Читаем без скачивания Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь XX века - Людмила Бояджиева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И зря! Зря разбрасываешься. Ты б его нежностью приручила. У него авто потрясное, красное и фары светят — жуть прямо. Папаня бензоколонку держит, значит, перспективы есть.
— В этом авто он разных девок катает, набьет, как огурцов в бочку, и потом всех перетрахает. — Люси хрустнула леденцом. — Не по мне конь.
— Понятно. Тебе из графьев подавай. Твоя мамаша божественными запретами все мозги тебе запудрила. Новых платьев тебе лет пять не покупала — все в обносках Баппи ходила. Ты хоть помнишь, каким мылом мылась? Самым дешевым, больничным. Бр-р! Вонища, как от шофера грузовика. О косметике даже думать не могла. Такая, прям, твоя Молли праведница. Ха! И чем это, интересно, Деве Марии средства гигиены помешали?
— Нужна она мне, твоя косметика! — Люси зевнула, опустила на глаза черную бахрому ресниц и задумалась. — А духов хороших хочется. Набегаешься, пропотеешь и вдруг… вдруг он явится! Ты — пшик-пшик! И словно роза.
— Ага, жди, явится. Прямо из Голливуда на белом «роллсе». Им там своих мочалок не хватает. Нужны такие, что от пота духами поливаются. — Кора читала журналы для женщин, следила за новостями парфюмерии и знала о разных способах совершенствования фигуры. — От пота есть специальные протирки. Лежать ногами вверх надо не меньше двух часов в день — щиколотки станут тоньше, да и волосы на икрах поредеют, а может, и совсем вылезут.
— Ладно, мои ноги уже совершенство! — Люси вскочила, открыла тумбочку. На пол посыпались мелочи, упала и закатилась под кровать склянка с кремом.
— Тратишь деньги на всякое дерьмо. Баночки, скляночки…
Достав коробку с иголками и нитками, Люси задумалась над продырявленным чулком: штопать или выкинуть?
— Все жалуешься! А что у тебя дома-то было? Из книг — одна Библия. Из удовольствий — радиоприемник. А матушка не переставая зудела: «Это нельзя, то нельзя, на мужчин не смотреть, в кино не ходить, волосы не распускать!» Ей бы лучше такую красотулю, как я, иметь. Никто б не покусился. — Кора села, зашмыгала носом, звучно высморкалась в простыню. — Думаешь, я не вижу… все только на тебя и пялятся!
— Ну и бери их себе! Мне такого барахла не надо.
— Как же, принца жди, как в кино. Всю цветами забросает и увезет в свой замок для вечной прекрасной любви! — Кора отрезала кусок хлеба и, густо намазав джемом, жадно впилась в него крупными лошадиными зубами. — Меня тогда не забудь. Будем у бассейна сидеть и опахалами обмахиваться.
— В кино правду показывают! Только она не для всех, — упрямо твердила свою версию жизни Люси. Отбросив чулок, она сняла со стены плечики с новым платьем — с расклешенной юбкой, усеянной маками. К нему полагались широкий лаковый пояс и соломенная шляпка с искусственным цветком. Все куплено на распродаже — костюм провисел на витрине прошлое лето, может, выгорел, да кто это заметит? Теперь на стене без дела красуется, только глазам радость. Приложив платье к груди, Люси закружилась по комнате. — И не зря я все это купила. Знаешь, что сделаю? Наряжусь и поеду в Нью- Йорк, навестить сестру Баппи!
— Не забудь прихватить у нашей хозяйки пару курочек! Там уж наверняка голодуха. — Душа зависть, Кора щедро красила ногти вишневым лаком. — А спорим, тебе слабо поехать?
«Твой ангел щедр. Не упусти свой шанс, девчонка-босоножка!..»
Баппи с мужем, фотографом Лари, жила в небольшом доме на узкой, не слишком-то шикарной улочке. Но совсем рядом, за крышами соседнего переулка, сверкал и шумел Бродвей. Лари, с фотоаппаратом на плече, вывел сестер прогуляться. Ему и досталась миссия гида:
— Бродвей — самая длинная улица Нью-Йорка, более двадцати пяти километров. Она идет через весь Манхэттен. Здесь расположены знаменитые театры, в нынешнем сезоне в них покажут более тридцати постановок. Потому-то я в сих чудных местах и пристроил свое фотоателье. Смекаешь? Публика гуляет не нищая, вот с такими кошельками. — Он показал на огромный пакет попкорна в руках Баппи, воздушные зерна из которого таскали обе сестры. — Эй, девочки, вы разве не хотите пойти со мной в китайский ресторан?
— Китайцы тараканов едят! Понос от них один, — отрезала Люси, едва успевавшая вертеть головой. — Я ж привезла совершенно безвредные яйца. Куры мисс Амелии прославилась на всю Северную Каролину!
— Дикая совсем у меня сестрица! — засмеялась Баппи. — Разъезжает по Америке с корзинкой яиц, будто в Нью-Йорке голод. Я три года назад такая же была. Ничего, привыкла. И китайскую кухню люблю. Нет у них там никаких тараканов. Да ты где, Лю? — Оглядевшись, она схватила за локоть отставшую сестру. — Потеряться захотела?
— Господи, мамочки мои! — Провинциалка шарахалась от машин и натыкавшихся на нее людей. С открытым ртом она проводила взглядом гигантский сверкающий «ролле». — Ни фига себе тачка! Вот бы Кора уписалась!
— Ну ты даешь, деревня! Рот разинула. — Баппи с видом собственного превосходства тянула сестру мимо витрин Пятой авеню.
— Я же… я ж такое только в кино видала, и то чуточку. — Люси замерла как вкопанная перед мерцающей афишей над аркой кинотеатра — симпатяга Микки Руни головой отбивал яркий мяч. Это получалось у него чрезвычайно комично. — Ой, он весь лампами светится! А мяч снова летит… И снова по башке — бах! Ну, класс… И как это все устроено?..
— Посмотрим, что ты через час скажешь! — подмигнул свояченице Лари. — Рекламы засияют в полную силу.
От буйства огней, красок, звуков, запахов, калейдоскопа людских лиц у Люси закружилась голова. Она взмолилась:
— Давайте сегодня дома поедим. Очень прошу! У меня живот от волненья раздуло. Так и бурлит.
Лари щелкнул проходившую мимо пару — маленького негра и высоченную блондинку, шествующих в обнимку с огромными гамбургерами в руках. Высокий, немного сутулый, но с элегантной бородкой и длинными, до плеч, светлыми волосами, Лари выглядел весьма художественно, отлично вписываясь в пеструю толпу.
— О'кей, едим дома. Я ж на вас, дурехи, сэкономлю. — Лари простер руки: — О, Нью-Йорк, Нью-Йорк! Неплохо живем, а? Рузвельт пообещал, что американцы станут самой процветающей нацией на земле. Так оно и вышло. Поглядите, все при деньгах!
Ужинали они дома. Люси варила спагетти в полной рассеянности — пенная вода сбежала на плиту. Перед глазами крутился, разливался огнями, высился домами богатый, как пещера Алладина, город. Жить здесь, конечно, страшно. Если бедной. А если богатой… Ой, представить невозможно…
Сливая воду, она обожгла руку и даже не ойкнула, затерявшись в своих мыслях… Шуба, мягкая и легкая, как снег, соскальзывает с плеч, а под ней только комбинация, нежная, как лепесток розы… Такая, как на витрине висела, на манекене. А на шубе — бумажка золотая и цена написана. Ой, мамочка моя! Полгода на такие деньги жить можно. И ведь покупают же счастливицам! Такие птицы, как этот Микки Руни, — звезды!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});