Читаем без скачивания Сын Люцифера. Книга 6. Развлечение - Сергей Мавроди

Он вернулся в спальню, улегся на кровать и включил телевизор.

Вот так! Все-таки есть на свете высшая справедливость! Выгнали тебя? Так тебе, бляди, и надо! Нечего было от меня уходить.

«Погулять хотела, вот и залетела, ла-ла!» — кривлялась и строила глазки с экрана певичка. Бархатов сделал звук по громче.

«Погулять хотела, вот и залетела, ла-ла!!» — надрывалась музыка. Бархатов еще добавил громкости.

«Вот и залетела, ла-ла!!!.. Вот и залетела, ла-ла!!!..» — гремело в комнате.

Вот так! Бархатов сделал на всю.

«Вот и залетела, ла-ла!!!!!» — орал телевизор. В комнате все дрожало.

«Вот и залетела!!!!!.. Вот и залетела!!!!!..»

«Ла-ла!..» — подпевал Бархатов, покачивая в такт ногой. — Так тебе, бляди, и надо! «Ла-ла!..» Так и надо! «Ла-ла!..» Так и надо!! «Ла-ла!.. Ла-ла!..» Так и надо!!! «Ла-ла!.. Ла-ла!.. Ла-ла!..»

«Вот и залетела!!!!! Вот и залетела!!!!! Вот и залетела!!!!!..» Так и надо!!!!!!!

* * *

И спросил у Люцифера Сын:

— Что стало с той женщиной?

И ответил, усмехнувшись, Люцифер Своему Сыну:

— Ничего особенного. «Она не первая!»

СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 64-й

И настал шестьдесят четвертый день.

И сказал Люцифер:

— Женщина не знает, что такое благодарность. И когда она считает себя правой, то действует без всяких колебаний и жалости.

А правой она считает себя всегда.

СУД

«Не подъемлете ли вы трудов и не напрягаете ли усилий, и не отдаете ли и не приносите ли всего женам?»

Вторая книга Ездры

«Иудифь сказала ему: выслушай слова рабы твоей; пусть раба говорит перед лицом твоим: я не скажу лжи господину моему в эту ночь...

Потом, подойдя к столбику постели, стоявшему в головах у Олоферна, она сняла с него меч его и, приблизившись к постели, схватила волосы головы его... и изо всей силы дважды ударила по шее Олоферна и сняла с него голову».

Книга Иудифи

Тарских расстегнул ворот рубахи. Его душило бешенство. Впрочем, бешенство не было единственным чувством, которое он сейчас испытывал. Бешенство, злость, обида, тоска, жалость к самому себе, острое ощущение несправедливости происходящего — да много чего еще! Целый букет чувств. Все то, что обычно испытывает человек, от которого только что ушла жена.

Причем ушла совершенно неожиданно. Еще вчера все вроде было нормально, как всегда, а сегодня вдруг: «Извини, Костя! Я больше так не могу. Я много думала... («Шурик!» — не преминул тут же язвительно прокомментировать про себя Тарских. — «Бессонными ночами»!

Ему сразу же припомнилась соответствующая сцена из известного гайдаевского фильма «Иван Васильевич меняет профессию», кажется. Где жена главного героя тоже уходила от него аналогичным образом и с аналогичными репликами — к режиссеру Якину.)

«...и поняла, что нам надо расстаться. Не думай, что мне было легко на такое решиться, но... Я тебя не люблю! Мне ничего твоего не надо, ни денег, ничего, я просто ухожу. Прощай!»

Ну, и прочая бабская чушь!

Ах, как благородно! «Мне ничего не надо!» А кто все шубы, платья и драгоценности заблаговременно вывез, оказывается, буквально накануне? То бишь, вчера.

«А это мои личные вещи! Надо же мне в чем-то ходить?! Вот уж не ожидала от тебя такой мелочности! Может, ты мои трусы и лифчики заодно пересчитаешь?» — «Причем здесь трусы??!!»

В общем, разговор очень быстро перерос в чудовищную склоку. Сейчас Тарских горько жалел, что дал себя в нее втянуть. В результате, жена удалилась с гордо поднятой головой и с чувством чуть ли не морального превосходства. Что это, дескать, за мужчина, который в женском белье копается?

Причем здесь белье!?! Ссука! «Мне ничего не надо»! А что у тебя вообще есть? Да ты сама гроша ломаного не стоишь! Я когда на тебе два года назад женился, ты из своего Засранска только что приехала, так ты угол в коммуналке снимала, и за тот тебе платить нечем было! Одними чебуреками питалась! Да и то через день. Сама потом рассказывала.

А теперь видишь!.. Меха и драгоценности!.. «А это мои личные вещи! Надо же мне в чем-то ходить!» Я же только в мехах могу! И в драгоценностях!.. Ну, поезжай назад в коммуналку и питайся чебуреками. Или в свой Засранск катись с засранцами трахаться! — Тарских почувствовал, что эмоции его буквально захлестывают. — Когда тебе жрать было нечего, и я на тебе женился, ты чего-то про любовь не вспоминала! Точнее, наоборот! Только и делала, что вспоминала. Клялась мне в вечной любви постоянно и ноги мне от счастья целовать была готова. Не говоря уже обо всем остальном! Если бы не я, ты бы на панель пошла через неделю!! По рукам! (А может, и пошла уже, — сообразил неожиданно Тарских. — Хуй тебя знает! На что-то ты ведь чебуреки-то покупала? «Через день»?) Я бы мог тебя просто на содержание взять, баксов за пятьсот в месяц и ты бы от радости рыдала, а я, дурак, женился на тебе, на дряни! — Тарских подошел к бару, налил себе рюмку коньяка и выпил. — А ты за два года оперилась, осмотрелась, связями пообросла, потусовалась — и ручкой мне сделала.

Я, мол, и получше кого-нибудь теперь найду! Помоложе. Знакомств полно... Шубы-брюлики... Бабки тоже на первое время есть... Не пропаду! Чего мне за старым и нелюбимым мужем сидеть и молодость свою губить? Деньги деньгами, но и пожить надо! В свое удовольствие.

И ведь считает еще, наверное, что это очень честно. Не стала даже любовников заводить, а просто ушла. «Ни денег мне твоих не надо, ничего!..» Естественно, «не надо», знаешь ведь прекрасно, что и деньги, и «все» не на меня оформлены. Так что ничего тут тебе не обломится. Не прокатит фишка! Ни через суд, никак. Увы! А то бы!.. «Не надо!..», как же!..

Ну, сказала бы ты мне, дрянь, два года назад, что ты так поступить собираешься! Что же ты тогда молчала и в любовь играла? Так бы прямо и сказала: «Я годика два с тобой прокантуюсь, а потом уйду. Ты для меня просто трамплин». Вот это было бы честно! Сейчас бы ты с этой своей честностью как раз на Тверской и обреталась. Или в борделе каком-нибудь дешевом клиентов обслуживала. Поточным методом. Вон, все газеты объявлениями пестрят: «Красавицы! Круглосуточно! Недорого!» Ну, или «дорого». «Недорого» — это сто долларов за ночь, а «дорого» — двести! Вот и вся твоя цена. Да какие там двести! — Тарских махнул рукой, налил себе еще коньяку и опять выпил не закусывая. — Там же еще впереди целый паровоз. Хозяин.., сутенеры-мамки.., шоферы.., охранники... Аренда-реклама и прочее. Полтинник на руки от силы. А то и меньше. Тыща рублей в зубы. Пшла!!

«Меха-бриллианты»!.. «Надо же мне в чем-то ходить!» Ага!.. Ты, дэвушка, туда нэ ходи, ты сюда ходи! — он уже немного опьянел и слегка заговаривался. Мысли путались. Боль несколько отпустила.

Напьюсь сегодня! — решил Тарских. — Это, пожалуй, самое разумное будет в данной ситуации. И не хочется, а надо. Стресс снять. А то как бы не крякнуть тут на нервной почве. Из-за этой стервы. Она-то только рада будет. Никаких проблем!

Сознание, что это горькая правда, было невыносимо. Он все еще так и не мог до конца поверить в такое чудовищное вероломство. Что она вот так вот просто взяла и ушла. Что все эти два года она просто комедию перед ним ломала. Что все эти ее нежные слова, признания — все это сплошной блеф, шоу и лицедейство. Просто ради денег. Да не может же такого быть!! Это человек?! Ну не может человек себя так вести! Не может!! Даже женщина.

Тарских выпил еще одну рюмку, не чувствуя вкуса.

Нет, так дело не пойдет! — сообразил он. — Так я тут всю ночь сидеть буду.

Он, пошатываясь, встал и достал из буфета стакан.

Во! — удовлетворенно подумал он, наливая стакан до краев. — «Вздрочь»! — вспомнился вдруг ему Даль. До краев — это «вздрочь». — Да. Вздрочь, — с удовольствием повторил он понравившееся ему словечко, разглядывая стакан на свет. — Ну, будем! Вздрогнем. Вздрочим.

* * *

Тарских открыл глаза и с удивлением посмотрел на пустой стакан и пустую бутылку прямо перед собой. Перед носом.

Черт! На столе на кухне заснул, — понял он, приподнимая голову. — Сколько сейчас время?

Часы показывали без одной минуты двенадцать.

Да не может быть! — не поверил Тарских. — Я что, всего два часа спал? — он чувствовал себя абсолютно трезвым. Ни головной боли, ничего. Напротив, мысли были как никогда ясными и четкими. — Ладно, в любом случае лучше сейчас спать лечь, — решил он. — Завтра все тут уберу.

Он погасил свет в кухне и пошел в спальню. Дверь в спальню была почему-то закрыта. Тарских, мимолетно, удивившись этой маленькой странности, повернул ручку. Не открывается! Дверь была заперта! Тарских, ничего не понимая, подергал ручку посильнее, и в этот момент часы пробили полночь.

Дверь вдруг сама собой распахнулась. Тарских, замирая отчего-то, медленно вошел. И обомлел! Это была не его спальня!

Огромное, необъятных размеров помещение предстало перед его изумленным взором. Какие-то колонны, ступени, арки... Помещение было сильно затемнено, и все это лишь смутно угадывалось.