Читаем без скачивания Москва и москвичи - Михаил Загоскин

Анна Ивановна. Нет, человек молодой.

Влонская. Хорош собою?

Анна Ивановна. Так себе!.. Однако ж довольно приятной наружности. Ну что, племянница, что в вашем свете новенького?

Влонская. Ничего, ma tante; одно только, да я думаю, вы слышали: Зоринские выдали старшую дочь свою за какого-то французского графа.

Перебиваев. А, кстати! Хотите ли, я расскажу вам об этой свадьбе престранную историю!

Влонская. Ах, сделайте милость!

Анна Ивановна (покачивая головой). Выдали свою дочь за француза!.. Ох, напрасно!

Перебиваев. Подлинно напрасно, Анна Ивановна! Да вот изволите видеть: этот француз обещался остаться навсегда в России; малый ловкий, прекрасный собою — ослепил!.. Третьего дня была свадьба, а сегодня поутру я приехал их поздравить. Вслед за мной приезжает Иван Иванович Тумаков. Ну, вот этот старик, — вы знаете, Анна Ивановна, у которого жена такая вертлявая, хорошенькая!.. Он еще возил ее лечить прошлого года в Карлсбад — ну, знаете!.. Зоринский, как следует, подвел к Ивану Ивановичу молодого — гляжу, мой Тумаков смешался, покраснел; а когда хозяин назвал своего зятя по имени, так он совсем растерялся: прошептал что-то сквозь зубы, присел на минуту да и вон. Я думаю: «Что такое? Тут что-нибудь да есть!» Вот я вслед за Тумаковым; он домой, я к нему. «Иван Иваныч, — спросил я, — что это вы были так сконфужены?… Вы как будто бы испугались этого француза?» — «Ох, батюшка, — сказал Тумаков, — бедные Зоринские! Ведь они дочь-то свою погубили!» — «Как так!» — «Да так: этот француз вор!» — «Вор! Что вы говорите, Иван Иванович?» — «Да, батюшка, вор! Вы знаете, мы прошлого года ездили в Карлсбад; на водах обыкновенно бывает всякий сброд. Вот и этот француз там был. Мне он с первого взгляда показался что-то подозрительным. Граф!.. Какой граф? Не графские вовсе ухватки. А делать нечего — на водах зала общая. Вот этот француз танцует с той, с другой, танцует и с моей женой и этак, знаете ли, куртизанит. Да это мне ничего! Я знаю мою Катеньку: у нее, батюшка, не много выторгуешь! Вот однажды пригласил нас к себе на вечер князь Дунаев: он также со всем семейством приехал на все лето в Карлсбад; меня посадили играть в вист, а Катенька, которая с утра еще жаловалась на мигрень, отправилась домой; мы сели играть этак часу в десятом. На втором роберте с хозяином сделалось дурно; во всем доме поднялась такая суматоха: жена плачет, дети в тревоге; послали за доктором. Ну, разумеется, какой уж тут вист! Все гости по домам; отправился и я. Мы нанимали домик у самого выезда. Вот я подошел к дверям, начал звонить в колокольчик; вдруг вижу — прыг кто-то из окна! Я закричал: «Воры, воры!..» Бросился за мошенником, поймал его за фалду; он обернулся — глядь: французский граф!.. У меня так руки и опустились!.. Слышу, и в доме кричит Катенька: «Воры, воры!..» Я совсем потерял голову… Меж тем этот самозванец граф вырвался да и давай бог ноги… Я кричу: «Держи, держи!» Кому держать: на улице пусто. Вот наконец выбежали из моего дома люди, а я скорей к жене; вхожу в спальню — бедная Катенька лежит без чувств!.. Представьте себе: только что хотела она раздеваться, вдруг слышит, что окно потихоньку растворилось и какой-то человек шмыг прямо в комнату. В эту самую минуту я позвонил у дверей, а вор и назад тою же дорогою. Катенька говорит, что видела у него в руке нож и так испугалась, что не могла никак рассмотреть его в лицо. Видно, этот разбойник не успел путем оглядеться: на бюро стоял ящик с ее бриллиантами, лежал кошелек с деньгами — все осталось цело. Пропало только любимое ее колечко с бриллиантиком, которое она только что сияла с пальца и положила на туалетный столик… Разумеется, батюшка, — прибавил Тумаков, — этот подложный граф в ту же ночь ускакал из Карлсбада. Только бедная моя жена так перепугалась, что после этого недели три была в беспрерывной истерике с утра до вечера, — плачет, да и только!»

Анна Ивановна. Ну, батюшка, какая, в самом доле, странная история!

Влонская (смеется). Да, очень странная!.. И Тумаков точно уверен, что этот француз вор?

Перебиваев. Да хоть зарежь его: стоит в том, да и только.

Влонская. Бедняжка!..

Перебиваев. А что всего-то забавнее: он это дело так не оставил и жаловался на другой день тамошнему правительству.

Влонская. Нет, шутите?

Перебиваев. Право! «Представьте себе, — говорит, — судья не хотел меня и слушать! «Вы, дескать, как-нибудь осмотрелись; этот граф человек известный; ну, может ли он быть вором?» — «Да помилуйте, — закричал я, — как же он не вор? Катенька видела у него в руке нож, он вылез из окна ее спальни; я сам это видел своими глазами!» И что ж вы думаете? Судья так и помер со смеху! Вот оно, батюшка, — прибавил Тумаков, — славны бубны за горами. Вот оно, правосудие-то, в чужих краях — ищи его!»

Анна Ивановна. Да, батюшка, да! Конечно, лучше бы сидеть дома; и мужья-то бы меньше ветреничали, и жены-то были бы вернее.

Влонская. Ну, этого, тетушка, не говорите! Кто не бережет своей репутации, тот будет вести себя дурно и в Париже, и в Карлсбаде, и в Москве…

Анна Ивановна. Извините, матушка, — мы еще благодаря господа не дошли в этом до иностранцев. У нас есть и стыд и совесть. Не побоимся бога, так добрых людей постыдимся; а там ведь это нипочем. У нас в Москве барыня ездит в экипажах с лакеями, пешком пойдет — слуга позади. А ведь это, матушка, почетная стража; иная бы и свихнулась, может быть, да ведь нелегко, сударыня, взять себе в конфиденты какого-нибудь Егорку или Андрюшку. А там что?… Воля! Наденет вуаль да и пошла себе бродить по улицам.

Влонская. И, тетушка, женщина без правил найдет возможность и в Москве вести себя дурно.

Анна Ивановна. Знаю, матушка, знаю! Бывают и услужливые знакомые — добрые вдовушки; есть и модные магазины. Муж дожидается в лавке, а жена пойдет платье примеривать, — все знаю! Да ведь не у всякой же есть такая сердобольная приятельница и не всякая также захочет поверить свою честь какой-нибудь модной торговке.

Влонская. Вас, тетушка, не переспорить! (Вставая.) Однако ж прощайте! Я ведь к вам заехала на минутку; мне до обеда надобно еще сделать несколько визитов. (Анна Ивановна и Перебиваев встают.)

Анна Ивановна. Так, так! Всегда на одну минуту.

Влонская. Я завтра к вам приеду на целый вечер, тетушка.

Анна Ивановна. Спасибо, мой друг, спасибо! Смотри же, не забудь!

Влонская. Как это можно! (Анна Ивановна провожает Влонскую, которая, взглянув мимоходом в окно, останавливается.) А, вот уезжает эта дама, что списывает с себя портрет!

Анна Ивановна. Постой-ка, матушка, и я взгляну — что она, какова собою. (Все подходят к окну.)

Влонская. Вот она вышла садиться… Ах, да это Марья Васильевна!

Анна Ивановна. Какая Марья Васильевна?

Влонская. Чернозерская.

Анна Ивановна. Какая Чернозерская?

Влонская. Урожденная княжна Долина! Да вы, я думаю, были знакомы с ее матерью.

Анна Ивановна. Давно, матушка, еще до французов. Так это ее дочь?… Недурна собою!

Влонская. Вот, тетушка, вы сейчас спорили… Да хоть эта Чернозерская — что, как вы думаете, она списывает с себя портрет, для кого?

Анна Ивановна. Для мужа, матушка, я это знаю.

Влонская. Вот то-то и есть, что не знаете! Они с мужем никогда не были за границею, а посмотрите, как живут! Муж разоряется на какую-то актрису, а жена влюблена в графа Сицкого. Я думаю, вы также слыхали об этом? Человек холостой, ни отца, ни матери, семь тысяч душ…

Анна Ивановна. Скажите пожалуйста — этакий жених!.. Чем бы выбрать себе невесту, а он… То-то бы сек да сек!

Перебиваев. Всех не пересечете, Анна Ивановна.

Анна Ивановна. Да еще правда ли это?… Я, матушка, не слишком верю этим сплетням. Бабочка молоденькая — может быть, немножко и ветреная… не остереглась, пококетничала, а уж тут и пойдут!..

Влонская. Да об этом вся Москва говорит.

Анна Ивановна. Москва говорит! Да о чем наша матушка Москва не болтает? Пусти лишь только в ход какую-нибудь злость, она, моя голубушка, и пойдет плести!.. Такая кружевница, что не приведи господи!

Влонская. Ну, если вы, тетушка, этому не верите…

Анна Ивановна. Не верю, матушка! А если б это была и правда, так, верно бы, она не выбрала моего дома, чтоб списывать с себя портреты для любовников… А вот и мой жилец идет!..

Влонская. Кто? Этот молодой человек с портфелем?… Так он-то списывает портрет с Чернозерской?

Анна Ивановна. Да, мой друг! Он портретный живописец.

Влонская. Хорош живописец!.. Андрей Сергеевич, посмотрите, посмотрите!..

Перебиваев. Что это?… Граф Сицкий!..

Анна Ивановна. Кто, батюшка, кто?…

Перебиваев. Граф Сицкий, Анна Ивановна.

Анна Ивановна. Как? Тот самый?…

Влонская. Да, тетушка, тот самый. (Смеется.)

Перебиваев. Ну, какая история!.. Уж как же я распотешу князя Григория и Марью Власьевну!.. Извините, Анна Ивановна, я вспомнил, мне надобно ехать. Честь имею кланяться! (Уходит.)