Читаем без скачивания Капитан и Враг - Грэм Грин

В больнице Лайза кое-что оставила после себя – письмо, адресованное Капитану без указания апартамента, номер которого она, видимо, забыла; к тому же ни она, ни я не могли понять, что это означает. Я уже собрался было вскрыть конверт, но холодный расчет остановил меня. Я ведь ехал к Капитану – не мог же я дать ему вскрытое письмо, а я уже решил, что, вручая ему письмо, сообщу и о ее смерти – это может даже объяснить, почему я воспользовался его чеком и прилетел к нему. Но теперь поступить так было нельзя, и я, не читая, разорвал письмо, а клочки бросил в урну.

Я поступил опрометчиво, резко порвав с мистером Квигли, так как уж очень было скучно целыми днями торчать одному в этом городе, где все мне было чужое. Я даже обрадовался бы возвращению Пабло, и если таинственный полковник Мартинес считал, что Капитан должен взять на себя роль моего телохранителя, то почему же он исчез, не успев вернуться? Да и вообще на кой черт мне нужна охрана? Я не чувствовал себя в опасности среди международных банков, в одном из которых обменял немного принадлежавших мне денег – вернее, того, что осталось после Лайзы. Телохранители и банки, с моей точки зрения, – это был совсем другой мир, чем тот, где жили я и Капитан. Пожалуй, только мистер Квигли чувствовал себя среди них в своей тарелке.

Случилось так, что я не очень долго оставался один. Капитан, войдя в номер, даже извинился за свое отсутствие.

– Надо было решить кое-какие проблемы, – сообщил он мне. – А теперь мы можем спокойно наслаждаться жизнью, и я покажу тебе красоты Панамы.

– Только, пожалуйста, не банки. И не трущобы. И того и другого я видел предостаточно. А тут есть красоты?

– Красоты развалин, – сказал он мне. – Они нас кое-чему учат.

– Чему?

– Сказать по правде, я не уверен, чему именно.

«Сказать по правде» – было излюбленным выражением Капитана. Как часто мы с Лайзой обменивались ироническими взглядами, услышав эти слова, ибо правда и Капитан не очень-то сочетались. Тем не менее в данном случае он, пожалуй, действительно пытался найти правдивый ответ – так долго он стоял в почтительном молчании на берегу моря, среди развалин старого города, который сэр Генри Морган уничтожил более трехсот лет назад.

– Вы называете это красотой, – заметил я, чтобы нарушить молчание. – Но ведь это всего лишь груда разбитых камней!

Он еще ни разу при мне так долго не молчал.

– Что ты сказал?

– Вы считаете эти развалины красивыми? Они, конечно, намного лучше всех этих небоскребов, в которых размещены банки, но чтобы назвать их красивыми?!

– А ты подумай, – сказал Капитан, – сколько в ту пору надо было потратить труда, чтобы превратить все эти здания в развалины. Сколько ухлопано на это времени. А сейчас я бы мог развалить этот храм – если это был храм – за несколько секунд.

– Каким образом?

– Сбросил бы с воздуха парочку бомб.

– Если бы у вас был самолет. А у сэра Генри Моргана его не было.

– Собственно говоря, – на сей раз дело обошлось без «сказать по правде», – у меня есть маленький самолетик. Конечно, уже побывавший в употреблении.

«Интересно, выражение „собственно говоря“ означало для Капитана то же, что и „по правде сказать“, и могло считаться столь же достоверным?» – подумал я и потому промолчал.

– Я предпочитаю Моргану Дрейка, – продолжал Капитан, глядя, как мне показалось, в весьма подавленном настроении на развалины. – Дрейк завладел золотом, убив при этом несколько испанцев, но он не разрушал городов. Я могу показать тебе сокровищницу испанцев в Портобелло – до сих пор стоит в целости и сохранности.

– Так для чего же все-таки вам самолет?

– А-а, забудь об этом. Я не собирался говорить тебе о самолете. Просто сорвалось с языка. Самолет у меня ни для чего. Так – глупое увлечение. У каждого мужчины есть ведь какое-то увлечение.

Самолет представлялся мне весьма дорогостоящим увлечением, и я недоумевал, откуда Капитан взял деньги, чтобы заплатить за него. Опять всего лишь подписал бумажку?

Эта сорвавшаяся у него с языка новость оказалась куда более существенной, чем я ожидал, когда наш разговор в тот вечер свернул в весьма опасном направлении. Сначала все шло хорошо. Прошлое было областью, не внушавшей опасений, и мы бездумно болтали, по-дружески открывая для себя собеседника после того, как столько лет не виделись.

Я даже попытался чуть приподнять завесу над теми годами, полными сомнений, и необъяснимыми появлениями полиции, которые я хорошо помнил.

– Вы помните то время, когда вы много месяцев отсутствовали, а потом вернулись с бородой?

Он рассмеялся.

– Да, лихо я тогда их провел.

– А потом было сообщение в «Телеграф»…

– Ну и память у тебя.

– Понимаете, несколько лет назад я хотел стать писателем и записал многое из того, что тогда было. После несчастья с Лайзой я нашел рукопись и перечитал ее. Там было про то ограбление и про человека, которого искала полиция.

– «Человека с военной выправкой». Да, я тоже читал это сообщение. Меня оно очень позабавило. Сейчас бы они так про меня не сказали, верно, а я ведь по-своему снова воюю. Хорошие то были дни, хоть и трудноватые. Я тогда работал с тремя ребятами. Ненадежные они были и плутовали где могли, но выбора у меня не было. Кто подвернется, того и приходилось брать в напарники. Очень мне хотелось вытащить Лайзу из того мрачного подвала и дать ей настоящий дом, мне больно думать, что ей придется возвращаться туда после больницы.

Его мысли приняли опасный поворот, и я попытался свернуть разговор на другое:

– Значит, вы действительно были тем, про кого писали в «Телеграф»?

– Конечно.

– И вас разыскивали за кражу?

– Когда речь идет о драгоценностях стоимостью почти в три тысячи фунтов, это не кража, а ограбление.

– Значит, вы были тогда грабителем?

– Как и Дрейк до меня. Дрейк, а не Морган. Я не уничтожал городов. Я никому настоящего ущерба не причинил.

– А ювелиру?

– Ну уж он-то вообще никакого ущерба не понес. Связали мы его очень аккуратно. У него плохо шли дела, и он, наверное, был рад получить деньги по страховке. Эти люди всегда ведь хорошо застрахованы. Так или иначе, я не мог на это пойти.

– Почему!

– У меня же были обязательства. Лайза и ты.

– А Лайза знала?

– Она девчонка умная и, думаю, наверняка догадывалась о куче вещей. Да я не так уж много от нее и скрывал. Только мелочи, чтобы она не тревожилась. Я ведь хочу лишь, чтоб она была счастлива, и настанет день, когда, клянусь, она будет счастлива.

– А почему вы все время меняли фамилию?

– В те дни серьезных причин для этого не было – просто так, для развлечения. Даже мальчишкой мне нравилось обставлять фараонов. Не люблю я их.

– А какая была ваша фамилия при рождении? – на этот раз с подлинным интересом спросил я.

– Моя фамилия была Браун.

– А теперь, – сказал я с улыбкой, – ваша фамилия Смит. Приближаетесь к правде, заурядной правде.

– Ну, на этот раз фамилию мне выбрали друзья. Им хотелось такую, чтобы легко было запомнить. Карвер для них слишком трудно, но и Смит трудновато – для произношения. Латиняне не любят твердых окончаний. – Он встал, чтобы налить нам еще по порции виски. – Что-то я разболтался, больше чем нужно. А все потому, что слишком долго был чертовски одинок.

– А кто эти ваши друзья?

– Славные ребята. Я пытаюсь помочь им, но мы стараемся не слишком часто встречаться. Сейчас мы задумали кое-что действительно важное, и каждый из нас по большей части работает в одиночку. За исключением тех, кто сражается в открытую…

– За караваны с мулами?

– Точно – за караваны с мулами.

– А мистер Квигли имеет к этому отношение?

– Оставь мистера Квигли в покое. Я бы ему не слишком доверял.

– У меня такое впечатление, что вы оба не доверяете друг другу. Зачем же вы дружите?

– Я ведь сказал тебе: мы не друзья. Идет игра. Серьезная игра – вроде шахмат или трик-трака. Мы обмениваемся фишками, не имеющими существенного значения для игры, хотя, конечно, все в известном смысле может стать существенным. Для его друзей или для моих. А ну давай приканчивай виски. Время укладываться в постель – я хочу сказать, на диван. А я напишу еще строчку-другую Лайзе. Это вошло у меня в привычку, и я никогда ей не изменяю.

Я лег, но долго не мог заснуть. Я лежал и смотрел на Капитана, а тот написал строчку и замер, потом написал другую и снова замер, словно ребенок, выполняющий трудное задание, а не мужчина, пишущий письмо любимой женщине – женщине, которая уже мертва.

Мое любопытство больше всего возбудило упоминание Капитана о самолете, и я подумал: надо навести на это разговор, чтобы таким образом оттянуть момент, когда может вдруг выплыть, что Лайза умерла. Тут мог оказаться полезным даже мистер Квигли. Когда я проснулся. Капитана опять не было – он оставил лишь короткую записку, в которой говорилось, чтобы всю еду и по возможности все необходимые покупки я записывал на счет в отеле. «Вернусь до наступления темноты. Просто небольшой черно-копотный полет». В конверте лежало также сто долларов, и мне вспомнились годы детства, когда вот такие же таинственные поступления получала Лайза после условного звонка в дверь. Я не почувствовал благодарности – даже разозлился на Капитана, так как не желал тратить его деньги. Я предпочел бы заработать их сам – даже с помощью мистера Квигли. Адреса его у меня не было – на карточке стоял лишь номер телефона. Даже то, что Капитан употребил это дурацкое слово «черно-копотный», раздражало меня.