Читаем без скачивания Избранные статьи - Гаспаров Михаил Леонович

Сразу оговорим особую роль финальной позиции. Только на ней консонантное заполнение легко может отсутствовать: не только граниТ — зениТ, но и любя — себя, не только хватиТ — катеТ, но и забавы-агавы. Когда рифмуется слово с финальным согласным и без финального согласного, то получается так называемая усеченная рифма: назаД — глаза, ветеР — на свете. Именно с усечений началось внедрение неточных рифм в русскую поэзию XX в. В 1930–1950-х гг. они были преобладающим типом русской неточной рифмы. Начиная с 1960-х гг. они ощущаются как устаревающая мода (Самойлов, 1982), начинают избегаться и у некоторых поэтов (напр., Винокурова) сходят почти до нуля. Бродский формировался именно в эти годы. Он отвергает усечения звуков полностью — признает только замены звуков. Во всей «Части речи» 1990 г. ни одной усеченной рифмы нет. Соответственно и для сравнения с Бродским такие рифмы не привлекаются ни из Маяковского (у которого их очень много), ни из Пастернака, ни из Цветаевой.

3 (а). Общее число неточных мужских открытых рифм в «Части речи» 1990 г. — 86; мужских закрытых — 62; женских — 675; дактилических — 38. В процентах от числа всех рифм каждого типа и в сравнении со средними показателями советской поэзии 1960–1975 гг. (по Гаспаров, 1984) и 1986 г. (по альманаху «День поэзии 1986») это выглядит так:

Мы видим: общая доля мужских неточных рифм в поэзии последних десятилетий сокращается. Бродский здесь идет впереди времени: средний его показатель за 1962–1989 гг. совпадает с общим средним показателем за 1986 г., а не с более ранним. Что касается женских рифм, то Бродский оказывается здесь более сдержан в своей неточности, чем большинство поэтов этих десятилетий. Со своими 27 % он стоит приблизительно на том же уровне, что Рубцов 1962–1969 гг. (28 %), Кушнер 1969–1973 гг. (26 %), Шкляревский 1960–1970 гг. (25 %), Луконин 1962–1968 гг. (28,5 %); близкие показатели были в 1950-х гг. у Твардовского и Симонова. По сравнению с ним значительно меньше неточных женских рифм оказывается, например, у Чухонцева (16 %), Мориц (14 %), Матвеевой (14 %); значительно больше — например, у Сосноры (85 %), Вознесенского (74 %), Рождественского (82 %). Трудно не признаться, что по интуитивному впечатлению рифмы Бродского мало похожи на рифмы Рубцова, Луконина или даже Кушнера. Видимо, это значит, что так называемое интуитивное впечатление создается не столько количеством неточных рифм у поэта, сколько их внутренним строением, к рассмотрению которого мы сейчас перейдем.

По дактилическим рифмам сравнительного материала за последние десятилетия у нас нет. Из трех старших поэтов здесь ближе всего к 56 % Бродского Маяковский (42 %), дальше — Пастернак (78–88 %) и Цветаева (71–92 %). Заметим это сближение с Маяковским: оно в нашем материале не последнее.

4.1 (б). Соотношение неточностей в мужских закрытых и мужских открытых рифмах у Бродского, как сказано, 62:86, т. е. 42:58 %. Он предпочитает неточности типа вчеРа — чеЛа неточностям типа пожаР— бежаЛ. Это едва ли не единственный случай во всей русской поэзии XX в., экспериментировавшей с неточными рифмами: все остальные поэты предпочитали упражняться в неточных закрытых. Хочется предположить здесь влияние английской и немецкой поэзии, где me-sea или du-zu — самые обычные рифмы. Из трех старших поэтов больше всего пропорция открытых неточных у Маяковского (56:44), чуть меньше — у Цветаевой (59:41), и дальше всего от Бродского стоит Пастернак (87:13).

4.2 (в). Обращаясь к непривычной неточно-открытой рифме, поэты стараются хотя бы смягчить ее резкость: заботятся о том, чтобы предударные согласные были не вполне, но хоть сколько-то похожи. Для этого используются пары согласных, различающихся только мягкостью/ твердостью (М): сеБ’я — судъБа, зиМы — возьМ’и; только звонкостью-глухостью (3): скоТы — саДы, вниЗу — роСу; только вставкой внутреннего йота (Й): нороВя — мураВЬя, плеЧа — ниЧЬя; по-видимому, сонорные (С) ощущаются более близкими друг к другу, чем шумные: чеЛа — вчеРа, рубЛя — дНя, клешНя — плашМя; наконец, даже если непосредственно предударными оказываются несхожие звуки Б/Л, Б/Р, Т/Н, то один из них может входить в рифмующий пучок согласных на непредударном месте (П): сеБя — с руБЛя, сереБРя — сеБя, пяТНо — паЛЬТо. У Бродского, Маяковского и Цветаевой такие пары предударных согласных встречаются с нижеследующей частотой (у Пастернака мужских открытых рифм слишком мало для статистического учета):

Бродский решительно предпочитает на предударном месте такие согласные, которые различаются лишь звонкостью/глухостью: главным образом Д/Т (скоТы — саДы, во рТу — орДу, воДе — темноТе, чиСТа — гнеЗДа и т. п.), реже другие (скреПя — сеБя, круГи — вопреКи). Во вторую очередь он отдает предпочтение сонорным, главным образом Л/P (вчеРа — чеЛа, моРя — земЛя, клешНя — плашМя). Из старших поэтов ближе всего к нему Маяковский: у Бродского процент звонких/глухих опорных — 36 %, у Маяковского — 39 % (анекДот — никТо, колеСя — нельЗя, то же орДу — во рТу). Однако сонорными на этих позициях Маяковский не пользуется совершенно. Пользуется сонорными Цветаева (примерно с такой же частотой, как Бродский: лаРя — земЛя, сомНу — своеМу), зато звонкие/глухие у нее отсутствуют начисто, а вместо этого много рифм с опорным в пучке согласных (тоСКа — верСТа, ЖДи — ЖГи) и много рифм, совсем не подкрепленных опорным созвучием (браТВа — поШЛа, ряДы — ЛБы). О смелости Цветаевой в мужских открытых разнозвучиях нам приходилось писать в другом месте (Гаспаров, 1992). Бродский, как известно, очень высоко ценит поэзию Цветаевой, однако в данном случае он все-таки ближе к Маяковскому.

4.3 (г). В мужской закрытой рифме разнозвучие может образовываться 1) одиночными согласными, 1:1 (слеП — слеД, пожаР — бежаЛ); 2) одиночным согласным и пучком из двух согласных, 1:2 (воН — воЛН, востоРГ— востоК); 3) пучками из двух и более согласных, 2:2 (кораБЛЬ — жураВЛЬ), 2:3 (шеСТЬ — шеРСТЬ). У Бродского и трех старших поэтов эти разнозвучия встречаются с такой частотой:

В прозаической речи среди слов с мужским закрытым окончанием (подсчеты — по «Мертвым душам» и «Хаджи Мурату») 96–97 % имеют на конце один согласный, только 3–4 % — два согласных и лишь единицами попадаются слова на три и более согласных (например, «братств»), (Стих вообще насыщен согласными больше, чем проза, а опорная часть стиха, рифма — особенно; если, несмотря на это, стих кажется более плавным и легким для произношения, чем проза, то это потому, что места согласных в стихе предсказуемы и не являются психологической неожиданностью.) Поэтому не приходится удивляться, что разнозвучия типа 1:1 преобладают у большинства поэтов. Мы видим, что в данном случае по предпочтениям с Бродским ближе всего совпадает Цветаева, чуть меньше — Пастернак. Маяковский же резко выделяется из общего строя: у него рифмы более отяжелены согласными, и тип 1:2 преобладает над типом 1:1 (характерные для него рифмы — роС — вопроС, маСС — ромаНС, назаД — азаРТ, наШ — маРШ). У Бродского же и Цветаевой на три рифмы типа взоР — воЛ приходится одна рифма типа воН — воЛН и одна типа шеСТЬ — шеРСТЬ.

4.4 (д). Самый частый тип разнозвучия в мужских закрытых рифмах, 1:1, заполняется у поэтов разными звуками с разным предпочтением. У Бродского половина его рифм типа 1:1 — это разнозвучие сонорного с сонорным, особенно JI с Р (18 случаев из 36): пожаР — бежаЛ, пожаР — прихожаН, ветераН — вечераМ и т. п. Это его индивидуальная особенность. Такое же предпочтение можно заметить у Пастернака, но в гораздо меньшей степени (не 50 %, а 30 %) и без сосредоточенности на JT/P: угощеН — хвощеМ, паяЛ — паяМ и т. п. Маяковский предпочитает рифмовать однородные мягкий с твердым (19 случаев из 45): глаЗ — гряЗЬ, пыЛ — пыЛЬ и т. п.; Цветаева, со своей обычной резкостью, — разнородные взрывные (19 случаев из 49): веК — свеТ, зуБ — зуД, широК — сугроБ и т. п.