Читаем без скачивания Наследник поручика гвардии - Юрий Шестера

— О, господи! — раздался сдавленный вскрик Ксении, прижавшей руки к груди от охватившего ее ужаса.

— Это мужская работа военных моряков, давших присягу на верность Отечеству, Ксения Александровна, — сдерживая эмоции, пояснил Беллинсгаузен и продолжил: — Я привел, господа, слова лейтенанта Нахимова по памяти, но совершенно точно, ибо они запали в мою душу, как, наверное, и в души многих русских моряков.

Все встали, отдавая дань мужеству русских моряков.

— За русский флот! За славный Андреевский флаг! — поднял бокал контр-адмирал.

— Тем не менее, — продолжил Фаддей Фаддеевич, когда все расселись по своим местам, — канонирам «Азова» удалось меткими залпами поджечь турецкий фрегат, и тот взлетел на воздух от взрыва пороховых погребов, разбрасывая горящие обломки на другие корабли. В результате этого сгорели и взорвались еще два турецких фрегата и корвет, а восьмидесятипушечный линейный корабль был вынужден выброситься на мель.

— Ура! — вскричали гости, обнимая друг друга, а Ксения смахнула носовым платком слезы радости и счастья.

— Прямо-таки как в Чесменском морском сражении в тысяча семьсот семидесятом году, когда русские брандерами[43] сожгли в Чесменской бухте весь турецкий флот! — взволнованно воскликнул барон Врангель.

— Совершенно верно, Фердинанд Петрович, — подтвердил контр-адмирал. — Однако свидетели боя были потрясены не только мужеством русских моряков, но и их благородством. Они бросали концы[44] турецким морякам, оказавшимся в воде, спасая их от гибели, — Фаддей Фаддеевич перевел дух. — Так ведь мало того, «Азов» после этого вместе с флагманским кораблем англичан «Азия» потопил и флагманский линейный корабль командующего египетским флотом!

Все бурно зааплодировали.

— Вот за эти боевые подвиги в Наваринском сражении, — подвел итог Беллинсгаузен, обведя торжествующим взглядом друзей, — линейному кораблю «Азов» впервые в русском флоте был присвоен кормовой Георгиевский флаг, а его командир, Михаил Петрович Лазарев, наш соратник по Антарктической экспедиции, произведен в контр-адмиралы.

Провозглашение очередного тоста уже не требовалось…

— А какие впечатления остались у вас, Григорий Иванович, от посещения глубинных районов Бразилии? — обратился к академику неугомонный Беллинсгаузен с очередным вопросом. — Ведь вы еще в кают-компании «Надежды», то есть почти за два десятка лет до вашей экспедиции, так красочно и увлекательно рассказывали о природе Бразилии, что мы, тогда еще совсем молодые люди, слушали вас с открытыми ртами, — рассмеялся он, вспомнив молодые годы.

Все сразу же притихли, повернувшись в сторону академика.

— И правильно делали, — улыбнулся ученый. — Я же еще со студенческой скамьи бредил Бразилией.

— А нам ваши увлекательные рассказы бредовыми не казались, — улыбнулся Андрей Петрович.

— И слава богу, — теперь рассмеялся уже Григорий Иванович. — А если серьезно, друзья, то эти впечатления настолько огромны, что я мог бы делиться ими в течение многих часов. Ведь экспедиция продолжалась целых шесть лет!

Чего стоит один только бассейн величайшей реки земного шара — Амазонки! Основную трудность в продвижении по нему представляли многочисленные притоки этой реки, кишащие кровожадными рыбами-пирайями. Но не меньшим препятствием была и невыносимая духота тропических лесов. Вы, конечно, помните, Андрей Петрович, как она изматывала нас, когда мы пробивались через джунгли к потухшему вулкану на острове Нукагива?

— Дышать было действительно нечем, — подтвердил тот. — Одни испарения от гниющих плодов и упавших деревьев.

— Как оказалось, это были только цветочки по сравнению с тем, что мы испытали в дебрях бассейна Амазонки. Однако при всем множестве открытий, сделанных экспедицией, я бы выделил одно из них. Мы обнаружили племя людей, живших в условиях абсолютной, я подчеркиваю — абсолютной, оторванности от остального человечества! Это какое же Эльдорадо для этнографов?! — Григорий Иванович отпил из фужера клюквенного морса.

— Выходит, что не зря по результатам этой экспедиции вас избрали действительным членом Петербургской академии наук? — недвусмысленно заметил Беллинсгаузен, всегда ревниво относившийся к представителям науки.

— Вы не совсем правы, Фаддей Фаддеевич, — мягко возразил Григорий Иванович. — Академиком я стал еще перед началом экспедиции.

Андрей Петрович удивленно глянул на него.

— Не удивляйтесь, дорогой друг. Дело в том, — пояснил Лангсдорф, — что, по мнению государя и его окружения, нужно было поднять значимость этой экспедиции в глазах мировой науки. А я в то время был только членом-корреспондентом Петербургской академии наук.

— Оказывается, не только флотским офицерам присваиваются чины по случаю, так сказать, — рассмеялся довольный Беллинсгаузен, глянув на смутившегося барона Врангеля.

— Ну и язва же вы, Фаддей Фаддеевич! — рассмеялся Андрей Петрович. — Не хотите ли вы этим сказать, что только вам чины даются исключительно по заслугам?

— Отчего же, Андрей Петрович? — ничуть не обиделся тот. — Вас, к примеру, я тоже отношу к этой же категории офицеров. И если я не ошибаюсь, то вы получали свои чины даже с некоторым опозданием, но зато все сразу, — в его глазах забегали веселые чертики.

— Вы не правы, Фаддей Фаддеевич! Я уже года два тому назад получил очередной воинский чин.

— И какой же, извольте полюбопытствовать? — живо отреагировал тот.

— Капитана гвардии в отставке.

Беллинсгаузен ошалело посмотрел на него, не в силах вымолвить ни слова, потрясенный этой новостью.

— И при каких же обстоятельствах, Андрей Петрович, это произошло? — осторожно спросил Григорий Иванович.

— Просто я решил подать прошение об отставке с воинской службы.

— И если не секрет, то почему?

— Какой уж там секрет, Григорий Иванович? Я так же, как и вы, решил целиком посвятить себя служению науке, а Ксения Александровна поддержала меня.

Та, смущенно улыбнувшись, кивнула в знак согласия, как бы отвечая на вопросительные взгляды мужчин, обращенные к ней.

— А чина коллежского советника мне вполне достаточно, — добавил он.

— Ох, уж эта наука! — чуть ли не простонал Беллинсгаузен.

— Не убивайтесь так, Фаддей Фаддеевич! — рассмеялся академик. — У каждого своя дорога в жизни. А дорога науки не такая уж и скверная, поверьте мне.

Контр-адмирал непримиримо посмотрел на него.

— Это все плоды вашего систематического совращения офицера гвардии, начиная с восхождения на Тенерифский пик на Канарских островах, господин ученый!