Читаем без скачивания «ВЗГЛЯД» - БИТЛЫ ПЕРЕСТРОЙКИ. ОНИ ИГРАЛИ НА КРЕМЛЁВСКИХ НЕРВАХ - Евгений Додолев

– Но выборы ведь были «взглядовской» темой…

– Естественно. Помню, в 1989 году готовились выборы в народные депутаты СССР, и по московскому избирательному округу был выдвинут Борис Ельцин. Его соперником был Евгений Браков, тогдашний директор ЗИЛа. Власть была, само собой, на стороне Бракова: Ельцин был на тот момент в жёсткой оппозиции. Как и принято, на московском телеканале прошли теледебаты, и расклад был явно несимметричным: Бракову зрители задавали вопросы «с подачей», а его оппоненту достаточно неприятные. На следующий день мне позвонил шеф ельцинского штаба Михаил Полторанин и попросил подъехать. Я знал его и раньше как главного редактора «Московской правды» (в 1987 – 1991 гг. – секретарь правления Союза журналистов СССР, 1990 – 1992 гг. – министр печати и информации Российской Федерации, с 1992 г. – одновременно заместитель Председателя Правительства Российской Федерации. – Е. Д.). Не как человека из окружения Ельцина, а как смелого редактора. И неординарно мыслящего журналиста, публикующего бунтарские материалы. И Полторанин ознакомил меня с документами, которые тянули на сенсацию: людей, задававших каверзные вопросы Борис Николаичу, в природе не существовало. Во всяком случае, по заявленным координатам: среди адресов не было ни одного реального – всё сплошь прачечные, булочные, химчистки. Так себе эти ребята подготовились. Полторанин объездил все эти адреса, всё это засняли на камеру. Скандал, короче. Ну мы и решили пригласить его в студию «Взгляда». Он честно предупредил: «Учтите, это может довольно печально, особенно для тебя, Серёжа, кончиться. Потому что ты – штатный работник ЦТ».

Программа, как помнишь, делалась в двух вариантах. Сперва днём в пятницу шёл прямой эфир на Дальний Восток (в Москве это было обеденное время, а там – полночь). Потом чукотский вариант эфирили в других часовых поясах (на Сибирь и Урал). А вечером все снова собирались в студии и делали московский выпуск, как правило ударный. Так вот, на «Орбиту» мы мирно поговорили с Полтораниным про демократию, бла-бла-бла, а вот на Москву отыграли всю историю с подставными звонками в полный рост. В субботу утром на парковке «Останкино» было зарегистрировано рекордное число «членовозов», чёрных бронированных лимузинов, возивших членов ЦК КПСС. Члены Политбюро слетелись на спецпросмотр нашего выпуска в кабинете ТВ-руководства, а возглавляли тогда «Останкино» Председатель Государственного комитета СССР по телевидению и радиовещанию Александр Аксёнов (сменивший Тихона Киселёва) и его первый зам Владимир Попов. Приехали в тот день Лев Зайков, Николай Слюньков и Вадим Медведев (как секретарь по идеологии).

И программа, которую мы вели тогда с Артёмом Боровиком, была названа антисоветской: «Ярко выраженная антисоветская программа, сделанная в провокационном стиле». Тогда казалось, что это финал карьеры. По итогам разборок созвали останкинское партбюро. Со свойственной ему самоиронией наш шеф Анатолий Григорьвич Лысенко, отправляясь туда, сказал: «Ну что ж, пи…ц жидёнку… меня, наверное, выгонят…»

Но как-то обошлось. Хотя свой первый инсульт он тогда и заработал. А в воскресенье по всей стране прошли манифестации в поддержку Ельцина. И в понедельник мне было сказано, что я отстраняюсь на три месяца от эфира и дело моё выносится на объединённое заседание коллегии парткома. В эфире я появился лишь через четыре месяца: французская телекомпания «АТ-2» обратилась с предложением записать в студии «Взгляд» программу из Москвы в прямом эфире. Синдром абсолютного наива.

– Насколько помню, ты дважды брал интервью у Ельцина.

– Один раз – ещё когда работал во «Взгляде», и это интервью запретили, оно не пошло в эфир.

– Приведу цитату: «Телевизионный цензор, впрочем, был не только внутренним – даже уже в более свободные годы расцвета перестройки. В 1988 году журнал «Огонёк» опубликовал статью кинорежиссёра Эльдара Рязанова «Почему в годы гласности я ушёл с телевидения». Рязанов жаловался на то, что из его документального фильма о Владимире Высоцком без объяснения причин вырезали стихотворение «Мой чёрный человек в костюме сером». О цензуре вспоминает и Лысенко: «Когда начальство вмешивалось и просило снять какой-нибудь сюжет, который уже вышел на «Орбиту», мы иногда соглашались, а сами в выпуске для европейской части страны ставили новый сюжет, ещё более скандальный с точки зрения начальства. Это была очень хитрая борьба, со своей специфической стратегией и тактикой». Одной из жертв этой борьбы весной 1988 года стал и Александр Любимов – после публикации статьи Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами» в Политбюро обострилась борьба между секретарями ЦК КПСС Александром Яковлевым и Егором Лигачёвым, и во «Взгляде» поменяли ведущих: вместо Любимова – Листьева - Захарова программу стали вести Мукусев и Ломакин, выглядевшие более умеренными». Это, к слову, о цензуре и трактовке. Ну а второе интервью с Ельциным?

– А второй опыт (на этот раз в режиме прямой трансляции) оказался весьма неудачным для моей профессиональной судьбы. В 1991 году я ему уже как Председателю Верховного Совета РСФСР задавал по-«взглядовски» жёсткие вопросы, и он был явно не в восторге и на многие не смог ответить. Так я оказался в «чёрном» списке. Ведь всегда кто-то должен быть в «чёрном» списке, а кто-то – в «розовом». У нас в стране по-другому быть не может…

Борис Николаевич всем интервьюерам потом твердил, что вот, мол, Серёжа Медведев правильные вопросы задаёт, «а вот у вас есть другой Серёжа, так он плохо, очень плохо интервью берёт». Я работал потом во «Времени» диктором в паре с Галей Зименковой. И с Татьяной Веденеевой, и с Еленой Коваленко. Поразительно, какими сосредоточенными и серьёзными девчонки были до эфира и какими весёлыми становились после. Мы так хохотали… Но после того, как я был провозглашён «врагом демократии», мне было не до смеха.

Вскоре после августовского путча меня стали планомерно «сливать» из всех редакций. Доходило до смешного: как придёт новый начальник – первым делом меня увольняет. На самом деле в СССР, при Горбачёве, свободы на ТВ было больше…

- Да, я помню, что когда я сам сел в кресло ведущего, меня больше всего поразило именно отсутствие явного контроля. Это было головокружительно. Ведь даже в профсреде ходили нелепые слухи о том, что эфир как бы не вполне прямой и идёт с задержкой в какие-то там две минуты, а кабели якобы проложены на Лубянку и Старую площадь.

-Ну, «Взгляд» в конце концов и закрыли… И нас всё время пытались направлять, но свобода слова просто обрушилась на нас в период гласности, и какой-то там совсем свирепой цензуры не было. К тому же уже эфирились «Прожектор перестройки» и молчановская «До и после полуночи».

– Но Владимир Молчанов выходил раз в месяц, а не еженедельно, и там никогда не было настолько жёстких заяв, как во «Взгляде».

– Нам повезло. Удачей для нас было само время – нахрапистое такое.

– Кроме того, «Взгляд» эксплуатировал закономерный интерес публики к социальному року…

– …И показал массовой публике лучшие команды: «ДДТ», «Наутилус Помпилиус», «Кино». Это была настоящая гражданская поэзия, и мы пробили этой музыкой брешь в цензурной стене. Параллельно с нами и с нашей помощью на музыкальные площадки страны прорывались подпольные музыканты. На так называемой «большой» планёрке в «Останкино» один из музыкальных редакторов однажды сказал: «Огромное спасибо «Взгляду» за то, что он открыл стране советский рок». Бутусов, Цой, Шевчук – это литература неравнодушных людей. Именно литература, просто текстами это не назову. И их помнят и слушают по сию пору. Будет ли кого-нибудь через 20 лет интересовать сегодняшняя эстрада? Сомневаюсь. Тогда музыка делала революцию…

– Но не только этим силён был «Взгляд».

– Ну да, мы первыми подняли вопрос о наших военнопленных в Афганистане. Помню, Саша Бархатов поехал в Пакистан и показал крупным планом этих ребят, еле передвигающих ноги. Программа «Время» этот сюжет не дала, а «Взгляд» дал. Мы же занимались афганскими инвалидами.

«Взгляд» также открыл тему безопасности атомных электростанций. Начальство болезненно отреагировало на наш репортаж про строящуюся Воронежскую АЭС: ещё про Чернобыль не забыли… Помню, мы проникали через все кордоны. Запредельными, партизанскими, недоступными способами. Залезли в воронку-фундамент атомного реактора, показали, как всё это выглядит, пальцами крошили бракованный бетон. После эфира в Воронеже начались демонстрации.

Именно в моём эфире режиссёр Ленкома Марк Захаров впервые сказал о необходимости захоронения Владимира Ильича Ленина. Грандиозный был скандал. Было.

-Да. Позволю себе мегацитату: «Формальным поводом для отставки председателя Гостелерадио СССР Александра Аксёнова стало выступление режиссёра Марка Захарова во «Взгляде» – Захаров призывал похоронить Ленина, а эта тема по меркам 1989 года ещё считалась табуированной. На место Аксёнова пришёл Михаил Ненашев, который в конце семидесятых был главным редактором газеты «Советская Россия» и пользовался уважением фрондирующей интеллигенции. Ненашев говорит, что «пришёл не подавлять, а в какой-то мере унять телевидение», но это ему уже не удалось. По мнению Ненашева, всеми переменами, которые произошли в конце восьмидесятых, страна обязана именно телевидению: «Получилось так, что коммунистическая партия перестала быть партией политической. Она стала административным органом и утратила многие свои политические качества. И телевидение во многом заменило партию, прежде всего в её политической работе. Партия не смогла объяснить ни одной из существовавших тогда проблем, и эту роль пришлось брать на себя телевидению».