Читаем без скачивания Пепел острога - Сергей Самаров

И чудо почти произошло. По левую сторону носа норвежского драккара, там, где атаку возглавил ярл Фраварад, шведы еще держались на равных с яростно бросающимися в бой норвежцами. И ни та, ни другая сторона не могла перейти какую-то условную линию, за которой уже близка была победа. Однако черта эта уже была покрыта телами убитых и стонущих раненых, истекающих кровью. И большинство в этой куче было все же шведов. Однако и здесь на смену павшим шведам со спины заступали новые бойцы, а павших норвежцев заменить было почти некому, хотя сначала те, кому места не хватало, и спрыгивали за борт в помощь товарищам. Но норвежцев сначала активно поддерживали сверху собственные лучники, и это давало им преимущество до тех пор, пока кто-то у шведов не сообразил и не дал приказ своим лучникам, оставшимся в живых после первой норвежской атаки, оставить в покое мечи и отойти на дистанцию. И тогда уже норвежским лучникам, которых было много меньше, пришлось туго, и они вынуждены были стрелять, лишь на короткое мгновение выглядывая из-за борта. Те же шведские лучники не позволяли другим гребцам прорваться в помощь уже спрыгнувшим на шведский драккар соотечественникам. Бой продолжался яростный. Но решающего перевеса с этой стороны ни те ни другие добиться не могли.

По правую же сторону атаку возглавили юный конунг Ансгар со своим разящим мечом и, как ни странно, самый напористый из всех участвующих в схватке бойцов дварф Хаствит, чья ярость превосходила и перебарывала воинское умение людей, с детства воюющих. Если меч Кьотви темной молнией мелькал над схваткой и доставал даже того, кто пытался нанести удар из-за спин дерущихся, то маленький кузнец показал свою неутомимость и бил тяжеленным топором, как привык бить молотом по наковальне. Удары наносились по шлемам, щитам и доспехам, даже не прицельно, но проламывая и прорубая своей тяжестью любую сталь, а порой дварф одним ударом валил сразу пару врагов. Он не искал себе конкретного противника, как не искал бы в лесу топор лесоруба, не определенное дерево рубящего, но прорубающего тропу. И такую же тропу прорубал среди воинов противника Хаствит. Дварф, казалось, не замечал, что на нем нет доспеха, и уже несколько раз его задевали вражеские мечи и копья. И две стрелы торчали у него из груди, но обе попали в металлический гребень, подаренный Далятой, и застряли рядом, меж зубьев. Махать топором стрелы мешали, но не было времени их вырвать, потому что топор в своей страшной работе остановки не ведал. Дварф был весь в крови, в своей и чужой, и продолжал драться с прежним ожесточением даже тогда, когда противники брали короткую паузу на отдых и делали по шагу назад, чтобы осмотреться и оценить ситуацию. С этой стороны шведской лодки и простые норвежские воины, чувствуя перевес, воспряли духом, и каждый дрался за троих, постоянно сдвигая линию, разделяющую бойцов, в сторону кормы. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы страшный треск, перекрывающий шум схватки, не остановил на мгновение движение оружия.

Норвежский драккар, пробив борт шведского собрата и плотно застряв, какое-то время сам исполнял роль пробки, не давая речной воде хлынуть в пробоину. Но, видимо, люди слишком сильно расшевеливали доски обшивки, раскачивали нос норвежской лодки, и в итоге не выдержала и затрещала половина шведского драккара, что оставалась еще целой. Судно готово было вот-вот развалиться на две части, и каждый воин знал, что такое оказаться в воде в тяжелых доспехах. Даже если учесть небольшую глубину реки, выплыть не было надежды ни у кого… И тогда к носу норвежского драккара, ища спасение там, ринулись одновременно и норвежцы, и шведы, продолжая драться, стоя боком друг к другу, нанося удары друг другу в спину и в затылок. Только ярл Фраварад слева и конунг Ансгар с гномом справа не пожелали отступить и раздавали удары во все стороны, не пропуская противника.

В этой сумятице стало вдруг ясно, что потери шведов оказались гораздо более значительными, чем потери норвежцев, потому что норвежцы, часть которых еще оставалась на носу своего драккара, помогали своим подняться и ударами мечей сбивали шведов, и это удавалось. Шведов в свою лодку они не пустили, и те, побросав оружие, висли снаружи, пытаясь хоть за что-то уцепиться. Но тут раздался новый треск, и стало сразу понятно, что и для норвежского драккара столкновение не прошло бесследно. Нос лодки стал задираться кверху, элементарно отламываясь. Видимо, несущая балка, к которой крепились шпангоуты, треснувшая во время столкновения, теперь не желала нести на себе такую нагрузку.

А шведский драккар тем временем все больше и больше заполнялся водой. Впрочем, норвежский драккар тоже начал заливаться и тонуть. И только тогда, видя уже бесполезность всех своих усилий спастись на одной из лодок, люди снова вступили в бой, чтобы умереть с оружием в руках. А вода уже достигала бойцам колен, стесняла маневр и мешала не только бить, но и защищаться. Так, почти каждый удар нес в себе смерть. Но смерть в бою, согласно скандинавским понятиям, всегда предпочтительнее смерти в пучине, и в бой рвались все. Рвались даже на гибель, чуть не умышленно под удар подставляясь.

А погружение кораблей становилось все более стремительным. И уже через пару минут шведский драккар снова заскрипел, как застонал, и разломился на две половины. И половины эти сразу развалились, рассыпались на мелкие доски и осколки, частью уходя под воду, частью уплывая. А следом за ним та же участь постигла и норвежский драккар, «дракон» которого совсем отломился вместе с носом, открывая реке внутренность лодки.

Наиболее крупные обломки, те, которые могли выдержать тяжеловооруженных людей, старались ухватить все, кто мог. Но чем больше было желающих спастись, тем быстрее обломки рассыпались на легкие части, и доспехи тянули людей ко дну. Уплыть по течению, ухватившись за что-то, смогли лишь несколько человек…

Это был совсем не первый бой юного конунга Ансгара, сына Кьотви, но никогда еще Ансгар не испытывал такой радости от наносимых им ударов, никогда еще он не чувствовал себя таким сильным, как в этом бою. Казалось, меч Кьотви наносит удары сам, а Ансгар только держится за рукоятку, чтобы меч не вырвался и не стал драться без его, конунга, руки. И это его ощущение, похоже, было видно всем. Ансгар уже заметил, как сразу несколько шведов делают шаг назад, стоит ему изобразить желание шагнуть вперед. Вступить в единоборство с таким воином желающих уже не находилось, хотя в самом начале схватки чуть не каждый желал завладеть мечом, который даже в пылу боя отличить от другого оружия было не сложно, и лез вперед, под быстрые разящие удары, большинство из которых оказывались смертельными. Сам же юноша был только рад желанию шведов сразиться именно с ним и, пользуясь своей природной быстротой, умудрялся никого из противников без внимания меча не оставить. И одной из первых жертв оказался шведский ярл, тот самый, что накануне вечером, по прибытии двадцатирумного драккара к причалу, так мрачно наблюдал за норвежцами с носа своей лодки. Ярл только успел сделать ложный выпад, на который Ансгар, распознав хитрость без труда, не среагировал, но сам нанес более быстрый встречный удар, сразу разрубивший ярлу шею. Не подозревая за собой этого таланта раньше, Ансгар с новым оружием внезапно показал себя великолепным мечным бойцом. Дальше – больше, и новые удары сыпались на всех, кто попадался под руку.

Но шведы быстро почувствовали, с какой рукой имеют дело, и скоро стали проявлять повышенную осторожность, что юношу только раззадоривало. Он уже вошел в такой боевой раж, что даже треск разваливающегося драккара не показался ему чем-то страшным. Откуда-то возникло ощущение, что после такого боя, после знакомства с мечом Кьотви, он не может ни в воде утонуть, ни в огне сгореть. И потому Ансгар дрался и наносил удары даже тогда, когда другие отступили, уходя на свой драккар, не зная еще, что спасения нет и там.

Думал было уйти туда же и дварф Хаствит, и даже сделал несколько шагов назад, но, осмотревшись, он не захотел оставить Ансгара одного и, заметив, что юного конунга могут обойти со всех сторон, снова поднял свой неутомимый топор и бросился в яростную атаку. И атака эта сразу стоила жизни нескольким шведам, которым просто неудобно было драться с противником такого маленького роста и очень трудно было отражать его удары, поскольку топор не видел преграды ни в щитах, ни в мечах и всегда добирался до человеческих тел, как бы их ни старались защитить. А на встречные удары, похожие на тот, что нанес шведскому ярлу юный конунг, еще нужно было решиться, потому что дварф не делал ложных выпадов, он только бил, и любой встречный удар меча будет одновременным с ударом топора с противоположной стороны. Убить дварфа можно было, только убив и себя. На это воины тоже, может быть, могли бы и решиться, потому что в трусости их обвинить было трудно. Но пока они продумывали ситуацию, пока ориентировались в сумятице, творящейся вокруг, пока пытались посмотреть себе под ноги, чтобы не споткнуться о тело только что упавшего под ударом воина, топор маленького кузнеца уже доставал их.