Читаем без скачивания История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3 - Джованни Казанова

В конце этой речи де ла Хэйе поднялся, чтобы высморкаться у окна и быстро вытереть слезы. Я почувствовал себя взволнованным и восхищенным такой добродетелью де ла Хэйе, как и его ученика барона, который, чтобы спасти душу, был вынужден дойти до нищенства, и я также заплакал. В моем новорожденном благочестии я сказал проповеднику, что не только не желаю, чтобы барон знал, что помощь ему исходит от меня, но и не хочу знать, какова эта помощь, и потому прошу его брать из моего кошелька то, что может ему понадобиться, не давая мне в этом никакого отчета. Де ла Хэйе подошел с распростертыми объятиями к моей постели и сказал, обнимая меня, что следуя так буквально евангелию, я прокладываю себе верную дорогу в будущем в небесное царство.

Разум следует телу. С пустым желудком я стал фанатиком: ртуть должна была произвести опустошение в области моего мозга, где находится энтузиазм. Я стал без ведома де ла Хэйе писать письма г-ну де Брагадин и двум другим друзьям об этом человеке и о его ученике, в которых отразился весь мой фанатизм. Читатель знает, что эта болезнь ума заразная. Я им внушил, что великое благо нашего общества произойдет от поддержки этих двух персонажей. «Бог, — сказал я им, — желает, чтобы вы использовали все свои силы, чтобы разместить в Венеции или достойно устроить г-на де ла Хэйе и молодого Бавуа на военной службе».

Г-н де Брагадин написал мне, что де ла Хэйе может поселиться с нами в его дворце, и что Бавуа может написать папе — своему покровителю, испросив рекомендовать его венецианскому послу, который, в сложившихся обстоятельствах, написав в Сенат о желании Святого Отца, может быть уверен, что того устроят. В это время обсуждали дело патриархата Аквилеи и республики, претендующей на владение этим анклавом, как и Австрийский Дом, который ссылался на jus eligendi[12], где арбитром выступил Бенуа XIV. Было очевидно, что сенат будет готов обратить самое пристальное внимание на высказанное пожелание понтифика.

Когда я получил этот решительный ответ, я описал де ла Хэйе весь свой маневр, и увидел, что он удивлен. Он мгновенно осознал всю вероятность и силу рассуждений старого сенатора Брагадина и направил своему дорогому Бавуа превосходное письмо, написанное на латыни, с тем, чтобы тот его скопировал и направил Его Святейшеству и был уверен, что получит милость, которой добивается. Это была рекомендация.

В то же самое время, когда обсуждалось это дело и когда ожидали письма из Венеции, из которого можно было бы узнать о результате рекомендации понтифика, со мной произошло маленькое комическое приключение, которое, быть может, позабавит читателя.

В начале апреля, вполне залечив раны Венеры и вернув себе прежнюю крепость, проводя целые дни вместе с моим просветителем в церквях и монастырях, я начал также вместе с ним проводить вечера в кафе, где у него была неплохая компания знакомых офицеров. Развлекал общество своими фанфаронадами один провансалец, носивший униформу, говорившую о его воинских занятиях и о принадлежности к разным видам войск, преимущественно испанских. Чтобы держать его в напряжении, все делали вид, что ему верят. Когда я на него внимательно посмотрел, он спросил меня, знаю ли я его.

— Черт возьми, — сказал я, — как же мне вас не знать, если мы были вместе в битве при Арбелле? [13]

При этих словах вся компания разразилась смехом, но фанфарон ответил с живостью, что не знает, чему смеются, потому что он там был, и, кажется, узнает меня. Затем он назвал мне полк, в котором мы служили, и после того, как мы обнялись, мы кончили взаимными комплиментами по поводу счастья, что мы встретились в Парме. После этой забавной выходки я вернулся в мою гостиницу вместе с де ла Хэйе.

На другой день я был еще с ним за столом в моей комнате, когда увидел входящего фанфарона, который, не снимая шляпы, говорит:

— Месье д'Арбелла, я имею сказать вам кое-что важное, поэтому поспешите и выйдем вместе, и если вы боитесь, возьмите с собой, кого хотите: меня хватит на двоих.

Я быстро встаю и, вытащив пистолет, говорю, что никто не имеет права являться и нарушать спокойствие в моей комнате: я приказываю ему выйти вон.

Мой кавалер достает шпагу, вынуждая его убить, но де ла Хэйе, стучит ногами по полу, вызывает хозяина, который угрожает офицеру вызвать стражу, если тот не выйдет. Он выходит, говоря, что я публично его оскорбил и что он требует публичной же сатисфакции. После его ухода, видя, что эта шутка может иметь трагические последствия, я обсуждаю с де ла Хэйе способы исправить положение, но нам недолго удается это обсуждать. Через полчаса входит офицер дона Филиппа и приказывает идти мне в главную кордегардию, где г-н де Бертолан, комендант, хочет со мной говорить. Я попросил де ла Хэйе проводить меня, как свидетеля того, что я говорил в кафе, и того, как этот человек явился напасть на меня в моей собственной комнате.

Я нашел коменданта с еще четырьмя или пятью офицерами, среди которых был и упомянутый офицер. Г-н де Бертолан, который был человеком умным, увидев меня усмехнулся, затем с большой серьезностью сказал, что я высмеял публично присутствующего здесь офицера, и он имеет право требовать публичной же сатисфакции, и что его, коменданта, долг обязать меня дать ему ее, чтобы окончить дело миром.

— Здесь не стоит вопрос, господин майор, о сатисфакции, поскольку неправда, что я его оскорбил, высмеяв публично. Я сказал ему, что мне кажется, что я видел его в день битвы при Арбелле, и теперь я больше не сомневаюсь, потому что он мне сказал не только, что он там был, но что узнает меня.

— Да, — говорит офицер, прервав меня, — но мне послышалось Роделла, а не Арбелла, и все знают, что я там был. Но вы сказали «Арбелла», и вы могли так сказать только для того, чтобы посмеяться надо мной, потому что прошло более двух тысяч лет со времени той битвы, в то время как битва при Роделле в Африке произошла в наше время: я там служил под командой герцога де Монтемар.

— Если вы так говорите, я вам верю; и это я требую от вас сатисфакции, если вы смеете отрицать, что я был в битве при Арбелле. Я был адъютантом у Пармениона и был там ранен. Я не могу показать вам шрам, поскольку, как вы понимаете, я был в другом теле. Тому, которое вы видите, всего двадцать три года.

— Все это мне кажется глупостью, но в любом случае у меня есть свидетели, что вы издевались надо мной, поскольку вы сказали, что видели, но, проклятье, вы не могли меня видеть, потому что меня там не было. Я требую сатисфакции.

— У меня также есть свидетели, что вы мне сказали, что видели меня при Роделле, где я тем более не был.