Читаем без скачивания Влияние мировых войн XX века на латиноамериканское общество - Елена Дмитриевна Строганова

Однако после запрета Варгасом деятельности прогерманской фашистской партии «Бразильское интегралистское действие» и особенно после объявления Бразилией 22 августа 1942 г. войны странам «оси», оценка советскими исследователями характера диктатуры Варгаса претерпела некоторые изменения. В публикациях О. Клесмет было подробно показано, как гитлеровцы в тесном контакте с итальянскими фашистами и бразильской фашистской партией интегралистов готовили в Бразилии «пятую колонну», рассчитывавшую расчленить страну и полностью подчинить ее Германии. В отличие от А. Приклонского она утверждала, что «бразильское правительство решительно боролось с подрывной деятельностью агентов фашистских стран»199. Организованный Варгасом в ноябре 1937 г. переворот и последующий запрет партии интегралистов был, по мнению Клесмет, осуществлен под давлением Соединенных Штатов и местной общественности. Тем не менее она считала необходимым подчеркнуть, что сближение страны с США и вступление Бразилии во Вторую мировую войну на стороне стран антигитлеровской коалиции не привели к демократизации страны. Режим Варгаса, по ее мнению, оставался профашистским.

Заметное влияние на изучение в СССР латиноамериканского фашизма оказала наступившая «холодная война». Если в первые послевоенные годы в советских исследованиях отмечалась, хотя и с оговорками, позитивная роль США в предотвращении распространения фашизма в странах Латинской Америки, то затем подобные выводы стали отвергаться. Монографии Лана и Зубока были подвергнуты уничижительной критике и стали рассматриваться как «контрабанда американской буржуазной апологетической историографии и бульварной литературы»200. Заглавия многих публиковавшихся в те годы работ — «Фашизация политического строя в странах американо-английского блока», «Фашистская геополитика на службе американского империализма»201 и тому подобные — свидетельствовали об инспирированном стремлении выпятить схожесть внешнеполитических устремлений фашистской Германии и «американского империализма» с целью дискредитации последнего.

Это четко прослеживается при анализе последующих работ М. Данилевич. Она всячески подчеркивала, что в результате переворота 1937 г. и роспуска парламента у бразильских рабочих было «отнято право на стачку и создание своих классовых организаций», что правительство Варгаса «насаждало корпоративные профсоюзы», что страна повсеместно покрывалась сетью фашистских организаций, получавших «идейную и материальную помощь от немецких национал-социалистов, а также итальянских и испанских фашистов, проникавших в государственный аппарат, в армию. Главный тезис монографии Данилевич состоял в том, что после Второй мировой войны «США подчинили себе фашистские правительства» латиноамериканского континента: диктатуры Дутра — в Аргентине, Варгаса — в Бразилии и Гонсалеса Видела — в Чили. При активной поддержке Соединенных Штатов руководителем Колумбии стал ярый реакционер фашист Гомес, а на Кубе они привели к власти своего ставленника Прио Сокарраса, заменив его затем более опытным политиканом — Батистой. По ее мнению, «несмотря на антиимпериалистическую демагогию правящих кругов Аргентины (имеется в виду период президентства Х. Перона — Е.С.), американские монополии быстро сумели найти с ними общий язык и подчинили Аргентину своей экспансионистской политике»202.

Затем, однако, по мере ухудшения отношений США с режимами Варгаса и Перона, что привело к их свержению в ходе военных переворотов, оценки советских историков претерпели изменения. Так, в работе М. Данилевич более позднего периода понятие «фашизм» не используется. На смену приходят определения «военная диктатура», «реакционный диктаторский режим» и др. Борьба «антифашистская» все чаще именуется «антиимпериалистической», а «страны Латинской Америки рассматриваются как жертвы экономической, а то и политической зависимости от американского империализма»203.

Под влиянием решений ХХ съезда КПСС, а также разрядки в международных отношениях, начиная с 60-х гг. прошлого века в СССР происходила демократизации исторической науки. Это, естественно, сказалось и на состоянии советской латиноамериканистики. В 1961 г. в системе Академии наук был создан Институт Латинской Америки. Начали один за другим издаваться солидные научные труды, посвященные различным проблемам стран Латинской Америки204. И это продолжается до настоящего времени205. Отсюда и большая возможность детально проследить всю последующую динамику подходов к проблеме латиноамериканского фашизма и к оценке наиболее знаковых политических деятелей того времени.

Большинство советских ученых при анализе фашистских движений и режимов первоначально исходило из определения фашизма, принятого VII конгрессом Коминтерна. Согласно этому определению, фашизм — это открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала206. Не умаляя значимости данного определения, ряд советских исследователей уже тогда находил его неполным, требующим дополнительного рассмотрения сущности и свойств фашизма различных времен и регионов.

Известный специалист по истории Бразилии Б.И. Коваль высказал суждение, согласно которому фашистские режимы в латиноамериканских странах представляли собой антинародную и жестокую диктатуру «наиболее реакционных групп монополистического капитала и его союзников — оголтелой военщины, загнивающей помещичьей олигархии, всех антидемократических сил». Традиционный арсенал методов фашистского господства, по его мнению, включал в себя «кровавый террор, грубейшее попрание конституционных прав, насилие над обществом и личностью, тотальную слежку, массовые убийства, коррупцию и агрессию, ложь и демагогию»207.

По мнению другого исследователя — А.И. Строганова, в Латинской Америке задачи борьбы с фашизмом определялись несколько иначе, чем в Европе, поскольку в латиноамериканских странах в силу их значительной экономической зависимости от ведущих индустриальных держав и отсутствия зрелого местного монополистического капитализма не могло быть фашизма европейского типа. Здесь действовали активизировавшиеся в условиях структурного кризиса реакционные профашистские течения, вдохновленные примером европейского фашизма. Они использовали многие его идеологические и террористические методы, хотя собственно фашистскими по своей природе не были. Отсутствовали, за исключением бразильских интегралистов, массовые партии германского и итальянского типа. Данные тенденции были порождены правонационалистическими группировками традиционалистских консервативных сил либо местной национальной буржуазии, профашистские настроения которой сочетались с национализмом реформистской и антиимпериалистической ориентации208.

По определению известного историка К.А. Хачатурова, «типологически латиноамериканский фашизм как государственная система является наиболее реакционной разновидностью правоавторитарного режима». Отпочковавшись от правоавторитарных режимов, «фашизм как социальное явление, идеологическое течение и структура государственной власти обрастает относительно самостоятельными признаками». Поэтому Хачатуров полагал, что ученым необходимо «отличать процесс фашизации от фашистских режимов, хотя между ними и нет непреодолимой преграды». Процесс фашизации, по его убеждению, «характеризуется количественным накоплением признаков, которые качественно модифицируют правоавторитарный режим в фашистский. Но возможна и иная контрреволюционная альтернатива»209.

«Корпоративная система власти, — отмечал К. Хачатуров, — не дает ответа на вопрос о социальной природе фашизма». Бытующие в ряде исследований определения латиноамериканского фашизма он считал «неполными и неточными». Термин «военно-фашистский режим» ограничивает классовую основу фашизма и сводит его лишь к милитаризму. Неудачным представлялся ему и термин «неофашизм», поскольку фашизм в Латинской Америке существовал «в первом поколении». Понятие «полуфашистский режим», подчеркивая «переходное состояние процесса фашизации государственной системы, не отражает ее социальной сущности. Иногда всю сущность