красная Шапочка. – И у Матушки тоже. Как-то они у нас быстро расходятся.

– Волк, я начинаю тебя уважать, – раздался голос из угла.

Не замеченная никем, Леночка курила тонкую папиросу.

– Перестань курить! – Проявил начальственную натуру режиссер. – Курить во время съемок могу только я. – Он достал из кармана трубку. – Умой нашу кинодиву и отведи в магазин.

Через полчаса, переодетая в чей-то спортивный костюм и Леночкины кроссовки, Красная Шапочка вошла в сельпо. Никакого сравнения со сценами из фильмов, где миллионеры одевают в роскошных бутиках своих возлюбленных, расплачиваясь бездонными кредитками, быть не могло. На витрине сверкал стеклом ряд водочных и пивных бутылок. Стопками красовались консервы. И хотя в современных морозилках со стеклянными дверцами так же, как и везде, лежали мороженое и окорочка, с потолка свисали желтые гирлянды для ловли мух, у стены стояла метла из березовых веток и отчаянно, до слез, воняло бочковой селедкой.

Продавщица «в самом соку» смотрела на Красную Шапочку с любопытством, а на мужчин с вожделением. Но слишком заигрывать не получалось – у прилавка пил пиво огромный Хряк в брюках защитной расцветки и толстовке. И его два клыка, выпирающие из рыла, к диалогу не располагали.

На прилавке, рядом с пирамидой свежего хлеба, лежали джинсы китайского производства, три футболки с жуткой вышивкой и кроссовки, называемые в народе «одноразовыми» – вот и весь «ассортиментный ряд».

Олечка застонала, а Внутренняя Богиня незамедлительно хлопнулась в обморок.

Переодеваться пришлось тут же, в комнатке-складе.

– На человека стала похожа, – прокомментировала продавщица, с завистью глядя, как на Красной Шапочке сидят джинсы и футболка. – Настоящая молодая русская баба.

– Спасибо, – покраснела Оля.

Вот теперь ее выход из магазина «на публику» вызвал фурор.

– Оля, так ты, оказывается и без макияжа красивая, – удивилась Леночка.

– Нормалек, – утвердил новый образ Потапыч и тоскливо оглядел ассортимент магазина.

– До вечера – нельзя! – Не отводя взгляда от Красной Шапочки, пригвоздил решением Лев Львович. – Никому. Увижу пьяным – отправлю в Москву. Без денег и пива.

Его слова неведомым образом разнеслись на полдеревни, и в домах обрадовались жены вчерашних гостей съемочной группы и огорчились мужики, решившие и сегодня отлынивать от обязательных в деревнях и на дачах сельхозработ.

Десять дней, с семи утра и до восьми вечера, Красная Шапочка приезжала в деревню, ходила по лесу и разговаривала с Дядей, которого из соображений экономии играл сам Лев Львович, ибо дело-то происходило на съемках.

Хозяином особняка, в котором по сюжету проживал Дядя, был Михаил Комов, антропоморфный пятидесятилетний Медведь, весьма обеспеченный дяденька, выстроивший себе двухэтажную «берлогу» в лесу, уставший от суеты городов и зарабатывания денег. Он так много работал в течение тридцати лет, что теперь деньги производили сами себя, вложенные с умом и профессионализмом экономиста высшей категории.

В его особняке также жили тридцатилетняя Лиса, по образованию психолог, она раз в неделю снимала стресс у Комова, почему-то в спальне.

Готовила и убирала невысокая Выдра, шофером и садовником подрабатывал уже седой и облезлый Олень с отпавшими рогами. В общем, скучать не приходилось.

Комов особенно нравился Альберту Евгеньевичу, потому что бесплатно предоставил свои апартаменты для съемок и никогда не скупился на обед для киногруппы. Он был почти святым, потому что не претендовал на оплату электроэнергии, в диких количествах затрачиваемой на кинопроцесс, и вечернего коньяка для «узкого круга». В узкий круг входили сам Михаил, непьющий алкоголь Лев Львович, оператор Потыпыч и Лариса Степановна, «принимавшая» за двоих.

Волк от спиртных возлияний уклонялся, иначе грозился упасть от усталости.

Еще одной причиной его «уставаний» было неимоверное напряжение сцен с Красной Шапочкой. Когда ему приходилось находиться близко от нее, ощущая запах молодого девичьего тела и видя в ней ту самую наивную, но чистую героиню сказки, у него начинали дрожать лапы и подгибаться колени.

Льва Львовича поражала не только работоспособность Красной Шапочки, но и то, как гармонично она вписывалась в сложный кинопроцесс.

А дело было в том, что каждый вечер и утро, несмотря на желание остальных, в дело вступал Разумей Занудович.

Он заставил Внутреннюю Богиню переступить через ложные принципы и позвонить Плотве, с редким для класса Pisces[12] упорством желающей хоть как-то участвовать в съемках фильма.

Не вылезая из ванной, подруга штудировала учебники по актерскому мастерству и диктовала Красной Шапочке основы:

1. Тезисы системы Станиславского о погружении в роль.

2. Ключевые точки прохода по снимаемому эпизоду, когда необходимо понимать и даже чувствовать, где находятся кинокамеры.

3. Досъемка крупных планов лица, когда надобно выдавать максимум эмоций.

4. «Восьмерка» съемок двумя камерами с партнером.

И многое, многое другое.

Идею, как бесплатно подключить Плотву к заочному обучению Красной Шапочки, подала, как ни странно, Девочка-девочка.

– Нужно пообещать Эльке любую эпизодическую роль в сериале, – предложила она, ковыряя землю носочком потрепанного красного сандалика.

И Разумей, и Внутренняя Богиня неожиданно с ней согласились. За роль Плотва могла продать родину. Она так и говорила:

– Я за любую роль родину продам. Но чужую!

Фиг бы Красная Шапочка так выкладывалась на съемках. Но общение со Львом Львовичем, оказавшимся прекрасным актером и становившимся безжалостным в своей роли, и особенно взгляд янтарных глаз Волка, как удар хлыста, заставляли ее мобилизоваться. Сам Владимир тоже выкладывался на двести процентов. Он даже стал ночевать в клубе, переехал из дома Ларисы Степановны, чтобы быть ближе к месту съемок. Хотя оставалось подозрение, озвученное Олегом и Потапычем:

– Охренел мужик ночевать рядом с Красной Шапочкой, но не с нею вместе.

Плотве Красная Шапочка жаловалась:

– Волк, он так надо мной издевается, я то бегаю по болоту босиком, то цветы на двух этажах в особняке поливаю, то стараюсь не влюбляться в него…

– Кла-а-ас, – завидовала Плотва, пред тем как скинуть на планшет или зачитать следующий «ликбез» по актерской работе.

– Стоп! – скомандовал Лев Львович. – На сегодня все, всем спасибо.

Красная Шапочка поискала глазами Серого Волка, но тот моментально испарился, едва заслышав «Стоп».

В душе девушки царило непривычное смятение. Она чувствовала, что сегодня была не совсем убедительна во время съемки, а поэтому ничуть не удивилась, когда Лев Львович подозвал ее к себе.

«Сейчас устроит мне разнос», – подумала Красная Шапочка.

Лев Львович ни разу за время съемок не устраивал ей разноса, под его горячую руку попадали все, кроме Оли, даже Волк, и Красной Шапочке совсем не хотелось, чтобы чаша режиссерского гнева выливалась на ее.

Памятуя, что повинную голову меч не сечет, она твердо решила сразу же строить паппи-айз[13], что придавало ее внешности трогательную умильность.

– Я была ужасна, да? – сказала Красная Шапочка с видом раскаявшейся молодой ведьмочки перед лицом строгого, но импозантного инквизитора. – Я…

– Что ты, что ты… – устало улыбнулся Брюковкин. – Ты, как ни странно, на высоте.

Он потянулся к полупустой чашке с чаем. Режиссер не пил ничего крепче зеленого чая с жасмином, что прекрасно сказывалось на его здоровье. Хотя раза три в день курил трубку.

– На тебе только фильм и держится, – добавил он, отхлебнув чайку.

– А как же Волк? – спросила Красная Шапочка, внутренне не согласная с подобным выводом, – склонность к самообману отнюдь не входила в число ее недостатков, и она прекрасно понимала, что уровень ее профессионализма и близко не лежал с виртуозной, с ее точки зрения, игрой Серова-Залесского.

– Волк крепкий профи, – ответил Брюковкин, – так сказать, рабочая лошадка проекта…

На секунду Красная Шапочка представила себе Волка, запряженного в телегу и меланхолично жующего траву, – и невольно улыбнулась, столь забавной вышла картинка.

– …но ты… – в голосе режиссера почувствовался неподдельный энтузиазм. – Ты – путеводная звезда проекта, ты – его душа, муза…

Внутренняя Богиня, откровенно приунывшая от отсутствия скрывшегося в бездонных глубинах души Разумея Занудовича, приподняла головку и засияла. Все вокруг внезапно расцвело яркими, психоделическими цветами, по небу стайкой пронеслись огнехвостые искрящиеся кометы…