Читаем без скачивания Аккорд. Роман в трех частях - Александр Солин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«О сладкое лоно Ирены! – пишет он. – Такое крошечное и такое бесценное! Только здесь достойный тебя мужчина может наконец-то достичь исполнения всех своих желаний. Не бойся приблизить свое лицо и даже свой язык, болтливый, распущенный язык, к этому месту, к этому сладостному и тенистому местечку, внутреннему дворику страсти за перламутровой оградой, исполненному бесконечной грусти. О щель, влажная и нежная щель, манящая головокружительная бездна!»
Да простят меня за подробности, но следуя заявленной ранее цели, я никак не могу их избежать, какими бы пикантными они ни были. Новый опыт оказался настолько радикальным, что обойдя его стыдливым молчанием, я рискую оставить стройное здание моего эссе без целого этажа. Смущенному же читателю я посоветовал бы вообразить себя доктором, для которого предмет моих рассуждений – не более чем часть женского тела, в то время как для межполовых отношений это самая пронзительная часть поэмы по имени «женщина». Эти два взгляда существуют раздельно, как материя и антиматерия, и попытка их смешать приведет к тому, что один из них непременно аннигилирует.
То, что Ирен заставила меня сделать, было подобно целованию боевого знамени, своего рода присяге на верность. Сколько я их потом перецеловал, этих боевых знамен – каждый раз клянясь им в верности, а после эту клятву нарушая! Мое романтическое любовное вероисповедание было отныне потеснено телесным, языческим фетишизмом, а каждый любовный обряд превратился в удовлетворение неистовой земной страсти, в познание любовного опьянения. Но это все потом, позже. А пока мы оделись, сошлись и обнялись. Мои губы бродили по ее голове и, спустившись к уху, неожиданно произнесли то, что должны были произнести уже давно:
«Я люблю тебя, Ириша!»
Она отстранилась, пристально взглянула на меня, быстро поцеловала и спросила:
«В туалет не хочешь сходить?»
«Да, пожалуй» – согласился я.
«Тогда давай сначала ты, а потом я…»
Мы включили свет и приняли невинный вид на тот случай, если кто-то в эти предпоследние минуты года захочет захватить нас врасплох. Ирен выглянула в коридор, убедилась в отсутствии нежелательных свидетелей и сделала мне знак рукой. Не знаю почему, но она с самого начала избегала оглашения нашей связи. К счастью, мои сокурсники собрались в этот час на квартире одного из наших, и я без опаски совершил экскурсию по местам общего пользования. После меня туда отправилась Ирен, и когда мы воссоединились, до Нового года оставалось десять минут. Сдвинув стулья и тесно прижавшись плечами, мы сидели рука в руке в ожидании кремлевских курантов.
«Ты не жалеешь, что встречаешь Новый год со мной, а не с группой?» – спросил я ее.
«Ну что ты такое говоришь! – с укоризной отвечала она. – А ты?»
«Ириша, это лучший Новый год в моей жизни!» – с жаром воскликнул я.
То же самое и с тем же жаром я могу повторить и сегодня.
3
Мы встретили бой курантов затяжным поцелуем и запили его беззубым шампанским.
Рядом со мной находилась мечта всей моей девятнадцатилетней жизни. Близкая, желанная, доступная, с томным прищуром темных глаз и слабой улыбкой удовольствия на мокрых от вина губах. Мы были одни на целом свете. Все прочие, невидимые и необязательные, достигали нашего слуха ватным отзвуком веселья. Мы любили, мы принадлежали друг другу, и впереди нас ждали осязаемые ласки, нетерпеливая игра ненасытных рук, плакучая истома и сомнамбулический лепет. Эта волшебная ночь в сказочной пещере с тремя узкими койками, сплетницей-дверью, нетающими снежинками на алебастровом небе и призрачным трепетом свечей казалась мне началом прекрасной легенды. Всё в наших руках, всё в нашей власти! Это ли не повод для серьезных планов? И я рубанул:
«Ириша, выходи за меня замуж!»
Ирен с изумлением на меня взглянула и сказала:
«Ничего себе!»
«Что?» – удивился я.
«Нет, нет, ничего! Просто это так неожиданно…» – растерянно улыбалась она.
«А что тут неожиданного? После того, что у нас было, я просто обязан на тебе жениться!» – с пылом воскликнул я.
«Обязан?» – с укоризной обронила Ирен.
«Нет, ну, в хорошем смысле, конечно!»
Она посмотрела на меня растроганным взглядом:
«Спасибо, Юрочка, но ты же меня совсем не знаешь!»
«Я знаю только одно: ты лучше всех!» – взяв ее за плечи, внушительно и серьезно сказал я.
Есть в жизни молчаливые моменты, которые стоят тысячи убедительных слов. Это был именно такой момент. Мы находились в самом эпицентре стихийного бедствия по имени любовь и, желая спастись, крепко и тесно прижались друг к другу. Ирен обхватила меня за шею, щекой прижалась к моей щеке, и я замкнул на ее спине нежные кандалы объятий.
А между тем к двадцати неполным годам это было мое третье предложение! Марьяжный зуд, да и только! Сегодня я вместе с сочувствующим мне читателем улыбаюсь моей былой добронравности: увы, такова завидная привилегия той молочно-восковой человеческой спелости, что зовется юностью!
Мы снова уселись за стол и проговорили около часа. Ирен впервые приоткрыла дверь в темные покои своей памяти. Собственно говоря, ничего темного в них не было. Наоборот, там под присмотром добрых, улыбчивых родителей и неутомимого сибирского солнца светло и радостно жила бойкая девочка – умная, способная и любознательная. Прилежно училась, переходила из класса в класс, с серебряной медалью закончила школу. Рискнула поехать в Москву и поступила в институт. Считает, что ей повезло и теперь не представляет, как можно жить в другом городе. Нет, конечно, Новосибирск очень хороший город, красивый, большой и серьезный – один Академгородок чего стоит! Но разве может он сравниться с Москвой! В общем, влюбилась она в меня не вовремя. Ей сейчас нужно думать совсем о другом. Ну, ты понимаешь… Я понял и подсказал:
«Вот и выходи за меня замуж! Подольск – это ведь та же Москва, только лучше!»
«Ах, Юрочка! – вдруг порывисто потянулась она ко мне и обняла за шею. Затем так же порывисто отстранилась и, глядя мне в глаза, заговорила горячо и торопливо: – Только ради бога не думай, что я оказалась с тобой в постели ради какой-то там прописки! Если честно, ко мне поклонники в очередь стоят! Я могу выйти замуж хоть завтра! Но с тобой у меня другое! Ведь я в тебя влюбилась! Влюбилась, как кошка – до противного весеннего воя! Никогда со мной такого не было, никогда! Ах, как я сопротивлялась! Я говорила себе, что я старше тебя, и ты не сможешь, не захочешь меня полюбить – ведь кругом столько молодых девчонок! А если даже полюбишь, то когда узнаешь поближе, отвернешься от меня – ведь я давно уже не девушка… Что у меня, наконец, серьезные, взрослые планы, что… А в общем, что я только себе не говорила – все бесполезно! Ничего не смогла с собой поделать, а теперь вот признаюсь тебе в любви. Скажешь, дура, да?»
В ответ я словно влюбленный смерч затянул ее в объятия и принялся беспорядочно целовать, бормоча самые нежные, самые потайные, самые истеричные слова, какие у меня только были.
«Ты правда меня любишь?» – глядели на меня ее доверчивые, влажные глаза.
«Ириша, милая, я с ума по тебе схожу! Ничего не бойся, слышишь, ничего! Я буду любить тебя всегда!» – страдая от невозможности достойно выразиться, надрывалось мое сердце.
Сегодня я знаю: любовь есть самый совершенный и непревзойденный галлюциноген. Так сказать, утешительный приз человеку за ту короткую, бренную дистанцию, что зовется жизнью. Неудивительно, что в неумеренных дозах она помрачает разум, отчего клятвы влюбленных, по сути, напоминают бред. И все же, если наши отношения с Ирен не пошли дальше кровати, то в том нет моей вины. Впрочем, предсказывать им бесславный конец мог в тот момент только безумный прорицатель, а очевидным было лишь одно: своими признаниями мы забрались друг к другу в самую душу.
Однако ближе к делу.
Несмотря на смену декораций и несдержанный пыл повзрослевших актеров, наш сердечный диалог сутью, содержанием и откровенностью ничем не отличался от нашего с Натали лепета. То есть, с любовной точки зрения в нем не было ничего для меня нового. Пожалуй, более зрелым стало представление о тех последствиях, которые маячили за спиной объявленных нами чувств. Ведь из того возраста, в котором мы находились, до детей рукой, что называется, подать, и многие молодые люди в то время уже присматривали подходящее для семейного гнезда дерево. За примером далеко ходить не надо: тот же Гоша, вернувшись в мае из армии, женился осенью на Вальке, и было им тогда, как и мне двадцать с небольшим. Поскольку в армии Гоша сильно оголодал, то после его возвращения они с Валькой недели две не вылезали из постели, отчего ко дню свадьбы невеста оказалась на четвертом месяце беременности. Через два с половиной года у них родился второй сын, и сегодня они живут дружно и счастливо, продолжая любить друг друга вопреки всем химическим хитростям.
Думаю, секрет их неугасимого чувства таится в рыжей Валькиной гриве, ее белой коже, синих глазищах, пунцовых губах, вкрадчивом голосе и прочих невянущих ведьминых прелестях, которые с годами становятся только убедительнее. А самое главное в ней – это ее хамелеоновая способность быть той, о которой здесь и сейчас мечтает простоватый Гоша. Она может быть и развязной шлюхой, и властной матроной, и ребячливой пастушкой, и лишаемой девственности новобрачной. Редкой, элитной породы женщина!
