Читаем без скачивания Курган - Говард Лавкрафт

Именно в таком состоянии, хотя он и затруднялся поддерживать его долгое время, Замакона предполагал подняться на поверхность.

Как только удастся добиться полного овладения телом в разреженном состоянии, путь наверх можно считать открытым. На этот раз он не захватит никакого золота: наградой за бегство будет свобода. Однако он мог дематериализовать и нести с собой рукопись, заключенную в цилиндр из Ктулу-металла. Пусть это будет стоить дополнительных усилий, но его рассказ о подземном мире будет подкреплен письменными свидетельствами. Теперь, когда ему был известен путь и тело его находилось в разреженном состоянии, Замакона не видел способа или силы, могущей остановить его. Единственной опасностью оставалось его неумение поддерживать разреженное состояние все время. От этой беды его не избавили никакие занятия. Но почему не рискнуть в игре, где на карту поставлены свобода и жизнь? Замакона принадлежал к достойному дворянскому роду Старой Испании; и в его жилах текла кровь конкистадоров, завоевавших огнем и мечом почти весь Новый Свет. Долгие ночи после того, как решение было принято, Замакона молил святого Панфилия и других святых за успех предприятия. Последняя запись в рукописи, которая к концу все больше и больше напоминает дневник, представлена единственным предложением: "Es mas tarde de lo que pensaba — tengo que marcharme!" — "Сейчас или никогда; я должен бежать!" Незавершенная страница упирается в молчание и нераскрытые тайны. Ключ к разгадке — сам манускрипт, и он же — единственное доказательство…

VII

Когда я закончил читать, солнце уже взошло и медленно катилось вдоль небосвода. Включенная электрическая лампа одиноко мерцала на заваленном бумагами столе; я совершенно забыл о времени, разбирая удивительные записи. Мысли мои витали далеко от реалий мира — внешнего мира, как его именовала рукопись. Да, я находился в доме Клайда Комптона в Бингере, но где скрывалась бездна, из которой на свет Божий возникла моя поразительная находка? Что это, мистификация или хроника чьего-то безумия? И если мистификация, то с какого времени рукопись покоится в земле: с прошлого года или действительно с начала шестнадцатого столетия? На мой взгляд, страницы выглядели пугающе подлинными, и главное, как объяснить происхождение загадочного цилиндра?

Больше того, в человеческих ли силах столь определенно описать природу кургана, изобрести рациональное объяснение бессмысленной для стороннего наблюдателя смене дневного и ночного призраков, всем случаям сумасшествия и исчезновений! Все изложенное в рукописи выглядело чудовищно правдоподобно, если только возможна вера в невероятное. На подобную мистификацию был способен лишь человек, очень хорошо знавший связанный с курганом фольклор. В изображении подземного общества ощущались легкие нотки социальной сатиры; вероятно, это и в самом деле была искусная подделка. Нечто похожее произошло несколько лет назад в Нью-Мехико, когда какой-то шутник закопал в глину грубые оловянные крестики, чтобы потом, проведя раскопки, объявить их остатками брошенной колонии средневековых викингов.

Спускаясь к завтраку, я лихорадочно раздумывал, что рассказать Комптону и его матери, а также тем любопытным горожанам, которые уже начали собираться возле крыльца. Все еще словно в тумане, я разрубил гордиев узел, пересказав пару страниц собственного перевода и неуверенно добавив при этом, что едва ли следует доверять истинности находки; вероятнее всего, ее оставил кто-то из прежних исследователей холма. Немедленные возражения вызвали форма и металл цилиндра, но в целом собравшиеся, казалось, вполне удовлетворились моими словами, что ужасы кургана и загадочные исчезновения взбиравшихся на него не более чем чья-то глупая шутка.

Страхи и сомнения возвратились, когда я предложил добровольцам сопровождать меня к холму. Для полноценных раскопок требовались дополнительные рабочие руки, однако, как и вчера, идея посетить запретное место не стала привлекательнее в умах горожан. Взглянув в сторону кургана, я почувствовал, как по спине у меня пробежали мурашки при виде движущегося пятнышка, каким издали казался дневной страж. Жуткие откровения рукописи сильно поколебали мой скептицизм, и у меня даже не возникло желания поднести к глазам бинокль, чтобы лучше рассмотреть часового. Вместо этого я без промедления выступил в путь — с отвагой, похожей на ту, что способствует нам в кошмарных снах: разум решительно погружается в дебри ужаса, чтобы поскорее миновать его. Мои лопата и кирка оставались на холме, так что с собой я захватил только саквояж с необязательным снаряжением, куда между делом сунул и цилиндр с рукописью. Быть может, записки испанца потребуются, когда появятся новые находки, ведь даже самая искусная мистификация нуждается в реальных фактах, чтобы обрести видимость правдоподобия. Пока я располагал в качестве подтверждения лишь цилиндром из неизвестного металла. На сыромятном ремешке у меня на шее висел талисман Серого Орла.

Не глядя по сторонам, я шагал в направлении кургана, и, когда приблизился, на вершине уже никого не было. Взбираясь едва заметной тропинкой, я с содроганием размышлял о том, что могло таиться поблизости, если хотя бы часть написанного в манускрипте соответствует истине. В таком случае было логично предположить, что Замакона потерял контроль над своим дематериализованным телом, едва достигнув границы внешнего мира. Разумеется, его немедленно схватила стража: был ли это свободный горожанин, сосланный на пост за проступки, или — сколь горькая ирония — Тила-аб, при жизни помогавшая своему возлюбленному бежать из Кейнана. Во время завязавшейся схватки цилиндр мог незамеченным выскользнуть из рук и пролежать четыре столетия на вершине… Что толку, одернул я себя, раздумывать над тем, чего не произошло на самом деле. Ведь если во всей этой истории и есть крупица правды, то самым ужасным представляется судьба, уготованная Замаконе. Отступника вновь дематериализуют, волокут вниз, в голубой мир, где бросают его перед публикой, заполнившей амфитеатр… пытки… и новое существование — уже в качестве живого мертвеца, охраняющего протяжение туннеля.

Новое потрясение начисто вымело у меня из головы унылые мысли. Окинув взглядом вершину, я сразу же обнаружил, что мои лопата и кирка исчезли. Это было весьма обескураживающее открытие, особенно если учесть откровенное нежелание бингерцев под каким бы то ни было предлогом приближаться к запретному месту. Может быть, они только притворялись и сейчас вместе с парой неизвестных шутников похохатывают на окраине, наблюдая, как я в недоумении почесываю затылок? Я быстро поднял бинокль и оглядел толпу, собравшуюся на равнине. Нет, не похоже, чтобы они наслаждались моей растерянностью. Хотя… разве нельзя назвать колоссальном надувательством всю эту шумиху вокруг кургана; мрачную молчаливость индейцев в резервации, бесчисленные легенды и предания? Я вспомнил часового, необъяснимо пропадающего из поля зрения при приближении; вспомнил слова Серого Орла, рассказы Комптона и его матери и всеобщий страх перед курганом. Пожалуй, рановато объяснять все загадки деревенским розыгрышем. Страх и таинственные исчезновения были самыми неподдельными, однако только деревенский житель был способен тайком прокрасться к кургану и стащить мои инструменты. Возможно, это и в самом деле смешно, просто у меня маловато чувства юмора…